Коллектив авторов - Богословие личности Страница 25

Какую связь этот рафинированный мыслящий субъект имеет с тем, что мы называем личностью? Лишенное индивидуальных черт и уникальных мыслей ego как раз совершенно безлико в своей чистой универсальности. Рискну, однако, сказать, что без выявленного Декартом требования универсальной значимости мыслительного акта личность состояться не может. Именно это мы и попробуем показать в дальнейшем. Возможно, что при абсолютной универсализации мышления личность не может выжить из-за потери уникальных черт ее характера. Однако отказ от универсальности также ведет к исчезновению личности, которая тогда оказывается растворена в многообразии телесных, психических и социальных феноменов. Об этом мы еще будем подробно говорить. Сейчас же заметим, что, хотя картезианская концепция субъекта и не является описанием личности, она (концепция) все же существенна для такого описания.

Итак, рассмотрев декартовского субъекта, мы установили, что рациональность, как мы выяснили, подразумевает универсальность. Идя дальше Декарта (хотя и не оставляя его основных принципов), мы можем сказать, что рациональность также подразумевает свободу. Это обстоятельство становится явным, когда мы рассматриваем рациональность не только как эпистемологическую категорию, но пытаемся распространить ее на все сферы человеческой деятельности. Эта связь свободы и рациональности подробно описана Кантом. Однако неразрывность свободы и разума является, по-видимому, общим убеждением эпохи Просвещения. Человек свободен тогда и только тогда, когда он разумен. Неразумное поведение всегда означает подчинение принуждению – либо грубому насилию, либо тонкому, подчас незаметному воздействию каких-то внешних сил. Это может быть сила традиции, общественного мнения, авторитета учителей. Это может быть также сила страстей, желаний, переживаний. В любом случае, отказываясь от разумного контроля своих мотиваций, человек отдает себя во власть причинно-следственных связей, господствующих в мире. Подчиняясь разуму, человек, напротив, подчиняется сам себе, тому закону, который он выбрал самостоятельно.

Чтобы действие было полностью разумным, требуется процедура, похожая на декартовское сомнение. Нужно устранить все сомнительные мотивации, т. е. все, что вызвано внешним воздействием и, следовательно, не до конца понятно. Свободное принятие правила поведения возможно лишь тогда, когда оно совершенно прозрачно для разума, т. е. основано на безусловных и совершенно очевидных принципах. Но тогда правило моего поведения будет не только свободным и разумным, но еще и универсальным. Ведь принципы, из которых оно вытекает, понятны любому разумному существу, любое разумное существо в состоянии сделать их фундаментом собственного поведения.

Эти соображения прямо подводят к категорическому императиву. Именно в нем сконцентрированы требования разумности, универсальности и свободы морального поведения. Не рассматривая все существующие формулировки категорического императива, отметим, что он, в частности, включает идею человечности. В одной из известных формулировок, приведенных в Основах метафизики нравственности, содержится требование представлять как в своем лице, так и в лице всякого другого все человечество в целом[232]. Мое действие разумно и свободно тогда и только тогда, когда я представляю все человечество, а не этнос, культуру, религию, возраст, пол и т. п.

Однако кантовский этический универсализм не является простой экстраполяцией декартовского эпистемологического универсализма в сферу морали. Кант, как известно, придает свободному моральному действию трансцендентный характер. В этой связи важны два обстоятельства.

1. Человек свободен только как «вещь в себе», а не как явление. Каждое событие в чувственно воспринимаемой реальности имеет внешнюю причину (подчинено закону природы). Если разумное существо способно действовать на основании морального закона, оно не принадлежит только к этой реальности. Будучи моральным и разумным, человек трансцендирует себя как природное существо.

