Алексей Ксендзюк - После Кастанеды: дальнейшее исследование Страница 45

Итак, можно сказать, что подобные трансформации эго возможны и наблюдаются, в первую очередь, под воздействием химических агентов, сильно изменяющих режим восприятия у субъекта. И здесь мы неминуемо приходим к объединению таких понятий, как «европейское» эго и «толтекская» точка сборки.

На этом элементе энергетического тела (ЭТ) следует остановиться особо, поскольку именно он является ключевым звеном в формировании того типа организации осознания, который делает нас существами, способными к самопроизвольной трансформации, т. е. магами.

Традиционная психология много рассуждала и продолжает рассуждать о перцептивных процессах, и здесь действительно сделано немало. Можно сказать, что концепция "точки сборки" напрашивается из всего того, что на сегодняшний день известно о восприятии. Действительно, восприятие есть результат определенного рода "собирания вместе" и в определенном порядке элементарных ощущений и совокупностей ощущений. Понятно также, что здесь имеет место интерпретация сенсорных сигналов на основе памяти и перцептивного опыта субъекта. Правда, не совсем ясно, что является первичным — сборка сигналов по имеющимся в памяти шаблонам или интерпретация фрагментов, которая уже затем вводит в действие механизм интерпретации. На мой взгляд, перцептивный процесс имеет несколько этапов, и на каждом из них психика производит оба действия одновременно (конечно, это условная одновременность — перцептивный аппарат работает с очень высокой скоростью, всякий раз добиваясь максимальной четкости узнавания за счет многократного прибегания к обоим процессам поочередно). В своей книге "Тайна Карлоса Кастанеды" (1995) я уже приводил одну из приемлемых, как мне кажется, схем работы восприятия. Ни в коем случае не берусь утверждать, что приведенная мною схема является исчерпывающей, однако три момента, указанные там, и по сей день кажутся мне фундаментальными: выделение обрабатываемого сигнала (вытеснение "шума"), наделение извлеченных сенсорных блоков смыслом и оценка этого смысла (референция). На каждом этапе перцепции производится множество операций с воспринимаемым материалом — все они имеют целью уточнение восприятия через сравнение с рядом шаблонов, каждый раз все более конкретных и менее общих, а также через вытеснение или игнорирование сигналов, противоречащих выбранному сознанием шаблону.

Извлечение из "инвентарного списка" подходящего шаблона и удаление излишней, вносящей неопределенность и противоречия информации — две стороны одного и того же процесса. Психологически они в общем объяснимы и даже поддаются алгоритмизации, что сулит определенные надежды тем кибернетикам, что занимаются моделированием перцептивных процессов. Однако это вовсе не значит, что мы хоть в какой-то степени приблизились к тайне самой природы восприятия, поскольку исходный принцип сборки по-прежнему неясен. Мы предполагаем, что он связан с общей биологической конституцией вида и сильно обусловлен социально через научение. Мы знаем также, что в самых неординарных ситуациях восприятия перцептивный аппарат стремится собирать целостную картину мира — даже тогда, когда ему для этого явно не хватает информации (скажем, в сновидении). Но почему так происходит? Почему мы воспринимаем мир таким сложным образом, прибегая к невероятным интегративным механизмам, сводя все внешнее в некоторой целостности? Столь уж это необходимо для выживания иди здесь природа отошла от принципа экономии ради каких-то неведомых человеку целей?

Как бы там ни было, иного способа воспринимать мы не знаем. Более того, комплектация сенсорных сигналов в пучки и структуры пучков — пожалуй, единственная неоспоримая деталь в нашем понимании перцепции. Но для академической науки речь здесь всегда шла исключительно об информационных, психологических (т. е. идеальных) процессах, и до Карлоса Кастанеды никто не строил концепции восприятия на основе энергетической. Никто не превращал умозрительные представления о «сборке», «структуризации» в онтологические факты, в реальность, существующую помимо нашего воображения. Тем более, никто из современных нейрофизиологов или психологов не возьмет на себя смелость утверждать, будто физически существует некая «точка», в которой подобная «сборка» происходит. В эпоху неоднозначных и откровенно аморфных представлений о работе мозга такое заявление казалось бы непростительной наивностью.

