Моника Али - Нерассказанная история Страница 23

Был ли другой королевский дом, за члена которого она могла бы выйти замуж?

Нет, разумеется.

Она была сыта по горло членами королевских семей.

Миллиардер-финансист? Пойти по стопам Джеки Онассис?

Она подумывала об этом. Конечно, ведь она – сверкающий драгоценный приз.

Но она также представляла собой массу неприятностей, а миллиардеры, похоже, делились на два лагеря: тех, кто любил дорогие безделушки и не хотел, чтобы эти безделушки слишком уж бесцеремонно вмешивались в их жизнь, и тех, кто предпочитал жениться на своих интеллектуальных ровнях, но при этом не желал, чтобы жены доставляли им слишком много беспокойства. Отыскать человека, который стоил бы ее любви, означало найти такого, у которого была бы цель. А тот, у кого есть цель, не готов быть поглощенным или съеденным заживо ее всеобъемлющей славой.

12 февраля 1998 года

Сегодня опять приходила Глория. Измерив давление, она обхватила мою руку мясистыми пальцами:

– Неплохо бы вас подкормить!

Мне нравится ее жизнерадостная грубость. Я ответил, что сейчас в моде стройность (по правде говоря, я сознаю, с какой скоростью ползу вниз).

– Я кое-что для вас сделаю, – сказала она.

Но что именно, не объяснила. Надела пальто и ушла. Я думал, что она отправилась покупать продукты, чтобы быстро сварить мне вкусный питательный суп.

Но она вернулась с пластиковым пакетом белковых коктейлей, которые употребляют бодибилдеры.

– Два раза в день после обеда, – велела она. – Не подведите меня.

Самое смешное то, что я не хотел ее подводить. И почти боялся увидеть ее разочарованные глаза.

Пока она сортировала лекарства и делала себе пометки, я сидел у окна, наблюдая, как собака гоняется за волнами на пляже.

– Пенни за ваши мысли, – объявила Глория.

Я ответил, что ни о чем особенном не думаю.

– Я не лезу в ваши дела, – заверила она.

Я пообещал рассказать ей любую тайну, если таковая появится.

Когда женщина спрашивает мужчину, о чем тот думает, а он отвечает «ни о чем», женщина досадует. А мужчина очень доволен, что о нем заботятся. По правде говоря, в большинстве случаев его мысли абсолютно ничем не заняты. Состояние совершенно чуждое женщинам, если только они не впали в полное отчаяние.

Но я думал о вечере, лет десять или около того назад, в Королевском оперном театре в Ковент-Гардене. VIP-мероприятие со знаменитыми гостями, певцами и танцовщиками. И она решила устроить сюрприз, который от всех держала в тайне. Я знал, что она уже несколько недель репетирует танец – балетный, но на поп-музыку. Когда она выскользнула из королевской ложи, чтобы переодеться, я больше не смог смотреть на сцену. Не сводил глаз с принца, и когда ее благодарили овацией и несколько раз вызывали на сцену, его лицо окаменело. Тогда она была еще очень молода и влюблена в мужа, но чем больше публика любила ее, тем безжалостнее он выбрасывал ее из сердца.

На следующий день я провожал ее в дом престарелых. Но еще утром она заливалась слезами.

– Всем понравилось, верно? Всем, кроме моего проклятого муженька.

Я наверняка сказал что-то ужасающе-назидательное, потому что она разнесла меня в пух и прах. Я не понял главного. Вернее, не захотел понять. Она танцевала для него.

Дом престарелых находился в предместье Лондона. Старики собрались полукругом в гостиной. Когда она вошла, раздались нестройные аплодисменты, охи и ахи, и я помню, что подумал, как это должно быть тяжело: заслужить обожание незнакомых людей и встречать холод и равнодушие в собственном доме.

Она весело болтала, не выказывая ни малейшего признака утренних страданий. Честно говоря, я и не верю, что она их скрывала. Просто искренне погрузилась в старческие переживания и болезни. Когда одна женщина, упомянувшая о том, что пятьдесят лет назад потеряла мужа, разрыдалась, она погладила ее по щеке.

Калека, прикованный к креслу, неожиданно громко запел, заглушая разговор.

Дамы смущенно закудахтали, но их высокопоставленная гостья осталась абсолютно невозмутимой. Мало того, подхватила мелодию. Комната заполнилась надтреснутыми голосами, выводившими «Меловые скалы Дувра», за которыми последовало исполнение когда-то известного хита «Один чарующий вечер».

В комнате не осталось сухих глаз. И моих в том числе.

