Ирина Голаева - Повесть об одинокой птице Страница 15

– Я возьму твои ключи, чтобы не беспокоить тебя, – сказал он уже в прихожей и захлопнул за собой дверь.

Она лежала больная в своей постели, но ей было хорошо. Тепло его губ охладило ее горячий лоб, она посмотрела на лекарства, которые он принес, и улыбнулась. За окном шел мокрый снег, небо было затянуто мглой, но на какой-то миг ей показался солнечный луч. Она произнесла его имя и сладостно закрыла глаза, погружаясь в сон. Когда он пришел вечером, она все еще спала…

Ее болезнь еще больше сблизила их. Он ухаживал за ней. Готовил еду, как мог. Ей было это приятно. Видимо, у нее был грипп или воспаление легких. Врач так и не пришел. Она не вставала с кровати несколько дней, еле-еле доходя только до туалета. Голова кружилась, тело и кости ломило. Ноги были какими-то ватными. Ей все время хотелось спать. Он ночевал рядом, в гостиной. Однажды, проснувшись ночью, она почувствовала себя легче. Ей захотелось встать. Она вышла из своей комнаты. В гостиной, на диване спал он – не раздеваясь, только накинув на себя старый отцовский плед. На полу валялась раскрытая книга, наверное, выпавшая из рук во сне. Она подняла ее. Это был краткий философский словарь. Под ним лежало маленькое Евангелие. Она внутренне улыбнулась и взяла его. Оно открылось на восьмой главе от Иоанна. Видимо, он часто читал это место, потому что страницы были затерты и заломлены. За окном ярко светила луна, и лунный свет отблесками лежал на его лице. Она внимательно посмотрела на это такое знакомое и в то же время другое лицо. Тонкий, чуть орлиный нос, сильный разлет бровей, широкий разрез глаз и впалые щеки. Он ровно дышал. Одна рука лежала на груди. Она залюбовалась им в лунном свете. Спящий, он был совершенно другим. Днем она сильно смущалась его неожиданному взгляду или близости, хотя от самой себя и не скрывала, что это ей приятно. Но сейчас, когда он, как мраморное изваяние, лежал в лунных лучах, ей захотелось первой приблизиться и поблагодарить его за все, что он сделал для нее, и за то, что он сейчас есть вот тут, рядом с ней. Она склонилась и провела своей рукой по его пышным волосам. Ей казалось, что он крепко спит и ничего не слышит. Но он мгновенно открыл глаза, схватил ее руку и резко привлек к себе. Ощутив близость их тел, она вздрогнула и попыталась вырваться, но он крепко держал ее в своих сильных мужских руках. Тонкая ночная рубашка всколыхнулась на ней. Она почувствовала его руку, сжимающую ей грудь. Она тихо простонала: «Не надо! Отпусти меня!» Он еще не отпускал ее, но ослабил руки. Она вырвалась и встала, поправляя рубашку.

– Извини, – послышался приглушенный голос с дивана. – Ты оказалась так близка. Я подумал…

– Ты неправильно все понял! – возмущенно воскликнула она. – Никогда так не поступай со мной! Никогда!

– Но почему? – воскликнул он, приподнявшись на локти. – Мы же любим друг друга? Почему мы не можем быть вместе?

– Потому что мы не женаты, – жестко выпалила она.

– Хорошо, но что нам тогда мешает?

– Что мешает?

– Пожениться, если для тебя это так важно!

– А для тебя? Для тебя разве нет? – удивленно спросила она.

– Опять эти религиозные предрассудки! – уже полностью проснувшись, сел на диван он. – Для меня важно то, что я люблю тебя. Разве любовь – не от Бога?

– Да, от Бога, – все поправляя рубашку, ответила она.

– Тогда почему ты постоянно противишься ей? Ставишь какие-то условия! Разве просто любить и быть счастливыми – мало?!

– А как же Бог? Быть счастливым без брака?

– А перед кем тебе нужен этот брак? Перед Богом? Перед государством? Перед людьми? – удивлено спрашивал он.

– Перед всеми, – смущенно ответила она и отвернулась. Она чувствовала, что в его словах есть какая-то доля правды. Перед кем, в конце концов, ходит она? Перед Богом или перед людьми? Она сама себе часто задавала этот вопрос.

– Если надо, я женюсь на тебе. Это тебя устроит, наконец-то?!

– Вот так ты говоришь мне эти слова? Словно меня должно это устроить, или нет. Разве это так делается?!

– А как? Научи. Я не могу по-другому. Я устал мучиться с собой столько времени. Я не могу без тебя. Ты нужна мне. Как ты этого не поймешь?! Но между нами – стена каких-то непонятных мне условностей. Вот ты думаешь, что я не верю в Бога? Что я против Него? Но я не могу поверить в рассказы, которые мне пытаются навязать о Нем. Я не могу поверить в такого Бога. Вот в Евангелии, – и он выхватил его из ее руки, – где здесь описан ваш религиозный Бог? Где? Как вы все не видите, что Он совершенно другой? Вы читаете веками о Нем и не видите Его. Он ведь – революционер!