Однако именно такая «наивная» гипотеза позволяет объяснить целый ряд принципиально важных явлений, регулярно наблюдаемых в состояниях измененного сознания и (хотя не столь очевидно) детерминирующих повседневное человеческое восприятие. Эвристическая ценность такой модели становится особенно заметной, если вспомнить о том, что "точка сборки" способна передвигаться, собирая по одной и той же, утвержденной сознанием схеме самый разнородный сенсорный материал. Это позволяет понять, как формируются сны и галлюцинации, как возникают перцептивные иллюзии, как генерируется фактическое содержание видений при различных интоксикациях и в результате применения тех или иных психотехник (статических и динамических медитаций, деприваций, техник измененного поведения и реагирования, а также многое др.). Сегодня мы имеем достаточно косвенных подтверждений именно такой модели человеческого восприятия — об этих подтверждениях еще будет сказано.

Не вызывает сомнений и тот простой факт, что поле нашего восприятия ограничено. Академическая наука связывает это, по сути, с ограниченными возможностями человеческих органов чувств, и только изредка, как второстепенные, упоминаются конструктивные ограничения, вызванные особенностями самого перцептивного процесса. Понятно, что человек не может воспринять инфракрасные или ультрафиолетовые лучи из-за физиологического барьера, существующего для нашего глазного яблока. Но мы почему-то редко задумываемся о том, что не менее прочный барьер ограждает нас от восприятия того, что по своей структуре никогда не было объектом нашего психического опыта — либо потому, что объекты такого сорта просто никогда ранее не встречались человеку (подобные сложности, а порой и принципиальные затруднения возникают, скажем, при встрече с чем-то чуждым опыту вида, допустим, с НЛО), либо потому, что наша биология не имеет ничего общего с попавшим в поле восприятия объектом и в обычном режиме функционирования никогда не вступает с ним в контакт (так называемые "полевые структуры" и прочие «призрачные» штучки).

Удивительно и необъяснимо с традиционной научной точки зрения то, что картина восприятия может значительно (порою качественно) меняться в том случае, если мы начинаем применять специальные приемы в обращении с собственным вниманием. Легче всего это заметить, работая с контролируемыми сновидениями — особенно в тех случаях, когда внешний сигнал достигает сознания, и испытатель сталкивается с всплесками ясновидения, входит в совместное с кем-то другим сновидение и т. д. и т. п.

Аппарат, который содержит в себе все перцептивные шаблоны и осуществляет интерпретацию, приводящую к целостной картине мира, дон Хуан в книгах Кастанеды называет тоналем, и у нас нет причин отказываться от этого емкого термина. Можно сказать, что тональ генерирует мир, в котором мы живем, а потому так называется и описание мира, созданное человеком и поддерживаемое им. У этой фундаментальной пары "тональ — нагуаль" весомый философский контекст, но мы не станем на нем специально останавливаться. Лучше обратим специальное внимание на то, что происходит с личностью при сдвиге точки сборки и как такой сдвиг влияет на то, что мы привыкли называть "человеческим эго".

Вспомните, как нагуаль Хуан Матус ловко привел Кастанеду в "место без жалости". Дон Хуан, по его собственному заверению, манипулировал исключительно режимом перцепции своего упрямого ученика. Его отнюдь не интересовали такие абстрактные вещи, как "трансформация эго", ему нужно было просто сдвинуть точку сборки своего подопечного в такое место, откуда ей потом будет легче отправиться в странствие по иным мирам восприятия. Однако в этой позиции точки сборки человек был не способен испытывать жалость ни к себе, ни к окружающим, потому она и получила устрашающее название "место без жалости".

Подобных примеров у Кастанеды можно найти множество. Безусловно, существует немало позиций точки сборки, где отсутствует страх смерти или чувство собственной важности. Существуют такие позиции, где самосознание не может собрать даже «схему» собственного тела — что уж тут говорить о личности, об эго, если физический облик персоны служит всегда фундаментом для эгоистических конструкций! Немало, однако, и таких мест, где отсутствие привычных отрицательных эмоций с лихвой замещают иные — порой мучительные и ужасающие.