Она была звездой. Во всем. Интуиция редко ее подводила. Если, разумеется, речь не шла о мужчинах в ее жизни.

13 февраля 1998 года

Три недели и два дня до того, как я сяду в самолет, чтобы снова ее увидеть. Чем она занимается? Как проводит время? А как провожу его я? Ни разу не сел за книгу.

Три недели и два дня. Я словно шестилетний мальчик, считающий минуты до следующего дня рождения!

14 февраля 1998 года

Сегодня я спросил доктора Пател, верит ли она в жизнь после жизни.

– Я индианка, – напомнила она. – И верю в реинкарнацию.

Меня восхищал вызов, сверкавший в ее вишнево-карих глазах. Странно, почему я раньше не замечал, как она красива!

Она ждала, пока я подниму свою интеллектуальную дубинку. Вместе мы заменяем настоящий дискуссионный клуб!

Я ответил, что тоже верю в реинкарнацию. Но в подробности не вдавался. Думаю, что оскорбил ее, и она решила, будто я подшучиваю над ней. Может, мне следовало сказать, что я верю во второй шанс.

15 февраля 1998 года

Я постоянно торчу у окна или хожу на прогулки. С целью «прояснить голову». Тоже мне, пустая надежда…

Я пытаюсь все разложить по полочкам. Какая причина должна быть первой в списке? Перечисляю их в уме снова и снова. Но какой в этом смысл? Какая разница?!

Достигну ли я точки окончательной ясности, если запишу все по порядку?

Именно этот вопрос я привык задавать. Мысли, изложенные на бумаге, обостряют способность логически мыслить. Наружу выплывают слабые места в доводах.

Беда в том, что не все причины были верны.

Она считала, что за ней охотятся. Доказательством, по ее мнению, служила смерть несчастного парня, телохранителя, которого уволили со службы, после того как их отношения были раскрыты. Он погиб в мотоциклетной аварии. Или «аварии».

Она никогда не говорила об этом без того, чтобы не начертить пальцем кавычки в воздухе. Вот как далеко они способны зайти! Вот какими безжалостными могут быть!

Я не всегда понимал, кто эти «они». Подозреваю, что ей это тоже было не совсем ясно. Хотя иногда она показывала пальцем на своего свекра. Никогда на свекровь, которая в силу своей роли просто обязана оставаться вне подозрений!

Было ли это чистой паранойей, когда она велела проверить Кенсингтонский дворец на жучки (я сам рекомендовал фирму) или осматривала машину, боясь обнаружить маячок? Не могу сказать точно. Но чувствовал, что обнародование подслушанных телефонных разговоров с любовником – это подстава, чтобы уравновесить ситуацию после того, как ее муж был равным образом опозорен. Она всегда думала прежде всего о детях. Но тогда они были слишком маленькими (восемь и десять, по-моему), чтобы что-то понимать. Все еще ограждены собственной юностью.

Я настоятельно советовал ей не отказываться от королевского покровительства. Хотя знал, насколько она упряма. К тому же она все решила. И не могла вынести ощущения того, что они постоянно за ней следят. Она хотела стать свободной. И была уверена, что существуют силы, желающие ее смерти. Это предположение она с пугающей частотой повторяла в моем присутствии. И не только в моем. Но и других доверенных лиц. К сожалению, последние не всегда оправдывали свое звание: вода на мельницу «теоретиков заговора».

– Лоуренс, неужели не видите? – спокойно сказала она однажды, когда мы гуляли в саду Кенсингтонского дворца и уселись в обвитой клематисом беседке.

– Я всегда была для них пятой спицей в колеснице. Помехой. Я не уйду тихо, и это доводит их до безумия. Они считают, что мне стоило бы лечь и умереть.

Я заверил, что они, конечно, ее недооценивают. Мне всегда было трудно не запутаться в ее точках зрения на мир: когда мы беседовали, я тоже говорил «они» и «их».

– Все намного хуже.

Она потянулась к фиолетовому цветку и принялась обрывать лепестки.

– Не стану делать этого им в угоду. Поэтому им придется все устраивать самим. Скажем, я куда-то еду, и тормоза внезапно откажут. Нечто такое, что выглядело бы вполне невинным. Когда все случится, вы сами не поверите, что это убийство, верно?

Услышав это в первый раз, я растерялся. По-моему, даже разинул и тут же закрыл рот. Молча. Она посчитала это ужасно забавным.

– В чем дело? Нет сил что-то сказать? Послушаем же вашу идеально правильную речь!

16 февраля 1998 года

Интересно, верит ли все еще она этому? Издалека, оглядываясь назад… неужели она не понимает, как это все абсурдно.