Юрий Низовцев - Свобода, жизнь и сознание. Страница 15

Однако Бергсон неправ в том отношении, что источником жизненного порыва Бергсон считает, сверхсознание, Бога, понимаемого как непрекращающаяся жизнь, действие, свобода.

Он, как и большинство мыслителей до него, ищет причину жизни, действия, свободы вовне – в Боге, сверхсознании. По-видимому, такой подход вытекает из неявного признания Бергсоном факта сотворения мира, тогда как все сущее никогда и никем не было сотворено и не появлялось ни из какой бездны, а существовало всегда, как и сознание, в своих бесчисленных изменениях и сочетаниях. Души, сознания были всегда, и всегда в них была свобода как неудовлетворенность сознания собой, без чего развитие души, сознания не было бы возможно. Христос иносказательно говорил, что Царство Божие находится не где-то, в внутри нас.

Бергсон совершенно правильно отмечает природу времени как творчество новых форм, но напрасно приписывает времени сознание: «Длительность предполагает, следовательно, сознание, и уже в силу того, что мы приписываем вещам длящееся время, мы вкладываем в глубину их некоторую дозу сознания».

На самом деле время есть условие для проявления сознания, так как без времени нет событий, нет опоры ни для изменения вещей, ни для меняющихся, развивающихся среди вещей и отношений сознаний. Все остальное по отношению к времени для сознания второстепенно.

Бергсон прав и в том отношении, что жизнь не надо постигать, но неправ в том, что слияние с жизнью производится на основе инстинкта и интуиции.

Человек способен действовать осознанно в жизни. И это главное. При таком отношении к жизни человек относительно свободен в своих действиях. Поэтому ему неинтересно довольствоваться старым и он движется куда-то, необязательно вперед, необязательно совершая открытия и постигая тайны жизни, но обязательно осознанно меняя мир и себя вместе с ним, точнее, свое сознание что, собственно и требуется для развития души, для которой человек лишь средство, кажущееся самостоятельным, но управляемое сознанием, которое не что иное как внешнее проявление души.

Бергсон не дал определения свободы, но отметил ее существенные признаки, в частности, стремление сознания к новым решениям. Однако он привязал свободу более к инстинктам и интуиции, нежели к сознанию в целом. Он также сблизил дух и материю, признав дух творчеством через свободу, а материю материалом для этого творчества. Однако он не смог угадать предназначение сознания, указав причину сознания в Боге, то есть вовне. [29]

Гуссерль Э.

Исследуя сознание, Гуссерль обнаруживает вслед за Брентано интенциональность сознания, которая обнаруживается при переходе от сосредоточения в естественной обстановке на объектах к сосредоточению в рефлексии на субъективном опыте, то есть переживания в сознания несут в себе указания на находящуюся вне сознания вещь. Охватить полностью вещь сознание не в состоянии, но идея вещи схватывается адекватно: «Мы схватываем ее в вольном процессе пробегания в сознании безграничности поступательного хода внутренне согласных созерцаний».

Гуссерль считает, что бытие переживаний сознания несомненно: невозможно сомневаться в существовании переживания, если оно переживается, присутствует в сознании. Напротив, бытие интенциональных предметов всегда сомнительно: восприятие может оказаться лишь иллюзией, галлюцинацией: «Итак, тезису мира – мир случаен – противостоит тезис моего чистого «Я», жизни моего «Я», которая является необходимой, абсолютно несомненной». Гуссерль указывает: «Не предмет переживается и наряду с ним интенциональное переживание, но только одно наличествует – интенциональное переживание, направленное на интенциональный предмет и несущее его в себе. Из бытия поток чистого сознания абсолютно не вытекает что непременно должна быть какая-то вещь, сознание не зависит от существования трансцендентного и сохраняется и при уничтожении мира». И далее Гуссерль подытоживает: «Говорить о каком-то трансцендентном предмете помимо того, что он дан имманентно, проводить между ним различие, утверждать, что воспринятая вещь – явление иной, внутренне ей чуждой отделенной от нее реальности, – бессмысленно, нельзя утверждать существование того, что не может быть предметом возможного опыта».

«Сознание, – полагает Гуссерль, – в модусе трансцедентальной редукции – вне пространства, времени, причинности. Поэтому неверно утверждать, что вещи мира – причина переживаний сознания. Существование природы не может обусловливать существования сознания, – ведь она сама выходит наружу как коррелят сознания; природа существует, лишь конституируясь в упорядочиваемых взаимосвязях сознания».

