Святитель Илия (Минятий) - Слова в Великий пост Страница 12

В настоящей жизни нет такого великого зла, которое, хотя бы и неисцелимое, не имело бы конца. И вообще, зло нескончаемое было бы самым ужасным злом. Как бы мы ни были несчастны, умирая, если уж это неизбежно, мы все же освобождаемся от всех терзаний, и смерть — этот последний наш врач вместе с жизнью отнимает у нас и болезни. Не таково состояние грешников в аду, где мучение в крайней степени и не имеет облегчения, а что хуже — вечно и не имеет конца, не кончается никогда, никогда! Пройдут тысячи лет, миллионы лет, а мука все будет еще в своем начале. Если грешник каждый год будет проливать по одной слезинке и прольет столько слез, чтобы из них протекли целые реки, и тогда все еще не пройдет единой минуты этой мучительной вечности. Там, в том мире, нет уже смерти, которая прекратила бы мучения грешника, отнимая у него жизнь. Нет, там смерть бессмертна, там сама жизнь есть постоянная смерть! Там грешные каждый час будут просить смерти, но не найдут ее, как говорит Святой Дух в Апокалипсисе, «взыщут… смерти, и не обрящут ея» (9:6). Доколе же это мучение? оно всегда и не кончится никогда, никогда!

Зенон был самым недостойным и несчастливым Византийским императором. За его буйную и развратную жизнь им стали тяготиться народ, вельможи и войска, но особенно сама императрица Ариадна, жена его; и вот что она с ним сделала. Однажды, как это часто случалось, от сильного опьянения он впал в бесчувственное состояние, как мертвец. Императрица приказала опустить его в глубокую могилу и прикрыть ее и приказала также, чтобы никто не осмелился извлечь его оттуда и чтобы, таким образом, живым был погребен царь, не достойный ни престола, ни жизни. Все это было исполнено. Наконец император пробудился от опьянения и, увидев себя в тьме и зловонии, стал кричать, звать на помощь, стенать, но не оказалось никого, кто, слыша его вопли, посочувствовал бы ему, открыл могилу и вызволил его оттуда. Тяжелый камень положен на него. Он погребен раз навсегда, погребен навеки.

От могилы несчастного Зенона я переношу свой умственный взор на кромешную тьму ада, где как будто вижу жалкого грешника, там погребенного Божественным правосудием. Евангелие говорит о грешном богаче: «умре… богатый и погребоша его» (Лк.16:22). Мне слышится его плач, его жалкие крики: «Отче Аврааме, помилуй мя!» Но, увы, никто его не слышит, ибо «бездна глубока, а тьма безысходна», говорит Василий Великий. Бог держит в Своих руках ключи от этой подземной темницы, и никто не отворит ее. Тягчайший камень вечности покрывает несчастного, и на камне Святой Дух начертал надпись: «и будет время их в век» (Пс.80:16). Он погребен раз навсегда, навеки. Оттуда он никогда не выйдет. Ты мне скажешь: за один временный грех — и такое вечное мучение наказание? Может ли быть какое–нибудь соответствие между виной и карой? Я тебе отвечу, если возможно сравнение между временным грехом и вечной мукой, то оно никоим образом невозможно между подобным тебе человеком, непотребным человеком земли, и Всевышним Богом, Которого ты оскорбил своим грехом. Если бы ты жил вечно, вечно же и грешил бы. Поэтому–то тебя и постигла вечная мука. Перед твоим взором печь неугасимого огня, и ты все же грешишь? Значит, ты достоин вечного огня. Ты должен быть бесконечно благодарен Божественному правосудию, которое отверзло целую бездну бесконечных мучений, чтобы пресечь путь твоих злодеяний. Если бы адское наказание не было вечным, какова была бы жизнь христиан? Праведен суд Божий! «И будет время их в век». Мука на веки, а облегчения и конца — никогда! Это вторая стрела, поражающая ум грешника, кажется, сама по себе уже составляет всю муку.

