Промысл Божий в моей жизни - Митрополит Вениамин Страница 4

— А вот один человек дал мне понять, что мне нельзя идти в монахи.

Вдруг батюшка точно даже разгневался, что так странно было для его кроткого и тихого облика, и спросил строго:

— Кто такой? — И не дожидаясь даже моего ответа, с ударением сказал мне очень много значительных слов, но я их боюсь передать неточно, а приблизительно смысл был таков:

— Как он смеет? Да кто он такой, чтобы говорить против воли Божией?

И о. Никита продолжал говорить мне прочее утешительное.

Мы еще провели в скиту ночь и часть другого дня. После уехали. Батюшка прощался с нами и со мною опять просто, точно ничего и не было им сказано мне особенного. И я тоже успокоился.

Прошло лет пять после того, о. Никита скончался. Составитель его жизни, как-то узнав о предсказании его, попросил меня дать материал. Я тогда уже был иеромонахом Вениамином. И жил в архиерейском доме архиепископа Финляндского Сергия секретарем и «чередным»2.

И я с радостью написал, но только скрыл, что батюшка предсказал мне об архиерействе. Иеромонаху тогда неловко было писать об этом. Еще прошло после того девять лет, а со времени прозорливой беседы четырнадцать, и я, грешник, был хиротонисан во епископа в Симферополе.

А что же случилось с Сашей Ч.? Он женился. И женился не по чистой совести: он и брат его полюбили двух родных сестер. Но так как законы наши запрещают такие браки, то они сговорились пожениться одновременно в разных лишь церквах. Но все же и это был обман перед Богом...

Видно, и это прозревал батюшка. Поэтому и оставил его на Валааме сидеть на скамеечке без ответа, а меня повел «угощать».

После мне еще раз пришлось быть на «Предтече». В домике о. Никиты жил его ученик и преемник по старчеству — отец Пионий, тоже тихий и кроткий.

Я у него попросил что-либо на память о батюшке. О. Пионий снял бумажную иконочку святых равноапостольных Кирилла и Мефодия и благословил меня ею от имени отца Никиты.

А Саша — Александр М. Ч. — после пошел по педагогической службе. Затем был года три в ссылке...

Кстати — о греховности. Ныне лишь я прочитал такой утешительный случай из жизни преп. Серафима. Перепишу его целиком, — в ободрение и укрепление всем нам.

Надежда Федоровна Островская рассказала, какое совершенно неожиданное для себя предсказание получил ее брат от дивного прозорливца Серафима Саровского.

«Родной мой брат, подполковник В.В. Островский часто гостил в Нижнем Новгороде у родной нашей тетки, кн.Грузинской, которая имела большую веру в о.Серафима. Однажды по какому-то случаю она послала брата в Саровскую пустынь к этому прозорливому старцу. Отец Серафим принял моего брата очень милостиво и, между прочими добрыми наставлениями вдруг сказал ему:

— Ах, брат Владимир, какой же ты будешь пьяница!

Эти слова чрезвычайно огорчили и опечалили брата. Он награжден был от Бога многими прекрасными талантами и употреблял их всегда во славу Божию. К о.Серафиму имел глубокую преданность, к подчиненным был как родной отец. Поэтому он считал себя весьма далеким от такого наименования, неприличного его званию и образу жизни.

Прозорливый старец, увидев его смущение, сказал ему еще:

— Впрочем, ты не смущайся, и не будь печален. Господь попускает иногда усердным к Нему людям впадать в такие ужасные пороки, и это для того, чтобы они не впадали еще в больший грех — высокоумие. Искушение твое пройдет, по милости Божией, и ты смиренно будешь проводить остальные дни своей жизни. Только не забывай своего греха.

Дивное предсказание старца Божия действительно сбылось потом на самом деле. Впоследствии разных дурных обстоятельств брат мой впал в эту несчастную страсть пьянства и, к общему прискорбию родных своих, провел несколько лет в этом жалком состоянии. Но, наконец, за молитвы о. Серафима, был помилован Господом: не только оставил прежний свой порок, но и весь образ своей жизни изменил совершенно, стараясь жить по заповедям евангельским, как прилично христианину.»

В МОНАХИ

Разными путями спасаются люди и различно, в частности, приходят к избранию монашеского пути. В бытность мою студентом нас было три друга. Из них двое были моложе меня курсом: Виктор Р. и Колечка С. Все мы пошли потом в иночество, но каждый различным образом подходил к принятию этого высокого, но и опасного жития.

Виктор — таким полным именем звали его все за серьезность воззрений и поведение, и не помню, чтобы когда-нибудь он смеялся открыто, разве что улыбнется мило и по-детски.

Небольшого роста, с вдумчивыми темными очами, с высоким и широким лбом, с неторопливыми движениями, он, однако, в душе жил сильною жизнью. К нему уже нельзя было приложить имя «теплохладный». Но внутренние переживания его были сокровенны: он шел к решению вдумчиво, принципиально (Виктор был незаурядно способным, глубже нас умом). И когда доходило до чего-либо, то принимал и соответствующие действия — тихо, без шума, но твердо. И тогда ему не нужно было никаких «откровений», «видений» и даже старцев прозорливых. Ему было и без этого ясно, что делать.

Таким путем он дошел не только до убеждения в превосходстве безбрачия и иночества, но и до практического для себя вывода, что ему должно идти в монахи.

— Я, — сказал он мне однажды, — не мог бы сейчас уйти в монастырское иночество, не под силу еще это мне и нет такого желания, но в «ученое монашество» пойду, с Божией помощью. Этот путь мне ясен.

И как-то незаметно подал ректору Академии прошение о постриге. Никто этому не удивился из студентов.

После — обычная учебно-иноческая карьера. О. Иоанна (так назвали его в честь св. Иоанна Лествичника), — всегда видели серьезным, с большими, как бы раскрытыми глазами, что указывало на непрерывный внутренний процесс, совершавшийся в душе его, точно он прислушивался к самому себе.

Но у него оказалась чахотка, и он скончался в Полтавской больнице, состоя инспектором семинарии, в сане