Луис Ривера - Есть только те, кто сражается Страница 10

Он греб неторопливо, стараясь не делать резких движений, держа курс на восток.

«В конце концов куда-нибудь да дойду. Берег большой…»

Море было ярко-синим, чистым и спокойным. Иногда встречались небольшие плавучие островки водорослей, которые мерно покачивались на невысоких волнах. В некоторых местах, где было скопление планктона, море становилось зеленоватым и немного мутным. Но в основном Север шел по чистой воде. Он видел, как стайки рыб бестолково снуют в прозрачной глубине. Несколько раз он заметил вдалеке дельфинов.

Когда солнце поднялось совсем высоко и стало припекать, он снял куртку. Хотелось пить, но Север решил терпеть до последнего. Воды оставалось совсем немного, а дождя, судя по всему, не предвиделось.

Он рыбачил целый день. Но поймать ему ничего не удалось. Когда на море опустилась ночь, Север сложил весла, отпил немного воды и лег спать. Прежде чем уснуть, он долго ворочался. Желудок начинало сводить от голода.

«Этот день не мой, — подумал Север. — Может быть, завтра…»

— Даже и не думай так! — оборвал он сам себя. — Никаких «может быть». Ты должен поймать хоть что-нибудь. У тебя нет права на нелепую смерть от голода. Шторм — ладно, здесь ты был бессилен. Но поймать рыбу — это совсем другое дело. Здесь очень многое зависит от тебя. Если ты не сдашься сам, голод тебя не одолеет.

Но и на следующий день, несмотря на все старания, крючки оставались пустыми. Вернее — с остатками наживки. Когда Север вечером вытащил снасти из моря, сардины были наполовину объедены какой-то мелкой хищной рыбешкой, а от креветок остались только крошечные кусочки мяса, прилипшие к крючкам.

И снова он всю ночь боролся с голодом и холодом, время от времени впадая в тяжелую, мутную дрему.

Так прошло еще два дня. Никаких признаков близкой суши не было. Человека окружали только небо и море. Днем беспощадное солнце медленно иссушало его. Ночью он дрожал от холода, лежа на дне лодки.

От яркого света и слепящих бликов на воде у него постоянно болели глаза. Губы высохли и потрескались.

Вода почти закончилась. Того, что плескалось на дне фляги, едва бы хватило на десяток глотков. Питался он небольшими моллюсками, которые облепили борта лодки. Если попадались островки водорослей, он затаскивал их в лодку, перетряхивал, находя там иногда креветок или моллюсков. Крупных и сочных рачков он оставлял для наживки, остальных съедал сам, не очищая, целиком, вместе с головой и панцирем.

Поначалу вкус сырых креветок показался ему отвратительным. Но он быстро привык к нему. Ему были нужны силы, чтобы поймать что-нибудь более существенное.

Он уже не думал о том, чтобы не сбиться с курса. В голове была только одна мысль — поймать рыбу и поесть. Поесть как следует, чтобы голод перестал наконец грызть внутренности. Чтобы не накатывала тошнотворная слабость и не мутилось в голове.

Ему повезло только вечером пятого дня. Сил грести у Севера уже не было, не говоря уже о том, чтобы справиться с парусом. Он просто привалился к борту лодки, сжимая в руке леску. Лодка медленно дрейфовала по течению. Ему было все равно, куда его несут волны. Вода кончилась, и он теперь ждал мучительной смерти от жажды.

«За эти дни я уже настолько привык к мысли о смерти, что даже скучно думать об этом. Так надоело умирать…» — подумал Север. Мысли текли медленно, словно загустевший сахарный сироп.

Заходящее солнце, будто прощаясь с этим миром, отдавало ему остатки своего тепла. Море ласково шептало что-то успокаивающее. Небо было бледно-голубым, с розовыми росчерками перистых облаков на горизонте. Среди этого равнодушного ко всему великолепия медленно умирал человек, затерявшийся в безбрежном океане на крошечном суденышке.

Леска дернулась сперва едва заметно. Прутик лишь чуть согнулся и сразу же выпрямился. Север даже не пошевелился. Он был уверен, что это опять какая-то мелкая рыбешка объедает наживку. Но вот леса дернулась сильнее, прут резко согнулся, и Север понял, что на этот раз рыба клюнула по-настоящему.

Не теряя ни секунды, он бросился на корму и схватил леску. Она была натянута как струна, и Север сразу почувствовал, что на том конце бьется, пытаясь сорваться с крючка, хорошая крупная рыба.

Сначала рыба попыталась уйти на глубину, леска уходила в воду почти вертикально. Север решил не торопить ее.

— Пусть немного поплавает так… — шептал он потрескавшимися губами. — Пусть. Я терпел долго… Потерплю и еще чуть-чуть. Пусть она устанет. Так, чтобы у нее не хватило сил оборвать леску.