– Для религиозного мира, – попыталась вставить она, но он только вскинул на нее глаза, полные какой-то такой огромной тоски, что ей стало его жалко. Эту небесную тоску, которая была и ей самой так близка и тяжела, она видела в его больших карих глазах. Он устало выдохнул:

– Для всего мира. Понимаешь, для всего. Нет у Бога добра и зла. Нет всей этой сложности моральной вашей. В Нем может быть только жизнь, и больше ничего. Все остальное – смерть. И как ни наряжайте ее, какие ни пытайтесь дать ей религиозные одежды, она будет смертью. Против смерти этой ряженой, показной, полной греха, и восстал ваш Христос. И это говорю вам я, человек, которого вы не можете принять, как своего. Потому что я другой. И мой Христос, мой Бог – другой.

Он говорил. Говорил так искренне, так твердо. Она не все понимала разумом, но ее сердце ликовало. В нем она видела то, что так хотела видеть в себе – веру. Веру в свою веру! Ее сердце переполнила нежность к этому человеку. На глазах выступили крупные слезы.

– Не говори так! Я верю тебе. Я принимаю тебя, – сказала она и бросилась к нему, как в омут. Он обнял ее и, глядя ей прямо в глаза, тихо добавил:

– Верь мне. Всегда верь, и все будет хорошо.

Она склонила голову ему на грудь, и так они долго сидели, слушая безмолвие слов, которые словно зависли в комнате и не оседали. «Все будет хорошо», – протяжным эхом вторилось в их сердцах, и им действительно было очень хорошо в эту минуту.

Глава 6

Расплата

Она сама не поняла, как так получилось, что они стали вместе жить. Просто стали, и все. Она не знала, как ей назвать его. Он не был ей братом, женихом, мужем. Она терялась в том, как правильно определить их отношения. Кем он был для нее? Ей претило мирское слово «сожитель». Но, наверное, это было ближе всего к правде жизни. Когда он был рядом, все страхи и печали мгновенно улетали. Когда его не было, разные мысли лезли в голову, и она не знала, куда ей от них деться.

Они решили подать заявление в ЗАГС, но там была очередь. Когда они писали заявление, женщина-администратор спросила: «Вы венчаться будете?». От этих слов она вздрогнула. Он резко ответил: «Нет!»

Когда они вышли из здания, она тихо спросила:

– А почему ты не хочешь венчаться?

Он с удивлением посмотрел на нее.

– Венчаться? Где?

Она сначала заглотнула воздуха, но потом сама обескуражилась вопросом и призадумалась. Действительно, а где они могли повенчаться? Вариант с ее церковью отпадал. В Православной? Но как это возможно, если ни он, ни она не являются православными? Она перебирала в голове разные варианты, и выходило одно – никто не даст им венчания. Это ее сильно потрясло и расстроило. Она подошла к кованой оградке набережной и, облокотившись, посмотрела вниз. Вода в реке была еще замерзшей, но в продольной полынье плавала серая уточка.

– Что, ты расстроилась опять? – спросил он, взяв ее за плечи. – Мы же с тобой уже говорили об этом.

– Да, говорили. Но я никак не могу свыкнуться с тем, что теперь я, благодаря тебе, вне церкви.

– А для тебя это так важно? – в его голосе послышались нотки раздражения. Он опять начинал ощущать эту незримую преграду, которую ему никак не удавалось разрушить.

– Да, важно, – резко ответила она. Ее тоже начинал задевать его раздраженный тон. После того рокового воскресенья она не разу не была на собрании. Сначала она панически боялась звонка телефона и каждый раз, когда он звонил, с тревогой поднимала трубку. Но никто из церкви ей ни разу не позвонил. Все словно забыли ее или вычеркнули из своего сердца. Теперь, когда прошло время, это безразличие стало ее задевать. Оказалось, что она совершенно одна, и кроме него никому не нужна. Институтские друзья охладели к ней, когда она еще уверовала. Борису Николаевичу она не звонила, а тот вообще ей никогда не звонил, видимо, из-за своей большой деликатности. С матерью она не виделась уже несколько месяцев. А больше ведь никого и не было. Остальное время и место занимала церковь. Но и церкви теперь у нее не было. Когда она реально осознала и увидела себя такой одинокой, уныние незримой шалью покрыло ее плечи. И вот сейчас, когда спросили про венчание, она опять ощутила на себе эту печать оставленности.

Он отвернулся от нее, глядя на проезжавшие мимо машины.

– Почему у нас все не как у людей, не как у всех? – с горечью произнесла она.