Но существует еще третья стрела, может быть, более острая, чем первые две. Та, которая поражает волю грешника и повергает ее в отчаяние блаженной жизни; она есть крайнее желание, но без надежды. Здесь я снова вскрываю всю глубину бездны: желание без надежды, и желание Бога без надежды на Бога. Вот эта стрела и есть, помимо прочих, сама мука. В этой жизни желание есть как бы огонь, который горит в нашем сердце и стремится к тому благу, которое мы надеемся получить. Если это благо легко достижимо, наша надежда умеряет пламень; а если оно невозможно, отчаяние совершенно гасит его. Таким образом, если мы желаем чего–нибудь на земле, мы утешаемся надеждой; если же не надеемся ни на что, исчезает совсем и самое желание; и поэтому или в нас вовсе нет болезни, или, если есть, имеется и исцеление ее. Но желание без надежды есть пламень без росы, одно желание есть чистый огонь, а таково и есть желание грешников. Видели ли вы когда–нибудь морскую волну, которая, будучи поднята всей силой ветра, устремляется всей массой, как бы грозя затопить землю, но достигнув твердого камня, рассеченная, откатывается назад, разбивается на тысячу брызг и, будто сердясь, пенится? Видели ли жаждущую лань, когда она с горящей внутренностью, воспаленным языком и открытым ртом стремится к источнику воды? Но если найдет источники и реки высохшими, она, обезумев от отчаяния, жалобно кричит и своим криком наполняет леса и луга. Вот так же, со всей силой, со всей жаждой крайнего желания, воля грешной души стремится к высшему Судие, к Богу. Но как твердый камень, как иссохшую реку, она находит сердце Бога, изгоняющего ее со словами: отыди от Мене, проклятая, во огнь вечный! О, как поражает ее этот удар, в каком отчаянии она отходит! И чем сильнее лишение распаляет желание, тем больше желание увеличивает муку. Желание Бога — самое пламенное из всех желаний, как и Бог есть величайшее Благо из всех благ. Итак, желание Бога без надежды на Бога есть сильнейшее пламя мучений, которого я вам не могу разъяснить: всегда желать Бога и не надеяться никогда Его видеть.

Почему же грешник не может надеяться? Потому что он отделился от Бога, а разделение вечно. Мы по опыту в этой жизни знаем, как тяжела разлука с людьми наиболее любимыми, когда разлучается, например, отец или мать с детьми, брат с братом, а невеста с женихом. Во времена Михаила Палеолога агаряне вторглись в азиатские пределы империи и много людей увели с собой в плен. Среди пленных были две сестры, которые попали по жребию к разным господам. Они должны были разлучиться и уйти в разные стороны за своими хозяевами без надежды когда–либо увидеться. Кто может описать, кто может изъяснить их плачь, когда настал час расставания, когда они, оплакивая свою судьбу, пролили целый поток слез, крепко обнялись и устами прильнули друг к другу? И вот, когда они целовались в последний раз, как будто души их перешли в их уста и согласились между собой не подвергаться такому тягостному разлучению. Соединившись, они вознеслись к небесам, оставив на земле свои обнявшиеся трупы. Я хочу сказать, что обе сестры умерли, обнимая и целуя друг друга в сильных муках расставания, как будто природа не могла согласиться на разделение тел раньше разделения душ, как говорит Никифор Григора, передающий эту печальную историю.

Это я вам рассказываю, чтобы дать понять, как мучительно разлучаться от Бога, ждать Его и во веки не надеяться Его видеть. Но это никто не поймет, не познав сначала, что есть Бог. Представьте себе, что если бы светлейший и блаженнейший лик Божий на одно мгновение скрылся от праведных в раю, рай превратился бы в ад; и если бы на миг явился грешным в аду, ад превратился бы в рай. Надежда хоть раз увидеть это Божественное Лицо превратила бы в ничто все беззаконное мучение грешников. Поймите, что вся мука вышеизложенная гораздо легче, даже бесконечное множество таких мук ничто в сравнении с лишением видеть Божий Лик. Как это утверждают два великих учителя Церкви: «Отвращение и отчуждение Бога для падшего гораздо мучительней ожидаемых в загробном мире мучений» (Василий Великий); «подвергнуться тысячам мук ничего не значит по сравнению с лишением блаженной славы» (Златоуст). Отсюда вы можете заключить, как мучительно отлучение от Бога, желание Его без надежды во веки узреть Его.

