Рудольф Штайнер - Очерк Тайноведения Страница 2

Много родов возможных суждений могло быть еще приведено. Мог бы также существовать некто, кто прочел одно из более ранних писаний (Schriften) составителя, например, "Миро- и жизне-воззрения в девятнадцатом столетии", или примерно как, его маленькое писательство: "Геккель и его противники" ("Haekkel und seiner Gegner"). Таковой мог бы сказать: "Это как раз непостижимо, как один и тот же человек мог написать эти писания и также наряду с уже появившейся от него "Теософией", может писать эту, здесь предложенную книгу? Как можно однажды так выступать за Геккеля и затем ударять в лицо всему, что как здоровый "монизм" следует из исследований Геккеля? Можно было бы понять, что составитель "Тайноведения" с "огнем и мечом" выступал против Геккеля; но то, что он защищал его, да что он ему даже посвятил "Миро- и жизне-воззрения в девятнадцатом столетии", это есть самое чудовищное, что позволяет себя помыслить. Геккель за это посвящение пожалуй "с не недопонимаемым отклонением" поблагодарил бы, если бы он знал, что посвящающий однажды напишет такую вещь (Zeug), как ее это "Тайноведение" содержит с своим более чем нескладным дуализмом". - Составитель этой книги есть того воззрения, что можно вовсе хорошо понимать Геккеля и однако не быть обязанным думать, что понимают его только тогда, когда считают за бессмыслицу все, что не вытекает из собственных представлений и предпосылок Геккеля. Он, однако, далек от воззрения, что не приходят к пониманию Геккеля, когда борются против него с "огнем и мечом", но когда вникают в то, что он сделал науке. И менее всего верит составитель, что противники Геккеля есть в правоте, против которых он, например, в своем писании "Геккель и его противники" защищал великого естество-мыслителя. Поистине, если составитель этого писания выходит за предпосылки Геккеля и ставит Духовное воззрение о Мире рядом с чисто природным воззрением Геккеля, то он не должен из-за этого быть с противниками последнего одного мнения. Кто старается правильно рассматривать дело (Sache), тот сможет уже заметить созвучие между настоящими писаниями составителя с его более ранними.

Также некий такой судящий полностью понятен составителю, который просто, совсем в общем, без дальнейшего, высказывания этой книги рассматривает как излияния некой ставшей дикой фантастики или некой мечтательной игры мысли. Однако все, что должно сказать в этом отношении, содержится в самой книге. Здесь показано, как в полной мере разумное мышление может и должно стать пробным камнем изложенного. Кто к этому изложенному прилагает разумную проверку так же, как она соразмерно-предметно, например, прилагается к фактам естество-знания, тот только сможет решить, что говорит разум при такой проверке.

После того, как так много было сказано о личностях, которые могут с начала отклонить эту книгу, позволено также упасть слову на тех, которые имеют побуждение, чтобы к таковой вести себя согласительно. Для них, однако же, самое существенное содержится в первой главе "Характер Тайноведения". Немного, однако, должно еще быть сказано здесь. Хотя книга занимает себя исследованиями, которые не исследуются, завязанным на чувственный мир, рассудком, то однако в ней не приведено ничего, что не может быть понятно непредвзятому разуму и здоровому чувству истины каждой личности, которая желает применить эти дарования человека. Составитель говорит это не виляя: он хотел бы прежде всего читателей, которые не желательны принимать на слепую веру приведенные вещи, но которые стараются проверить сообщенное на познаниях собственной Души и на опытах собственной жизни. (* Здесь подразумевается примерно не только Духовно-научная проверка через сверх-чувственные методы исследования, но прежде всего вполне возможная здоровому, непредубежденному мышлению и человеческому рассудку. [Примечание Рудольфа Штайнера к четвертому изданию, 1913]) Он желал бы прежде всего предосторожных читателей, которые позволяют быть действенному только логически оправданное. Составитель знает, его книга была бы никакой цены, если бы она полагалась бы только на слепую веру; она пригодна только в той мере, насколько она может оправдать себя перед непредвзятым рассудком. Слепая вера может так легко перепутать нелепое и суеверное с истинным. Некоторые, которые охотно довольствуются голой верой в "сверх-чувственное" найдут, что в этой книге мышлению требуется слишком многое. Но дело идет действительно в данных здесь сообщениях не только о том, что нечто будет сообщено, но о том, что изложенное есть таковое, как оно соразмерно некому добросовестному рассмотрению в соответствующей области жизни. Это есть ведь область, где высочайшие вещи с безсовестным шарлатанством и познание с суеверием в действительной жизни так легко соприкасаются и где они прежде всего так легко могут быть перепутаны.

