Борис Клосс - Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI вв. Страница 32

Новый взгляд на место Руси в современном мире был высказан составителями Летописного свода 1418 г., который создавался в несколько этапов. Сначала (в 1414—1418 гг.) на основе византийских хроник Георгия Амартола и Иоанна Малалы и других источников была составлена всемирно–историческая компиляция, включающая также статьи о походах русских князей (Олега и Игоря) на Византию; изложение завершается перечнем византийских императоров, доведенным до Мануила Палеолога (1391—1425 гг.). В литературе памятник получил название Летописца Еллинского и Римского (второго вида) и представляет первый, еще довольно осторожный опыт включения Русской истории во всемирно–исторический процесс. Показателен выбор русских статей для всемирной Хроники: это победоносные походы Олега и Игоря на Царьград в первой половине X в., а в рассказе о царствовании Алексея Дуки Мурцуфла вставлена обширная русская Повесть о взятии Константинополя крестоносцами в 1204 г. Очевидны мотивы, руководившие авторами Еллинского летописца: поставить Русь в равное положение с Византией, показать, что и в давние времена русские князья совершали победоносные походы на Царьград, плачевное же состояние империи (очевидное для современников Мануила Палеолога) подчеркивалось напоминанием о разгроме византийской столицы крестоносцами в 1204 г. и длительном пребывании ее под владычеством «фрягов».

В более ранней работе мне удалось показать, что в Еллинском летописце 2–го вида были использованы Троицкая летопись, Хронограф по великому изложению и новгородский источник (сходный с Новгородской I летописью), причем именно в том сочетании, который проявился в тексте Общерусского свода — протографа Софийской I и Новгородской IV летописей[220]. Составление Еллинского летописца явно предшествовало работе над Общерусским сводом (который я теперь датирую 1418 г.)[221], поскольку хронология последнего исправлена на основании других данных[222]. Вообще же использование одних и тех источников в Еллинском летописце и Своде 1418 г. сближает время создания обоих памятников (ограничивая его снизу 1414 годом, когда уже существовала Троицкая летопись).

Свод митрополита Фотия 1418 г. можно рассматривать как естественное продолжение Еллинского летописца, но построенное целиком на русском летописном материале. Составители постарались сгладить конфликтные ситуации, возникавшие между различными русскими центрами, но антиордынский и антилитовский акценты, наоборот, были усилены (в 1415 г. произошел раскол общерусской митрополии, так как в ее западной части был поставлен отдельный митрополит Григорий Цамблак). Епифаний Премудрый был вновь привлечен к составлению Свода, для которого он написал ряд специальных повестей (пространную Повесть о Куликовской битве, Повесть о взятии Москвы Тохтамышем, Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, Слово о житии и преставлении тверского князя Михаила Александровича и др.). При этом прославление князей московской династии поднято на новую высоту: Иван Калита назван «собирателем Русской земли», Дмитрий Иванович — «господином всей земли Руской», «великим царем Рускыа земля»; при князе Дмитрии «въскипе земля Руская в лета княжения его, яко преже обетована Израилю; и страхом господства своего огради всю землю; от въсток и до запад хвално бысть имя его, от моря и до моря и от рек до конець вселеныа превознесеся честь его»[223].

Начавшееся на Руси в конце XIV века активное сопротивление византийской политической доктрине, утверждавшей, что «только один царь во вселенной», переросло во втором десятилетии XV века в теорию о признании великого князя Владимирского суверенным «царем», не уступающим в могуществе и благочестии византийскому императору. Такая мысль пронизывает, как мы показали, Летописец Еллинский и Римский. В подтверждение этой теории мусин–пушкинская рукопись 1414 г. называет князя Владимира Святого «благочестивым царем Русским». В договоре 1417 г. с Ливонским орденом Василий I именуется «Русским кайзером»[224]. В епифаниевском Слове о житии Дмитрий Иванович определяется как «царь Русский» и восхваляется как «отрасль благоплодна и цвет прекрасный царя Володимера, новаго Костянтина, крестившаго землю Рускую».

