Андрей Снесарев - Невероятная Индия: религии, касты, обычаи Страница 24

При таких эмиграциях — правда, как редкое исключение — может осуществиться и социальное повышение. В Чанде, отдаленном округе Центральных провинций, группа людей по переписи 1901 года зарегистрировала себя как баранки. Они утверждали, что происходят из клана раджпутов в Ориссе, которые когда-то пришли в Нагпур в свите раджей Бхонсле и несли при них военную службу. В то же время в Чхота-Нагпуре имеется подкаста касты панов, по имени бараики или чик-бараики, — рабочие-ткачи и плетельщики корзин, которые выполняют работы у более развитых дравидских племен. Конечно, в данном случае может быть и простое совпадение названий, но немало шансов и в пользу того, что бараикская группа раджпутов в Чанде ведет свое начало от очень скромного чхота-нагпурского источника.

Образование новых каст как результат небрежения старыми обычаями или усвоения новых ритуальных приемов — заурядное явление с самых далеких дней. Люди, не получившие в нужное время посвящения в таинства или предавшиеся запрещенным занятиям, становятся вратья (неправедные), или внекастовыми, а потомки их признаются отдельной кастой. Жить как вратья уже само по себе вызывает исключение из первоначальной касты, и брахман, совершающий для таких людей службу, подлежит покаянию.

Примеров подобных изменений очень много. Например, «Сканда-пурана» рассказывает один эпизод из похода Парашурамы против кшатриев; смысл рассказа — показать, что кайястхи по рождению — кшатрии чистейшей крови, но за допущение обрядов шудр[103] они стали вратья. Бабханы, или бхуинхары Соединенных провинций и Бихара, по данным некоторых легенд, были когда-то брахманами, но потеряли свое положение потому, что стали заниматься земледелием.

Бытовые пейзажи

Этнографическая картина Индии была бы не полна без описания бытовой стороны местной жизни. Но сразу надо сказать, что, пытаясь набросать бытовой пейзаж, мы встречаемся даже с еще большей пестротой, чем мы наблюдали при изучении каст, религии и т. д. Нет никакой возможности, хотя бы приблизительно, исчерпать необъятное содержание темы, столь капризно меняющейся в нюансах и подробностях при переходе от одной местности, или от одной народности, или от одного языка… к другим. Придется поневоле, как и делается обычно, ограничиться наиболее яркими или крупными явлениями и взять из них наиболее типичные и наглядные, хотя для этого придется затрагивать то один угол Индии, то другой, очень далекий от первого.

Нужно заметить в оправдание возможной неудачи, что литература по Индии — при всей ее исключительной обширности — в области быта не дает нам чего-либо законченного или систематического; мы часто видим картину, отражающую быт какого-либо отдельного района или обычаи разных народных групп, и эта картина не создает у читателя цельного впечатления. Нельзя упрекать авторов за это, потому что перед ними встает задача необычайной трудности…

Деревня

На фоне общего бытового пейзажа Индии деревня является наиболее устойчивым и типичным ее объектом, она неотъемлема от страны, как обезьяна от ее животного мира или бамбук от растительного. Это отчетливая единица, центр настоящей и неизменной народной жизни. Во многих местах Индии деревня сохранила свой облик с далекого прошлого почти совершенно неизменным, оставшись «маленькой республикой, имеющей в своем распоряжении почти все, что ей нужно, и совершенно независимой от внешних сношений»[104].

Эта устойчивость, неизменность деревни просто поразительна, но она и понятна, ибо деревня всегда оставалась «истинной родиной индуса»[105]. Государственная власть, сменяя одна другую, требовала от людей лишь повиновения и податей, не давая почти ничего взамен, а в родной деревне человек находил все: правительство, его защищавшее (панчаят), судью, оберегавшего его права, жреца, который правил его душой, поэта и баядерку[106], увлекавших его чувства и глаза, сограждан, составлявших его семью… Что же мудреного, что к большой власти он относился как для него чуждой, понимал ее по-своему и, в сущности, никогда не знал ее. Деревня же для него оставалась родиной, семьей, школой, могилой, ячейкой и всем миром в одно и то же время.