Кто знаком со сверх-чувственным исследованием, при чтении книги пожалуй заметит, что было попробовано, чтобы строго соблюдать границы между тем, что из области сверх-чувственных познаний в настоящее время может и должно быть сообщено и тем, что к более позднему времени или, по крайней мере, в другой форме надлежит быть изложеным.

Написано в Декабре 1909

Рудольф Штайнер "

Предварительные замечания к четвертому изданию

Кто предпринимает изложить Духовно-научные результаты исследований такого рода, как они обозначены в этой книге, должен прежде всего считаться с тем, что в настоящее время этот род в широчайших кругах будет рассматриваться как некий невозможный. Однако в последующих изложениях будут высказаны вещи, о которых некое, в наше время считающееся как строгое, мышление утверждает, что они "для человеческой интеллигенции предположительно вообще остаются неразрешимыми". - Кто знает и умеет ценить основания, которые приводят многих серьезных личностей к тому, чтобы утверждать такую невозможность, тот пожелает всегда опять сделать заново попытку показать, на каких недоразумениях основывается верование, что человеческому пониманию отказано некое проникновение в сверх-чувственные миры.

Ибо пред-располагается двоякое. Во-первых, никакая человеческая Душа при более глубоком размышлении не сможет надолго замкнуть себя перед фактом, что ее самые важные вопросы о смысле и значении жизни должны были бы остаться неотвеченными, если не существовало бы доступа к сверх-чувственным Мирам. Можно теоретически насчет этого факта обмануть себя; глубины Душевной жизни не идут однако вместе с этим само-обманом. - Кто не желает слушать эти Душевные глубины, тот высказывания о сверх-чувственных Мирах естественно-мерно отклонит. Однако есть именно люди, чье число поистине не мало, которые не могут вести себя глухо напротив требованиям этих глубин. Они должны всегда стучаться во врата, которые по мнению других, закрывают "непостижимое".

Во-вторых, изложения "строгого мышления" никоим образом не есть таковы, чтобы мало внимать им (gering zu achten). Кто занимает себя с ними, тот будет там, где они должны быть приняты серьезно, эту серьезность полностью со-чувствовать. Писатель этой книги не желал бы, быть рассматриваем как некий такой, который с легким сердцем себя ставит прочь над (sich hinwegsetzt ьber) громадной работой мысли, которая была приложена, чтобы определить границы человеческого интеллекта. Эта работа мысли не позволяет, чтобы разделаться с ней несколькими речевыми оборотами о "школьной мудрости" и им подобными. Так, как она выступает во многих случаях, имеет она свой источник в истинной борьбе (Ringen) познания и подлинной остроте ума. - Да, следует еще признать много большее: что есть основания, которые были выставлены за то, что то познание, которое в настоящее время считается научным, не может проникать в сверх-чувственные Миры, и эти основания есть в известном смысле неопровержимы.

Потому что, это писателем этой книги без дальнейшего признается самим, поэтому некоторым может показаться совсем странным, что он теперь все же предпринимает, чтобы делать высказывания, которые соотносят себя на сверх-чувственные Миры. Кажется ведь почти исключенным, чтобы некто, основания за непознаваемость сверх-чувственных Миров в известном смысле допускает действенными и тем не менее говорит об этих сверх-чувственных Мирах.

И все же так можно себя вести. И можно в то же время понимать, что это поведение будет ощущаться как полно-противоречивое. Именно не каждый пускается в те опыты, которые делают, когда с человеческим рассудком подвигаются к сверх-чувственной области. Здесь оказывается, что доказательства этого рассудка могут быть вполне неопровержимы; и что они, вопреки их неопровержимости, для действительности не являются необходимо решающими. Вместо всяких теоретических споров будь здесь попробовано то, чтобы через некое сравнение привести некое понимание. Что сравнения сами не являются доказательными, будет при этом признано без дальнейшего; однако это не мешает тому, что они часто делают понятным то, что должно быть выражено.