Промысл Божий в моей жизни - Митрополит Вениамин Страница 17

Молись во имя Сына Моего!

Тотчас вспомнились мне слова Спасителя на прощальной беседе с учениками: «Истинно, истинно говорю вам: о чем ни попросите Отца во имя Мое, даст вам. Доныне вы ничего не просили во имя Мое; просите, и получите, чтобы радость ваша была совершенна» (Ин. 16:23—24).

И здесь я забыл о всех присутствующих и о самом себе, стал молиться о дожде, прося Отца Небесного во имя Господа Иисуса Христа. Разумеется, молился молча.

В это время духовенство поднялось на гору сокращенным, но более трудным путем по прямой линии. Подобрался и народ, хотя и не очень много.

Начали молебен. Освятили воду и вылили ее, по обычаю, в глубь колодца. Народ начал расходиться. Духовенство стало спускаться прежним путем. Небо продолжало быть ясным, и только кое-где медленно плыли светлые облачка.

Я сел на лошадь. Но спускаться вниз по горе оказалось труднее, чем подниматься на нее, и я вынужден был слезть с коня и вести его под уздцы. Приблизительно через час мы были в монастыре.

На небе не было никакой перемены, даже и не думали об этом. Сделали свое дело и забыли о нем.

В трапезной нам подали обед. После него мы взяли из монастыря хлеба на неделю, как обычно это делали, попросили еще брынзы, нагрузили все это на молодого осленка и стали собираться обратно в скит. Было уже приблизительно около шести часов. Осленок шел впереди нас — он хорошо знал эту дорогу. Не спеша мы следовали за ним. Дошли до Студеницы — 4 версты.

К моему удивлению и совершенно незаметно для меня, небо когда-то успело покрыться серыми сплошными облаками, шедшими из-за гор навстречу нам.

Вдруг меня пронизала мысль: неужели Господь даст нам дождя и сотворит чудо! Но я сам боялся поверить этому. Так прошли еще с полчаса. Стали подниматься по горам вверх. Небо стало темнеть. Но осленок уверенно шел по тропинке вперед. В густом лесу тьма сгущалась все сильнее и сильнее. И вдруг я ощутил в воздухе сырость, шедшую от туч. Сам себе еще не веря, я сказал о. Роману:

— Батюшка! А ведь, пожалуй, дождем пахнет. Молчаливый о. Роман ответил:

— Дай Бог дождя!

Мы опять пошли дальше за осленком. Вдруг вдали послышался глухой отзвук грома. Теперь нам уже было ясно, что с тучами надвигается гроза, а с нею, конечно, и дождь. В лесу же стало так темно, что мы буквально не видели своих собственных ног. Вдруг сверкнула молния, раздался гром. И мы увидели свою тропинку на несколько сажен вперед. Потом тьма опять обняла нас, и только привычный осленок шел твердо впереди нас, как вожатый. Молния стала блистать чаще и чаще, как бы освещая нам путь. И я сказал о. Роману:

— Господь зажигает нам на небе будто спички и указывает дорогу.

Воздух становился холодным. Мы прошли еще по горам около трех с лишним верст. Здесь дорога раздваивалась: один путь более длинный, пологий шел вправо в обход оврага; другой же шел прямо, а потом поднимался круто вверх к скиту. Мы хотели направиться по более удобной дороге — направо. Но осленок заупрямился и никак не соглашался идти этим путем. И мы вынуждены были повиноваться ему. Когда дошли до средины оврага, осленок круто повернул вверх к скиту. Молния сверкала, и гром гремел уже почти непрерывно.

Отец Роман говорит мне:

— Ну, владыка, если вы хотите остаться сухим, бегите один вверх, а мы уже придем после.

Так я и сделал. Минут через десять я подходил к крыльцу нашего скита. Вдруг дождевая капля глухо упала на землю. Но я уже был в безопасности. Полил дождь.

И лил всю ночь и напоил с избытком жаждущую землю.

Минут через пять пришел батюшка о. Роман с осленком, но уже весь мокрый.

ПЛАЧУЩИЕ И МИРОТВОРЯЩИЕ ИКОНЫ

Кто не слыхал или не читал рассказов о плачущих иконах Божией Матери? Мне самому пришлось видеть таких два случая.

Когда я был еще профессорским стипендиатом СПб Академии (1907—1908 г.), меня попросили придти в одну семью для служения молебна. Это были мои знакомые: вдова фельдшера, неожиданно рано скончавшегося, и сын его, которого по моей рекомендации приняли в СПб Духовное училище. Жили они, кажется, на Обводном канале.

Когда я зашел к ним в комнату, в углу перед иконой Божией Матери я увидел зажженную лампаду; под иконою была широкая тарелка. На нее и сочилась непрестанно какая-то маслообразная жидкость бесцветного вида и без запаха. Сочившаяся жидкость впитывалась в вату, которую вдова раздавала знакомым, не объявляя, по смирению, о необыкновенном событии церковным властям..

Икона была величиною вершков 10x6. Задняя сторона ее пропитана была насквозь миром, чего прежде не было. Я отслужил перед нею молебен и возвратился в Академию. После я не бывал в доме этой семьи. А вдова и не очень удивилась, когда явилось мироточение. Чудеса верующим людям казались делом естественным.

Другой случай был в скиту св. Саввы, о котором я рассказывал выше. В маленьком алтаре в скитской церковке, с левой стороны в полукруглой небольшой нише была написана икона какого-то святого, перед которой совершалась проскомидия.

Меня, с первых же дней служения литургии, удивило, что из стены сочилась вода. Не зная чем это объяснить, я стал вытирать мокрое место, под которым я скоро заметил совсем другое изображение. Икона была нарисована не масляными красками, а водяными, которые легко смывались. Я стер весь первый слой, а под ним открылось совершенно отчетливо совсем иное изображение. Нарисовано было какое-то молодое лицо, в белой одежде, без опоясания. Не помню сейчас — было ли написано, или я сам догадался, что здесь изображен Иисус Христос, риза которого раздирается еретиками, как это говорится в стихирах в память первого Вселенского Собора: «Кто Твою, Спасе, ризу раздра? Арий — Ты рекл еси.»