2. Однако никто в этом мире не может быть абсолютно свободен и морален. Вот характерное высказывание из Критики практического разума: «Полное же соответствие воли с моральным законом есть святость – совершенство, недоступное ни одному разумному существу в чувственно воспринимаемом мире ни в какой момент его существования»[233]. Реальный человек есть в большей мере природное, чем свободное существо. Поэтому следование категорическому императиву составляет скорее интенцию, нежели описание настоящего положения дел. Можно лишь надеяться на доминирование моральных принципов в человеческом обществе. Однако в исторической перспективе мы не находим оснований для подобной надежды. Она может быть связана лишь с религией и подразумевает веру в Бога и бессмертие души.

Ни одно разумное существо, живущее в чувственно воспринимаемом мире, не сможет достичь той прозрачности моральных принципов, которую Декарт нашел для начал познания. Установление моральных правил на основании категорического императива предполагает сослагательное наклонение (знаменитое als ob). Я должен действовать так, как если бы жил в мире, где осуществлен моральный порядок. В «Религии в пределах только разума» Кант предлагает «представить себе человека, который уважает моральный закон и которому приходит на ум мысль (он вряд ли сможет ее избежать), какой мир, руководствуясь практическим разумом, он создал бы, если бы это было в его силах, и притом так, чтобы он и сам оставался в нем как его часть»[234]. Но такого мира нет, и неизвестно, когда он будет. Не означает ли попытка представить его себе серьезный риск? Ведь это – умопостигаемый мир, лежащий вне пределов возможного опыта. И дело здесь не только в том, что такой мир нельзя создать человеческими силами. Я не могу всерьез претендовать на способность его сконструировать даже в мыслях. Если это так, то и мое представление о моральном законе также оказывается весьма рискованным. Наделяя найденное мной моральное правило универсальностью, я, с другой стороны, должен понимать, что могу ошибаться. Это лишь мое субъективное пожелание относительно морального порядка, которое я рискую предложить всему человечеству.

Человек в системе социальных связей

Идеал Просвещения оказывается поколеблен в XIX в., поскольку в природе человека открываются совершенно иные черты. Выясняется, что человек едва ли может быть охарактеризован как существо разумное и свободное. Он подвержен воздействию иррациональных сил, доминирующих над его личностью.

Существуют различные теории, высвечивающие разные аспекты этих сил. Они описываются и как неумолимый ход истории, и как психологическое бессознательное, и как стихия общественных отношений. Каким бы ни было описание, место человека оказывается примерно тем же: он становится игрушкой мощной имперсональной стихии. Мы не можем подробно рассматривать разные варианты указанного подхода. В качестве примера я остановлюсь на идеях, развитых К. Марксом в его социальных теориях. Выбор обусловлен тем, что, хотя сам Маркс ограничил свое рассмотрение сферой экономических отношений, эти наблюдения справедливы для иных областей человеческой жизни и, как я попробую далее показать, для любой ситуации общения людей. Это обстоятельство позволяет использовать идеи Маркса для анализа коммуникации. Поскольку общение является сущностной характеристикой человека, то для философского обсуждения темы личности важнее обратить внимание на социальные, а не биологические или психологические факторы.

С точки зрения Маркса, картезианское ego или кантовский моральный субъект суть абстрактные описания реального человека, упускающие существенные черты человеческой природы. Согласно Марксу, человек есть прежде всего телесный индивид, вовлеченный в коллективный труд. Этот индивид не может рассматриваться изолированно, поскольку процесс труда связывает его с другими индивидами. Связи формируются спонтанно. Они не зависят от чьей-либо персональной воли или осознанного намерения. Однако каждый индивид существенно зависит от характера этих связей. Система отношений производства и распределения образует плотную сеть, опутывающую все общество и определяющую деятельность всех его членов. Эти отношения, как мы отмечали, складываются спонтанно, более того, характер их влияния ускользает от индивида. Последний, оказавшись в такой ситуации, не свободен и не разумен, потому что каждое его действие детерминировано стихией социальных связей. Заметим, что нейтральный термин «индивид» более релевантен описанной ситуации, чем «личность». В контексте Просвещения понятие личности как раз подразумевает свободное и рациональное действие. Личность автономна и ответственна. Маркс описывает положение человека так, что понятие личности едва ли имеет смысл.