Сергей Иванов - Византийское миссионерство: Можно ли сделать из «варвара» христианина? Страница 29

В Житии Константина повествуется еще и о том, что святой во время того же посольства в Хазарию уже по собственной инициативе совершил миссионерский рейд к «народу Фулл». Фуллы (ср. выше, с. 128) к моменту прихода Философа формально уже имели свою церковь, однако, как мы убедимся, это в действительности не означало даже самой поверхностной христианизации.

Рассказ агиографа так интересен, что заслуживает обширного цитирования: «Был же в народе фулльском большой дуб, сросшийся с черешней, и под ним приносили жертвы, называя его Александр, — и женскому полу не позволяли ни подходить к нему, ни [приносить] жертвы. И когда услышал о том Философ, не пожалев трудов, направился к ним. И, став среди них, сказал: «Эллины пошли на вечные муки, поклоняясь [как богу] небу и земле, столь большим и добрым творениям. Так и вы, кто столь убогому созданию, дереву, приготовленному для огня, поклоняетесь, как избегнуть можете вечного огня?«Отвечали они: «Не теперь мы стали так делать, но [обычай этот] от отцов приняли, и благодаря ему исполняются все просьбы наши, а больше всего идут частые дожди. И как мы то совершим, что не дерзнул никто из нас совершить? Ведь если кто и дерзнет сделать это, тогда же и смерть узрит, а дождя уж не увидит до [самой своей] кончины“. Отвечал же им Философ: «Бог о вас говорит в Книгах, как же вы его отвергаете? Ведь Исайя от лица Господа вопиет, говоря: «Иду я собрать все племена и народы, и придут, и увидят славу мою, и положу на них знамение, и пошлю из спасенных от них к народам: в Тарсис и Фулу, и Луд, и Мосох, и Фовел, и в Элладу, и на острова дальние, где не слышали моего имени, и возвестят славу мою народам»[Ис. 66.18—19]. И снова говорит Господь вседержитель: «Вот пошлю я рыболовов и охотников многих на холмах и скалах каменных изловить вас«[Иер. 16.16]. Познайте, братья, Бога, сотворившего вас. Вот — евангелие нового завета Божьего, в котором были вы крещены. И так, сладкими словами уговорив, приказал им срубить дерево и сжечь его. Поклонился же их старейшина и подошел поцеловать евангелие, а за ним и все [остальные]. И, взяв белые свечи у Философа, с пением пошли к дереву, и, взяв топор, ударил Философ тридцать три раза, и приказал всем срубить с корнем и сжечь его»[461].

Опять, как мы уже видели, центральным эпизодом миссии оказывается чудо — в данном случае срубание священного дуба[462]. Заметим, что миссионер предлагает своей пастве книгу Евангелия, но сам при этом ссылается на Ветхий Завет, хитро заплетая в проповедь некую библейскую Фулу (в греческой версии — Фуду), как будто пророк Исайя обращался со своими словами непосредственно к фуллитам[463].

Позднее император Михаил III поручил братьям Константину и Мефодию создать славянский алфавит для перевода на него Священного Писания[464], именно Михаил послал Константина и Мефодия в Моравию и начал крещение Болгарии и Руси (о чем будет рассказано ниже, с. 169). Но его миссионерская роль позднее была несколько затенена успехами его преемника Василия I, который иные из начинаний предшественника продолжил, а иные и присвоил.

V. Василий I

Видимо, Василий Македонянин стал первым византийским императором, кто всерьез считал себя равным апостолам именно в миссионерском смысле. Конечно, пропаганда веры издавна объявлялась религиозным долгом императора[465]. Такие властители, как Юстин I или Юстиниан, действительно воспринимали эту свою обязанность вполне серьезно. Но для императоров ранней Византии миссионерское долженствование находилось в русле их глобальных империалистических обязательств. А вот всегда ли император воспринимался как апостол, тем самым как миссионер par excellence? Подобная уверенность господствует среди исследователей[466]. При этом главный упор делается на термине ίσαπόστολος «равноапостольный», который часто прилагался к императору. Однако присмотримся повнимательнее к его употреблению. Выше (см. с. 32) мы уже говорили, что св. Аверкий удостаивается этого эпитета за то, что окормляет христиан, а вовсе не за обращение язычников. Императора Константина задним числом стали называть «равноапостольным»[467], потому что он легализовал христианство в Империи, но отнюдь не за проповедь варварам. Впервые концепция «равноапосгольносги» царствующего императора сформулирована в деяниях Второго Никейского собора (787 г.): «Подобно тому как в древности глава и свершитель нашего спасения Иисус силой всесвятого духа выслал своих всемудрых учеников и апостолов… точно так же и ныне он выставил своих слуг, соревнителей апостолов (τούς άποστόλων εφάμιλλους), наших благоверных императоров, просвещенных все той же силой всемудрого Духа ради нашего укрепления и научения»[468]. Заметим, что к «отправке» апостолов приравнено «выставление» императоров, которых тем самым их «равноапосгольносгь» никак не обязывает просвещать варваров, а обязывает лишь «укреплять и учить» собственных подданных. По–видимому, лишь Василий I первым всерьез ощутил себя равным апостолам в обязанности крестить иноверцев, но судить об этом мы можем лишь по косвенным данным. Так, в жизнеописании Василия, принадлежащем перу его внука, Константина VII, об императоре сказано: «Зная, что ничему Бог так не рад, как спасению душ, и что извлекающий достойное из недостойного служит устами христовыми, царь не устранился и не отступился от апостольских дел (ουδέ περί τό άποστολικόν τούτο εργον άμελής έφάνη και ράθυμος)»[469].

