Паисий Святогорец - Отцы-святогорцы и святогорские истории Страница 14

Отец Георгий родился в городе Сикья в Сифонии в 1922 году. Его мирское имя было Иоанн. Имя Георгий он получил в ангельском образе, когда родился духовно на соседнем Афонском полуострове, в уделе Божией Матери.

Он жил на Святой Горе, подобно птице небесной, под открытым небом, как под куполом дома Божия, потому что у него не было своей хижины, как у других отцов. Благодаря добродетели нестяжания освободившись от суеты и поработив себя любви Божией, он странствовал по всему Афону как"добрый бродяга"Христов. Все его имущество составляла истертая одежда, которую он носил и зимой и летом. Ноги он обматывал какими‑то тряпками, служившими ему вместо носков, чтобы не текла кровь после стояния на молитве и лазанья по вершинам и ущельям, куда он уходил, желая уединения. В то время как его душа все больше соединялась с Богом, одежда все сильнее рвалась. В конце концов она стала похожа на крылья, ибо старец имел благодать Божию.

Когда отец Георгий сидел среди ежевичных кустов и ел ежевику, его можно было принять за большого орла. Летом он кое‑как перебивался на ежевике и смоквах, а зимой, когда почти ничего нельзя было найти, ему приходилось туго, потому что уже в ноябре отходят земляника и каштаны и остаются одни лишь желуди да кое–какая трава. Вареную пищу он вкушал только на престольные праздники в монастырях, расположенных в северо–восточной части Святой Горы, куда он время от времени наведывался. Обычно он приходил накануне праздника и помогал или на кухне, или в уборке обители. Все вокруг ему только давали приказания, считая его умственно недоразвитым. Но если кто‑нибудь узнавал его поближе, то себя начинал считать недоразвитым, а отца Георгия — богопросвещенным.

Он в любую минуту был готов исполнить волю всякого. То один звал его:"Георгий, иди сюда", то другой:"Георгий, иди сюда". Тот всегда отвечал:"Благословите!" — и бежал, куда его звали. Так продолжалось с утра до вечера. Никто не обращался к нему:"Отец Георгий", но:"Георгий". Несмотря на усталость, вечером он не шел в архондарик (гостиницу), чтобы отдохнуть, а располагался снаружи притвора, растягиваясь на мраморе, как мертвый, со скрещенными руками — таков был его устав и летом и зимой — и всегда в одной и той же одежде.

Все времена года для отца Георгия были одинаковыми, потому что он жил уже в раю, и любовь Божия то согревала его, то давала прохладу. Словно по тревоге, он быстро вскакивал с места, где лежал, и начинал молиться, неподвижно стоя на протяжении многих часов, словно статуя.

Когда я, живя еще в монастыре, впервые познакомился с ним, то, будучи новоначальным монахом и имея мирские критерии для оценки людей, принял его за сумасшедшего, как и все миряне и некоторые монахи. Однажды даже позволил себе сказать, что он сумасшедший. Когда это услышал отец Герман, старейший и добродетельнейший монах обители, то сделал мне строгое замечание:"Он святой, но юродствует Христа ради".

С той поры я начал относиться к нему с большим благоговением. Наблюдая за ним, я вскоре сам убедился, что он действительно святой.

Приходя на праздники в монастырь, он причащался и оставался в обители до вечера, чтобы помочь монахам, а затем уходил, не взяв с собой ничего на благословение. Поэтому у него не было ни котомки, ни карманов. Он жил в саду Божией Матери, подобно птице. Такого великого самоотречения я не встречал ни у кого из отцов!

Отец Георгий полностью предал себя в руки Божий и потому чувствовал себя в полной безопасности, охраняемый Самим Христом, а также испытывал бесконечную радость, которую не в состоянии был вместить. Его сердце, окрыленное Божественной любовью[11], заставляло его скитаться по горам: он"брел куда глаза глядят" — в хорошем смысле слова. Он всегда пребывал в радости.

Часто он говорил вещи, которые люди, не могущие их понять, считали несуразностями. Однако его слова имели свой смысл. Встречаясь иногда с людьми, которые могли подозревать о его подвижничестве, он говорил:"Еда — жизнь, пост — смерть; еда — жизнь, пост — смерть…"

Конечно, когда кто‑нибудь это слышал, начинал думать, что перед ним чревоугодник. То же самое впечатление он производил на людей, когда ему случалось есть в трапезной, потому что намеренно ел, как чревоугодник. Если на стол подавали яйца, он умудрялся перепачкаться ими', а поскольку он никогда не умывался, то казалось, что он постоянно ест яйца.

Когда кто‑либо задавал ему духовные вопросы, он отвечал очень рассудительно, но, если видел, что другие им восхищаются, начинал говорить всякую несуразицу и морочить голову. Особенно он подчеркивал важность смирения и послушания. Поэтому несмотря на то, что его разум уже давно был подчинен воле Божией и воле других людей, он вновь почувствовал необходимость святого подчинения и опять поступил послушником к одному старцу, у которого от менингита повредился рассудок, с тем чтобы ухаживать за ним и с помощью безрассудных приказов старца еще больше отсекать свою волю.

