Николай Рерих - Алтай – Гималаи Страница 50

На обеде у Гмыркиных целый стол русских. Оказывается, сегодня важный день. Дуту призывал к себе дунган и заявил им, что ничего против них не имеет. В начале марта здесь была мобилизация; при этом было объявлено, что призываются все, а дунган не нужно. Дунгане встревожились, тем более что с некоторых постов дунганские чиновники были удалены. В самом городе оперирует опасная шайка дунган. По мобилизации было послано до десяти тысяч войск в направлении Хами.

12 апреля

С утра люди отказались переезжать за город в юрты. Боятся нападения грабителей. Поехали с Юрием к Кавальери, к Чжу Да-хену (знающему русский язык), к Фаню (заведующему иностранной частью) и к самому дуту. Долго ехали китайским городом. Тройные стены. Длинные ряды лавок. Продукты разнообразнее, чем в Кашгаре. Кавальери – симпатичный итальянец, заведует почтой. Изумляется всем нашим происшествиям и советует нам ехать на Чугучак, через Сибирь – в Японию. Так же как ехал отсюда наш приятель Аллан Прист. Чжу Да-хен – молодой китаец, отлично владеет русским. Улыбается, возмущается поступками в Хотане и в Карашаре и уверяет, что он готов помочь. Ведет нас к Фаню и дуту. Следуем через всякие ворота и закоулки. У обоих дигнитариев[223] пьем чай. Оба – подкладывают нам сахар и уверяют, что в Хотане и Карашаре сделаны властями ошибки, что мы великие люди и потому должны простить малых людей. Уверяют, что более ничто подобное не повторится и мы можем быть совершенно покойны в Урумчи. Но о расследовании – ни звука. Едем обратно через все длинные базары. Ряды ситца, шорных изделий, дешевой посуды и лубочных картинок. Дома Е. И. встречает нас сюрпризом: именно в то время, когда дуту заверял нас в своей дружбе, содействии и благожелательстве, – именно в ту минуту у нас был сделан подробный обыск полицмейстером в сопровождении татарина-переводчика. Опять Е. И. была допрашиваема о наших художественных работах, опять вся нелепость была проделана от начала до конца. Как же можно верить уверениям дуту?

После обеда иду к консулу Быстрову просить устроить проезд через Алтай, через Сибирь, подобно Присту. Ответ может прийти через две недели. Найти лучшую квартиру нельзя – все дома переполнены. Говорят, что через пять дней кто-то уезжает из города. Не удастся ли хоть на время переехать в более удобное помещение. «Улыбайся! Улыбайся!»

Сегодня я сказал трем китайским высшим чиновникам так: «Мне 52 года. Я был встречен почетно в 23 странах. Никто в жизни не запрещал мне свободно заниматься мирным художественным трудом. Никто в жизни меня не арестовывал. Никто в жизни не отнимал от меня револьвера как средства защиты. Никто в жизни не высылал меня насильственно в нежелательном мне направлении. Никто в жизни не вскрывал самовольно моих денежных пакетов. Никто в жизни не возил вместе со мной арестантов. Никто никогда не обращался со мной, как с разбойником. Никто никогда не отказывал принять во внимание просьбу пожилой дамы, основанную на вопросе здоровья. Но китайские власти все это проделали. Теперь наше единственное желание – как можно скорее покинуть пределы Китая, где так оскорбляют мирную культурную экспедицию Америки».

Все это сказано. Генерал-губернатор и вице-губернатор не возражают. Уверяют, что в Урумчи нас никто не тронет, а за спиной именно в эту же минуту проделывают обыск, и Е. И. должна бессмысленно раскрывать ящики и сундуки. «Улыбайся!»

13 апреля

Вы спросите: «Отчего гниет Китай?». От беспринципности и бесчеловечности. Спросите: «Вы, кажется, разлюбили Восток?». Вовсе нет, наоборот. Но во имя справедливости мы должны отличать молодые жизненные побеги от сухих ветвей. И сухие ветки должны быть отсекаемы для спасения общего блага. Совершается в Китае великий процесс.

Ищем какой-нибудь сносный дом. В Урумчи это труднее всего. Сегодня ночью у Гмыркиных увели лошадь. За ночь сломали высокую стену и угнали из конюшни. Собаки лаяли. Конюхи спали. Воры трудились, и лошадь исчезла. Конечно, полиция ее не найдет. Но может быть, ее удастся выкупить у местных киргизов.

Гремят барабаны. С красным знаменем идет вновь сформированный полк. Отъявленные оборванцы. Но Ф. (директор Русско-Азиатского банка) успокаивает: «Это еще ничего, а вот вы посмотрите солдат около Хами». Какие же там банды! «Улыбайся!»