Быть может, следует признать символичным уже самый тот факт, что Василий I короновался (в 866 г.) 26 мая —т. е. в день Пятидесятницы[470]. Именно в эпоху Василия праздник Пятидесятницы приобретает миссионерский смысл. В мозаиках храма Св. Апостолов, расширенного и украшенного Василием I, апостолы окончательно были осмыслены в духе земной, а не провиденциальной миссии. Там был изображен апостол Матфей с сирийцами, Симон с персами и сарацинами, Варфоломей с армянами.

Важность миссионерской символики для Василия I явствует, среди прочего, из иллюстрированного кодекса Parisinus Graecus 510, содержащего проповеди Григория Назианзина и изготовленного между 879 и 882 гг. Многие иллюстрации этой Рукописи не вполне соответствуют текстам Григория, но зато отражают дух того времени, когда они были созданы. Например, на листе 301 изображены, помимо апостолов на Пятидесятницу, еще и φύλαι «колена Израилевы» и γλώσσαι «языци» — т. е. обращаемые в христианство народы; этот мотив не важен Григорию, но важен венценосному заказчику рукописи. На листе 426 изображены апостолы за своей миссионерской работой, опять же выпячен мотив, существенный скорее для современников, чем для Григория[471]. Иконографический канон снисхождения Святого Духа приобретает устойчивый компонент в виде изображения «народов»: вслед за Парижским кодексом он появляется в рукописи Petropolitanus Graecus 21 (рубеж IX‑X вв.), затем, в начале X в., в восточном куполе южной галереи храма Св. Софии в Константинополе (теперь мозаики уничтожены, но их зарисовки сохранились) и потом — в церкви Осиос Лукас в Беотии (XI в.). Репликой этого мотива являются позднейшие мозаики в храме Сан–Марко в Венеции[472].

Работа по обращению варваров становится важным элементом в иконографических программах многих церквей IX в. — например, каппадокийского храма Чавушин. Видимо, тогда развивается некий апокрифический фольклор, связанный с миссией апостолов; в малоазийской церкви Токалы–Килисе в Гереме (Каппадокия), среди сохранившихся остатков росписи есть изображение Пятидесятницы, а под ней — весьма необычный мотив: напутсгвование апостолом Петром других апостолов перед миссией. Подпись на стене (выполненная весьма неграмотно) гласит: «Петр, направляющий (διατασάμενος) апостолов идти и учить свои земли и наставлять их в соответствии с Духом»[473] (рис. 1). Весьма интересно при этом, что обращаемые апостолами «народы», «племена» и «языки» на росписях почти скрыты заслоняющими их огромными фигурами царей (по два с каждой стороны от апостолов), одетых совершенно как византийские императоры — в торжественный наряд с драгоценной перевязью, лоросом, и в коронах. Ясно, что, с точки зрения художника и его заказчиков (знатного малоазийского семейства Фок, из которого вышел потом император Никифор II), именно цари ответственны за христианское просвещение своих[474] — и всяких — народов. В этом смысле императоры представлены на фресках Токалы[475] воистину равноапостольными[476]. Видимо, как раз таким идеальным миссионером, в этом подобным апостолом, и мыслил себя император Василий. Именно он придал миссионерству особый идеологический статус[477]. Внутри Империи миссионерские идеи Василия воплотились в массовом насильственном крещении иудеев, павликиан и сарацин. Кроме того, в пределах Византии жило еще достаточное количество язычников. Больше всего было их на юге Балканского полуострова, где с VII в. обитали полунезависимые славянские племена. Об этих племенах в «Тактике Льва» говорится, что император Василий I «убедил их отказаться от их древних обычаев, и подчинил их архонтам по ромейскому образцу, и почел крещением (βαπτίσματι τιμήσας), и освободил их от службы их архонтам, и научил ходить войной против народов, враждебных ромеям»[478]. Как видим, христианизация здесь упомянута на третьем месте и представлена как интегральная часть мероприятий по «византинизации» славян.