Набросаем облик одной из деревень Соединенных провинций, расположенных недалеко от границы с Пенджабом. Деревня, нужно отметить, не означает только улицу или группу зданий, как, например, в современной Англии; одновременно она обнимает как группу домов с улицами или площадями, так и окружающие их обработанные поля. Все это, взятое вместе, носит свое местное название и имеет определенные границы.

В рассматриваемой нами деревне около 600 акров земли. Почва не всюду одинаковая: то глинистая, то песчаная; некоторые участки покрыты кустарником и мало выгодны для возделывания, обычно они остаются под выпас скота. Вообще почва бедна и далека по качеству от черных почв к югу от Джамны, которые так радуют земледельца своим плодородием. Возле деревни два ручейка впадают в небольшую речонку. Имеется четыре пруда: три расположены далеко от деревни, и ими пользуются для ирригации в период между сезонами муссонов, когда нивы без воды рискуют пострадать. В случае слабого муссона, а особенно когда совсем не бывает дождя, эти пруды высыхают и становятся бесполезными, так как они не располагают ключами и своим запасом воды всецело обязаны дождям.

Во время интервалов между муссонами земледельцы проводят из прудов небольшие каналы и простыми приемами (плетенками, корзинками…) выбрасывают воду вверх в свой канальчик. Если поля выше уровня воды, прием на коротких расстояниях повторяется несколько раз, чем в конце концов достигается скромное орошение нивы. Чтобы предупредить споры относительно времени, когда кто может орошать свои поля, выработан общим согласием определенный кругооборот, и в нем договорившиеся хорошо разбираются. Напомним, что речь идет о деревне, поля которой не орошаются из канала и которая не пользуется системой колодцев.

Помимо упомянутых отдаленных прудов близко к деревне имеется еще один деревенский пруд, водой из которого поят деревенский скот. Происходит это обычно к концу дня. Скот к этому времени направляется домой со своих пастбищ, поднимая по пути огромные облака пыли; поэтому на деревенском жаргоне вечернее время называется «временем пыли». После водопоя животные или загоняются в небольшие стойла, или иногда оставляются на пустошах… Нередко бывает, что они помешаются в самих хижинах, куда люди и животные собираются вместе. В жаркое время скот часто остается на открытом воздухе, прямо на улицах деревни. Путнику, идущему ночью по деревне, приходится в таком случае шагать в лабиринте быков, коров, буйволов, телят, лошадей, а иногда и тяжелых деревенских телег.

Не входя пока в деревню, бросим взгляд на ее поля. Март месяц, и поля покрыты созревшими колосьями. В рассматриваемой деревне более всего сеют пшеницу, ячмень, лен на семя и картофель. Участки отделены один от другого небольшим земляным валиком. Каждый участок представляет собою крошечную по размерам площадку в пятую часть акра, некоторые даже меньше. Рисовые площадки иногда бывают и до пятнадцатой части акра; впрочем, рис принадлежит к осенней культуре. Дорог мало, и они далеки одна от другой, потому что нужда в земле слишком велика; земледелец предпочитает с тяжело нагруженной телегой ехать по полям соседа, находящимся под паром. Даже пешеходных тропинок немного, причем они чаще всего идут по меже между полевыми участками. Если посмотреть с высоты птичьего полета на поля деревни, то пред взором мелькнет сетка небольших квадратных или прямоугольных площадок, из которых одни покрыты созревшим хлебом, другие лежат под паром, а иные пашутся и боронятся под сахарный тростник.

Нужно заметить, что в деревне очень мало деревьев. В основном они сосредоточены в точно очерченных рощах. Две-три группы манговых деревьев видны среди полей. Некоторые деревья дают материал для построек и поделок (тун, шишам и ним). Манго тоже доставляет такой материал, но это дерево выращивается главным образом из-за его плодов; в этом смысле оно считается очень ценным. Если дерево находится неподалеку от нивы, его тень будет мешать растущим хлебам; поэтому земледельцы стараются по возможности засадить деревьями те впадины и склоны, которые не особенно пригодны для жатвы.

Тенистые деревья вроде знаменитого баньяна или пипала можно видеть в самой деревне и на ее окраинах, но не на полях. Часто в их тени ютятся часовни племенного или местного бога, а в дуплистых стволах обитают змеи. Так как эти последние признаются священными, а иногда даже играют роль гения-покровителя деревни, жители не только не обижают их и не питают к ним страха, но и иногда поят их молоком.