К указанным памятникам должно быть присоединено Сказание об иконе Владимирской Богоматери. Критическое издание текста Сказания (по 8 спискам) недавно было осуществлено В. А. Кучкиным и Т. А. Сумниковой[225]. К этой публикации можно относиться по–разному. Кому–то придется не по душе, что князь Дмитрий Михайлович Грозные Очи назван «Звериные Очи» (483) — зато очевидна крепость нового определения; кто–то затруднится определить в потоке глаголов «можно можем ожидать» (484) авторский вариант, кому–то будет не по силам подсчитать общее количество опечаток в статье. Не исключено, что при воспроизведении древнерусского текста опыт реконструкции слова «месяц» то с буквой «ѣ», то с буквой «е» (501—502) не получит должного понимания у специалистов, а слитное написание глагола с местоимением («поставию» (503)) или вообще всех слов в заголовке (501) вряд ли будут расценены как попытки восстановления древней традиции. Следует добавить, что группировка списков произведена довольно грубо, без выяснения текстологических связей. Досадно также, что к исследованию не привлечены другие известные списки Сказания, по древности стоящие на втором месте после Егор., № 637. Тем не менее, положительное значение работы В. А. Кучкина и Т. А. Сумниковой трудно переоценить. Впервые было четко показано, что древнее Сказание о чудесах от иконы Владимирской Богоматери дошло до нашего времени в составе цикла статей, сформировавшегося в достаточно позднее время. Цикл состоит из пяти статей: 1) Слово об установлении праздника Спаса 1 августа; 2) Статья о походе Андрея Боголюбского на булгар в 1164 г.; 3) Сказание о 10 чудесах от иконы Владимирской Богоматери, случившихся при Андрее Боголюбском; 4) О иконе Одигитрии; 5) О ризе Богородицы в Лахерне. Авторами было замечено, что статьи 4 и 5 совпадают с аналогичными статьями, сопровождающими рассказ 1204 г. Софийской I летописи о взятии Царьграда крестоносцами, а отсюда был сделан вывод, что данные статьи попали в Сказание из гипотетического Полихрона 1423 г. Рассказ о походе 1164 г. выписан из летописи типа Лаврентьевской или Троицкой, т. е. из летописи, которая была привлечена при создании того же свода 1423 г. В итоге авторы пришли к выводу, что весь цикл, составляющий Сказание о иконе Владимирской Богоматери, составлен после 1423 г., скорее всего, в окружении митрополита Фотия[226].

Хотелось бы внести некоторые уточнения в рассуждения публикаторов Сказания об иконе Владимирской Богоматери. Гипотеза о существовании Полихрона 1423 г. в настоящее время в науке оставлена. Общий источник Софийской I и Новгородской IV летописей я датирую временем около 1418 г. и называю Сводом митрополита Фотия. Можно утверждать, далее, что статьи «О иконе Одигитрии» и «О ризе Богородицы» Сказания выписаны не из Свода митрополита Фотия. Аналогичные статьи, действительно, читаются в Софийской I летописи, в данном случае лучше отражающей текст Свода Фотия. Однако, несмотря на утверждение публикаторов, что обе статьи Сказания «слово в слово» совпадают с соответствующими рассказами Софийской I летописи[227], между памятниками наблюдаются расхождения. В тексте первой заметки Софийская летопись добавляет в заголовке лишние слова «в Цареграде», неправильно определяет время владычества иконоборцев — 10 лет (вместо шестидесяти); в заголовке второй заметки в летописи добавлено лишнее слово «Пресвятей»[228]. Первичность текста Сказания в отмеченных примерах подтверждает более ранний памятник — Летописец Еллинский и Римский второго вида[229], что упустили из вида В. А. Кучкин и Т. А. Сумникова. Вместе с тем указанные статьи не могли попасть в Сказание и из Еллинского летописца. В последнем читается «И абие обрѣтоша ю», «не загасло въ тую 60 лѣт», «абие въскыпе море»[230], в Сказании же и в Софийской I летописи выделенных слов нет. Очевидно, что скорее составитель Еллинского летописца добавлял слово «абие», чем составители Сказания и Свода Фотия систематически его исключали. Следовательно, статьи «О иконе Одигитрии» и «О ризе Богородицы» попали в Сказание о иконе Владимирской Богоматери, Еллинский летописец второго вида и Свод митрополита Фотия из общего источника. В таком случае Сказание следует датировать 10–ми годами XV века — временем создания Еллинского летописца второго вида и Свода митрополита Фотия.[231]

Полученную датировку подтверждает также анализ первых двух статей Сказания — Слова об установлении праздника Спаса и Статьи о походе на булгар в 1164 г. Статья о походе 1164 г., как правильно было установлено упомянутыми авторами, является сокращением текста летописи типа Лаврентьевской или Троицкой и прямо связана с древним Сказанием о чудесах от иконы Владимирской Богоматери, поскольку трактует успех похода как «чюдо новое Святѣи Богородици Володимерьскои». Но Слово об установлении праздника Спаса авторами не проанализировано. Пафос произведения направлен на прославление нового русского праздника, учрежденного в честь успешного похода императора Мануила Комнина на «срацын» и князя Андрея Боголюбского на «болгар», совершенных в один день — 1 августа, на Происхождение Креста Господня. Слово закономерно поставлено в один ряд с рассказами о чудесах от иконы Владимирской Богоматери, поскольку успех предприятия князя Андрея зависел от иконы Богородицы и креста, которые перед ратниками несли «прозвитера два в священных ризах». Источником известия о походе на булгар послужила Троицкая летопись, судя по чтению: «И падоша вси на колену пред Святою Богородицею». В Лаврентьевской летописи читается «удариша челом», в Радзивиловской — «поклонишася», а в Троицкой (судя по отражению ее в Московском своде 1479 г.) содержался ближайший аналог — «и падше вси поклонишася»[232]. Отмечу теперь связь Слова о празднике Спаса со Статьей о походе 1164 г., которая идет далее тематической близости в ряду повествований о чудесах от иконы Владимирской Богоматери. Оказывается, в Слове и Статье 1164 г. использованы две непересекающиеся «половинки» статьи 6672 г. Троицкой летописи: в Статью 1164 г. включен рассказ о начале похода Андрея Боголюбского, а Слово о празднике Спаса основано на летописном известии о взятии нескольких булгарских городов, в том числе «славного» города Бряхимова.