Рассуждая о возможностях сознания, Гуссерль вполне адекватен в отношении интенциональности сознания. Однако он не обратил должного внимания на то, что интенциональность сознания не проявляется спонтанно, сама по себе. Этот процесс является довольно сложным.

Сначала сознание отражает наличие только того окружения, которое строго соответствует его стремлению, основанному, в свою очередь, например, на некоей своей неудовлетворенной потребности, сканируя все вокруг. Однако перед этим сознание внутри себя фиксирует данную неудовлетворенность, создавая на базе имеющихся у него представлений образ того, что бы ему хотелось. Этот образ может быть весьма расплывчатым, но именно он задает направленность движения – интенцию. Поэтому сознание сканирует окружающее пространство, отыскивая подходящие предметы или ситуации. Если – находит, то реализует их так или иначе, если нет, то сознание определяет препятствия к созданному образу стремления и пути их устранения. Удастся ли ему в человеческих действиях добиться желаемого – другой вопрос. Но, собственно, в сознании вопрос уже решен. Эта картинка проявляет работу свободы сознания человека в его практических действиях, на что опять же не обратил внимания Гуссерль, сосредоточившись только на сознании, как и большинство его предшественников, в своем выборе между сознанием и бытием. Мир для Гуссерля случаен: «…нельзя утверждать существование того, что не может быть предметом возможного опыта».

Таким образом, он так же не понял неслучайность мира, природы, бытия. Мало того, он даже не смог вообразить факт существования сознания как наивысшей составляющей бытия, а не чего-то отделенного от него; факт необходимости бытия как опоры для развития сознания во времени, точнее, в происходящих в мелькающем бытии событий, в ходе которых сознание проявляет себя в тех или иных решениях, получая новое и меняя себя вместе с тем.

Гуссерль попадает в капкан своей же концепции. Он совершенно естественно не знает, что делать со свободой и зачем она на самом деле. Может быть, поэтому он и не говорит о свободе прямо.

По-видимому, Гуссерль полагает свободу мышления как свободу от предпосылок, нереализуемых в опыте.

Это соображение тоже неадекватно. Внутренняя свобода сознания ограничена только самим сознанием, и этих ограничений мы не знаем, поскольку сознание является на самом деле открытой частью души. Душа исходит в своих стремлениях из столь неведомых нам собственных внутренних содержательных факторов, что говорить об их реализации в опыте не имеет смысла. Напротив, сознание в своих наивысших устремлениях всегда пытается «пробить лбом стенку», то есть достигнуть невозможного, как это кажется ему первоначально. И, как это ни парадоксально, открывает совершенно неожиданные перспективы и решает проблему в новых условиях. Так совершаются почти все открытия, появляются новые изобретения.

Соображение Гуссерля о том, что мы являемся источником бытия, то есть свободой, верно только отчасти, поскольку, конечно, не человек источник свободы, но в человеке наличествует сознание, которое не может быть несвободным.

Хотя, надо отметить, что непонимание истинного предназначения свободы сознания приводит Гуссерля к идее, что «факт обладания смысла есть само проявление свободы». Это утверждение несет только часть понятия свободы, поскольку сама свобода есть состояние сознания, являющееся необходимым средством для развития души. Иначе говоря, проявление свободы свидетельствует о движении, развитии сознания, в чем и состоит смысл свободы. Рассуждать же о свободе в отрыве от развития души не имеет никакого смысла.

Выражение Гуссерля о том, что, как и интенциональность, направленная на трансцендирующий объект, время выражает самое свободу, является характерным примером непонимания им истинного предназначения свободы.

На самом деле, время как ход событий отнюдь не выражает свободу, оно же и не «формируется ради свободы». Наоборот, сознание требует событий для своего проявления и развития. Оно не может развиваться без такой опоры как время. Отсюда свобода как состояние сознания и время как состояние бытия, в котором действует через соответствующие носители сознание, являются необходимыми условиями для развития сознания. Поэтому-то мир, бытие для сознания, точнее, души необходим. Сознание без мира существовать, как полагает Гуссерль, не может. В этом случае процесс развития, обогащения сознания попросту прекратился бы.