Улыбаясь, нам говорят китайцы: «Как вам интересно будет рассказывать в Америке все ваши приключения». Какое-то странное отношение к самим себе, точно к чему-то легковерному и мягкотелому. Так же странно, что все бумаги и удостоверения из Америки мало читаются и всегда спрашивается: «А что у вас еще есть?».

Вот и Присту не дали снять фото в Дуньхуане, а между тем в шести томах Пеллио пещеры эти давно показаны.

Приходит Ф., директор Русско-Азиатского банка, энергичный и широко смотрящий. Он не знает, как ему возвращаться в Шанхай. По так называемой императорской дороге нельзя. Уже по пути сюда он был там арестован и задержан, а потом попал под обстрел хунхузов,[224] которые часто сформированы лучше правительственных войск. Рассказывает о бывших событиях в Сибири. Очень плохого мнения об Оссендовском. Рассказывает ужасы об Унгерне, Семенове. Приходит Г. Новые рассказы об ужасах отряда Анненкова. Как сотник Васильев изрубил шестнадцать офицерских семей своего отряда, предварительно изнасиловав женщин. Где же человекообразие?

14 апреля

Яркий, солнечный день. Сияют снега на горе Богдо-Ула.[225] Это та самая гора, за которой «живут святые люди». Можно подумать, уж не на Алтае ли отведено место для них? Сегодня начнется праздник рамазана. Барабаны, кличи на мечетях и толпы люда.

Интересно было бы подойти ближе к психологии местной власти. Есть тут так называемые генералы и министры финансов, промышленности и просвещения. Надо надеяться, что нет министра путей сообщений, иначе чем бы объяснить отчаянное состояние дорог. Как просвещает народ министр просвещения? И где она, таинственная система промышленности? Когда министр промышленности спросил одного больного о состоянии его здоровья, тот сказал: «Так же, как и ваша промышленность». А дуту «скромно» заявляет, что благодарное население поставило ему памятник за процветание края.

Замечательна система налогов. Например, на золотых приисках налог взимается с числа рабочих, совершенно независимо от результатов работ. Сейчас на Черном Иртыше золотоискателей до 30 000 человек. Конечно, все это сводится к порче золотоносной почвы. Переезжаем в маленький домик при Русско-Азиатском банке. Вероятно, придется пробыть еще недели две.

15 апреля

Рассказы о дуту. Пекинское правительство неоднократно пробовало смещать его, но хитрый дуту собирал подписи местных баев, и в Пекин следовала составленная им петиция населения о том, что лишь присутствие Янь-дуту обеспечивает спокойствие области. Но спокойствие области дуту подобно смерти. Правитель утверждает, что построение фабрик и расширение производств создаст класс рабочих, а потому не следует развивать производства и строить фабрики.

В 1913 году правитель заподозрил измену своих восьми родственников. Потому он устроил парадный обед, пригласил всех должностных лиц и во время обеда собственноручно застрелил главного заподозренного, а стража тут же за столом прикончила семь остальных. В 1918 году дуту возымел злобу против одного из амбаней. Он послал опального в Хами, а на пути амбань был заклеен бумагой, и таким необыкновенным путем задушен. В «Саду пыток» Мирбо это измышление зла было упущено.

Конечно, сборы на установку памятника дуту были произведены по всему краю насильственной подпиской. И от «благодарного населения» появилась безобразная медная фигура с золочеными эполетами и звездами. Для улучшения нравов своих чиновников дуту запрещает им выписывать иностранные и лучшие китайские газеты. Чудовищно видеть все эти средневековые меры в дни эволюции мира. Немногим чутким молодым чиновникам приходится очень тяжко. Вспоминаю грустную улыбку амбаня Паня в Аксу. Понимаю, отчего у него были газеты лишь от Кавальери. Надежда одна: дуту очень стар и его «благотворное» омертвление огромного края не сможет продолжаться долго. Не надо забывать, что население хорошо помнит тех немногих китайцев, которые не грабили и не проявили человеконенавистничества. Хорошо говорят о каком-то даотае Чугучака. Хорошо, тепло вспоминают Пань Да-женя, отца нашего знакомца из Аксу. Когда хоронили старого Пань Да-женя, весь город вышел его проводить. Сверх обычая старый чиновник не оставил никакого состояния, ибо не брал взяток.

Сегодня праздник рамазана. Город разоделся в яркие одежды. Ходят друг к другу с визитами. Утром до 2000 человек на открытом поле слушали проповедь муллы. Два китайских визита – Чжу Да-хен и Фань с переводчиками. Молоденький Чжу Да-хен явно нам симпатизирует, и его живые глаза могут прямо смотреть на нас. Чаще отвертывает глаза Фань. Теперь у него новая отговорка: все наши неприятности проистекли от пекинского правительства, которое не известило Синьцзян о нашем приезде. Но ведь с 12 октября по сегодня Фань имел достаточно времени, чтобы снестись с Пекином. И нечего валить на Пекин вину Синьцзяна.