Он перебрался ближе к корме. Леска врезалась в руку так, что показались капельки крови. Север стиснул зубы и подхватил леску другой рукой.

— Это ничего. Не так уж и больно… Пусть она хоть всю кожу с руки снимет, я потерплю. Больше мне ничего не остается. Если ты думаешь, рыба, что я перережу леску, чтобы избавиться от боли, ты ошибаешься. Я научился преодолевать еще не такое. За эти дни в море я научился большему, чем за всю свою жизнь, рыба. Так что не играй со мной в эти игры.

Рыба ходила кругами в глубине, не собираясь уставать. На каждом круге, когда рыба приближалась к лодке, Север чуть выбирал леску.

— Вот так, — приговаривал он, — еще немного, рыба. Еще чуть-чуть… Тебе хочется жить. Плавать в прохладной глубине, на свободе… У тебя, наверное, была замечательная жизнь. Поверь, мне жаль тебя убивать. Но ты была рождена для того, чтобы подарить свою жизнь мне. И вот срок пришел. Так устроен мир, и с этим ничего не поделаешь. Неважно, хороший ты или плохой, ты рожден для того, чтобы своей смертью дать кому-то жизнь. Иначе не бывает. И спорить с этим, рыба, бессмысленно. Я тоже рано или поздно умру. Так что мы с тобой равны.

Но рыба не собиралась так просто отдавать свою жизнь. Она была сильной, выносливой и опытной. На крючке рыба бывала не единожды. И каждый раз ей удавалось уйти. Либо оборвав леску, либо сорвавшись с крючка, либо просто утомив не слишком упорного рыбака до такой степени, что он с проклятиями обрезал леску.

Она играла с Севером. То подходила близко к лодке и позволяла ему выбрать лесу, то вдруг уходила на глубину, заставляя человека отпускать понемногу тонкую бечеву.

Она делал круг за кругом, и Север с отчаянием понял, что рыба не собирается уставать. Конечно, не будь он так измучен голодом и жаждой, он справился бы с ней быстрее и легче. Но сейчас, когда колени противно дрожали, к горлу подкатывала тошнота, а перед глазами все плыло, каждый новый маневр рыбы заставлял Севера собирать последние силы.

Но он понимал, что если сейчас он упустит ее, то обречет себя на верную смерть. Он отдал слишком много сил. На новую попытку их просто не осталось. Либо довести дело до конца сейчас, либо умирать. Иного не дано.

«Простой выбор, — подумал Север. — Очень простой. Жизнь или смерть. Точнее — борьба или смерть. Если не хватит сил и мужества на борьбу, значит, ты заслуживаешь' только смерти. Все справедливо. Хотя и очень жестоко… Впрочем, и жизнь и смерть одинаково жестоки — это закон нашего мира. Спорить с ним бесполезно. Можно только сделать свой выбор. И если ты выбираешь жизнь, значит, будь готов к борьбе. Будь готов отдать все свои силы в этой борьбе. И не хнычь. Тогда у тебя есть шанс… Если же избегать борьбы — останется лишь смерть».

— Как все просто, — сказал он вслух. — Очень просто. И очень сурово. Так же просто и сурово, как сама жизнь. И глупец тот, кто пытается уйти от этого выбора. Он пытается достичь невозможного. И в конце концов терпит поражение…

Да что же это за рыба?! Неужели она никогда не устанет?..

Он посмотрел на свои окровавленные руки. Ему было жалко себя, но он понимал, что если дать волю этому чувству — он проиграет.

— Жалость к себе убивает быстрее, чем пуля, — прошептал он. — Лисица, попав в капкан, отгрызает себе лапу. Птица летит на юг, невзирая на усталость и чудовищные мозоли под крыльями… Природе неведомы жалость и снисхождение. Если хочешь жить — научись презирать жизнь. Если хочешь побеждать o— научись презирать боль. Если хочешь быть всем — научись самоотречению и самоотрицанию. Кто отказался от себя, делает шаг к себе. Кто отказался от всего — ' становится хозяином мира. Так что, рыба, про— \ должай свои игры. Меня больше нет. Есть только ты и эта чертова леска… И еще моя воля и желание победить. Видишь, как я богат, рыба? Тебе не одолеть меня…

Голос его срывался, все тело дрожало от напряжения, изрезанные руки жгло огнем, но Север не обращал на это внимания. Тело с его болью и усталостью было отдельно от него. Так смотришь на страдания постороннего человека — все осознаешь, но ничего особенного не чувствуешь. Для Севера существовали только леска, рыба и желание жить. Все остальное исчезло и перестало хоть что-нибудь значить… Он вдруг понял, что сможет сидеть так, пока не умрет. И ничто, кроме смерти, не заставит его разжать израненных рук…