О, острейшая стрела в волю грешника! О, желание без надежды, желание Бога без надежды на Бога! О, мука, которую испытает воля, но не постигнет ум! А мы все–таки не ставим это ни во что. Для нас было бы великим несчастьем потерять хоть на один день милость нашего начальника, близость друга, привязанность блудницы. Но ничего не составляет потеря любви, милости и славы от Бога. Нам говорят, что существуют муки, а мы продолжаем идти по пути, к ним ведущему.

Кто раскаивается? Кто исправляется? Кто обращается от пути погибели? Одно из двух: или мы не верим в ожидающие нас муки и потому неверны, или мы неразумны, если, веря в воздаяние, ведем жизнь, достойную мучений. Итак, мы подвергаемся мукам или по неверию, или по неразумию нашему.

2.

Древние передают сказания о копье Ахиллеса, которое имело чудесное свойство — поражать и исцелять. Действительно, и три стрелы мучений, которые вам я описывал, имеют это чудесное свойство — поражать мучимого и исцелять грешника в этой жизни. Первая стрела поражает мучимого в память и возбуждает в нем бесполезное раскаяние, когда кается в грехах протекшей жизни, но получить прощение уже не сможет. Но если грешник в течение жизни будет хранить в своей памяти мысли об этой стреле, чтобы вспоминать о своих грехах и ожидаемом за них наказании, он раскаивается и получает прощение. Вторая стрела поражает ум мучимого и причиняет ему сильную и неисцелимую боль тем, что он всегда будет иметь перед глазами бесконечное мучение. Если грешник будет хранить в своем уме мысль об этой стреле, всегда представлять себе великую опасность мучений, которой он ежечасно подвергается, то он будет болеть с сокрушением сердечным и в этой боли найдет исцеление от тяжести и конец злой своей жизни. Третья стрела поражает волю мучимого и возбуждает в нем крайнее желание без надежды, когда он всегда желает, но никогда не надеется видеть Лицо Бога, от Которого отделился на веки. Если грешник примет теперь этот удар в волю, чтобы поистине желать Бога, то он, конечно, может снова войти в Его лоно, так как Сам Он сказал: «грядущаго ко Мне не изждену вон» (Ин.6:37). Короче говоря, наказание, которое для тела и души осужденного есть беспредельное мучение, для размышления грешника есть спасительное исцеление. Кто не забывает о муках, тот не подвергается им. «Памятование геенны не дает впасть в геенну», — говорит Златоуст. Когда монахи жили больше в пустыне, чем в миру, когда они подвизались, а не попрошайничали, один святой подвижник был сильно искушаем плотью, а дьявол тотчас в лице женщины представил ему случай, чтобы взволновать его еще больше. Но Бог, восхотевший предохранить его, дабы несчастный в один миг не потерял плода прежних подвигов, внушил ему следующую мысль. Прежде чем впасть в грех, он приблизил палец к пламени светильника, но не вынес боли, тотчас отнял его, тогда он помыслил в самом себе: я не в силах вынести, когда палец горит мгновение в пламени свечи; а ведь если впаду в грех, то буду гореть весь, душой и телом, в пламени вечных мучений; уйди же от меня, сатана! Он прогнал женщину, победил плоть, посрамил дьявола, избегнув греха, спас душу. Кто помнит о мучениях, тот им не подвергнется! Нет! Когда нас искушает плоть, мир, дьявол, если бы перед тем как сделать дурное, каждый из нас сказал самому себе: за этот мой поступок я подвергнусь вечным мукам в аду, — думаете ли, в нас осталось бы влечение к греху? Нет, нет; я повторяю, не подвергается муке тот, кто о ней помнит. Кто же помнит о ней?