В тот период, когда он как послушник жил вместе с больным старцем, я впервые увидел отца Георгия с котомкой. В конце концов старец прогнал его. Получив награду за свое послушание, он вновь ушел в горы.

С течением времени отец Георгий становился духовно все более зрелым, и некоторые отцы начали об этом догадываться. Из‑за этого он стал производить бесчинства, в том числе и перед официальными лицами.

Однажды отец Георгий увидел жандарма (на Афоне существует своя, местная, жандармерия — перев.), поступавшего несправедливо, и дал ему два–три тумака. Этого оказалось достаточно, чтобы о нем сложилось мнение как о сумасшедшем и чтобы его отправили в сумасшедший дом. Врачи тщательно обследовали его, но ничего у него не нашли и отпустили. Однако у него остался"диплом"сумасшедшего, с которым он стал чувствовать себя намного свободнее.

Таким способом человек Божий осмеивал суету мирскую. Нам неизвестно, где он находится сейчас. Я пробовал было что‑то разузнать о его местопребывании, но никто ничего не знает об этом. Отошел ли он на Небо? Жив ли еще? Его следы потерялись. Да будут с нами его молитвы. Аминь.

Старец Филарет

Одним из скрытых монахов, с ревностью подвизавшихся в уделе Божией Матери и стремившихся к"вожделенному" — спасению души, — был старец Филарет, друг добродетели (имя Филарет переводится с греческого языка как"любитель, друг добродетели" — перев.). Его земной родиной была Трансильвания. Он родился в 1892 году от Рождества Христова и в святом крещении получил имя Николай. Его отца звали Иоанном, а мать — Марией. Их фамилия была Дукас.

Итак, в 1912 году в возрасте двадцати лет Николай Дукас пришел на Святую Гору и постригся в монахи в Ватопедской келлии святого Ипатия с именем Филарет. Здесь он прожил восемь лет, а в 1920 году перебрался в принадлежавшую монастырю Ставроникита келлию святого Андрея в Капсале к старцу Модесту, за которым ухаживал до самой его смерти. В этой же келлии он продолжал и завершил свой"добрый подвиг"(1 Тим. 6, 12).

Начиная с 1956 года, многие отцы и, главным образом, его послушник отец Варфоломей, который иногда приходил в монастырь преподобного Филофея, рассказывали мне о высокой духовной жизни честного старца, однако познакомиться с ним ближе я удостоился лишь в 1968 году, поселившись недалеко от него, в келлии Честного Креста Господня, принадлежавшей монастырю Ставроникита. Сколько бы раз я к нему ни приходил, всегда заставал старца стоящим во дворе и опиравшимся одной рукой на ограду, а в другой руке державшим четки. Он сильно страдал от одышки, а потому обычно выходил на воздух.

Когда я спрашивал его:"Как твои дела, старче?" — он мне отвечал:"Слава Богу".

— Хочешь, чтобы я тебе что‑нибудь принес?

— Матерь Божия посылает мне все необходимое.

Он не принимал ничего. А если кто‑нибудь оставлял что‑либо тайно, для ревностного старца это было сущим мучением, так как он отличался большой духовной щепетильностью. То есть он считал своим долгом много молиться за жертвователей, слишком высоко оценивая вещи, которые ему приносили. Если вещь стоила пять драхм, он ее оценивал в двадцать драхм и должен был совершить двадцать сотниц молитв с поясными поклонами(!) за того, кто оставлял ему благословение.

Как‑то раз я попросил старца принять одно небольшое благословение, однако он отказался:"Не могу, не могу, не успеваю делать сотницы с поклонами. У меня и свое правило, и отца Варфоломея, потому что он болен и Христос спросит с него только за терпение".

Отец Варфоломей, его послушник, много лет страдал от тяжелой формы болезни Паркинсона. Его всего трясло. Старец Филарет не только исполнял за него его правило, но еще и ухаживал за ним, невзирая на свои семьдесят восемь лет. Он прислуживал ему целых пятнадцать лет, пока сам не слег.

Из‑за стояния на молитве у него на ногах лопались вены и текла кровь через носки в обувь, а из обуви — на пол. Поскольку у него была еще и одышка, то, чтобы не упасть, он сидел в углу, укутанный в старые одеяла. Конечно, отцы навещали его, но получалось, что приходили то все сразу, то не было никого, потому что каждый думал, что придет кто‑то другой, и в конце концов два монаха оставались без помощи. В такие дни, без сомнения, они в большей степени должны были чувствовать Божественное утешение, потому что не имели человеческого. И вот еще почему: оба они имели великую любовь, поскольку каждый из них заботился о другом, а потому о них обоих заботились Христос и Божия Матерь и подавали им Божественное утешение.