Джидду Кришнамурти - Комментарии к жизни. Книга первая Страница 35

Страх

Она проделала длинный путь, проехав через полмира. У нее был настороженный взгляд, в нем была какая-то недоверчивость, она как будто приоткрылась, чтобы тут же закрыться при любой попытке слишком глубокого проникновения. Она не была робка, но она не очень хотела, хотя и не сознательно, раскрывать свое внутреннее состояние. И все-таки ей хотелось поговорить о себе и своих проблемах, и она явно преодолела все это расстояние, чтобы сделать это. Она колебалась, сомневалась в своих словах, была отчужденной, и в то же самое время ей нетерпелось рассказать о себе. Она прочла много книг по психологии, и, поскольку она никогда не была у психолога, она была способна сама полностью исследовать себя. Она сказала, что фактически с детства привыкла анализировать свои собственные мысли и чувства.

Почему вы настолько поглощены самоанализом?

«Я не знаю, но я всегда делала это с тех пор, как я помню».

Действительно ли анализ — это способ защитить себя от нас самих, от эмоциональных взрывов и последующих сожалений?

«Я совершенно уверена, именно поэтому я анализирую, постоянно спрашиваю себя. Я не хочу пойматься в ловушку всего того беспорядка внутри меня, личного и общего. Это слишком отвратительно, и я не хочу допустить это. Теперь я понимаю, что я использовала анализ как средство сохранить себя невредимой, чтобы не впасть в общественную суету и суету семейной жизни».

Вам удавалось избежать быть пойманной в эту ловушку?

«Я не совсем уверена. По некоторым направлениям мне это удавалось, по другим, думаю, что нет. Рассказывая обо всем этом, я понимаю, какую необычную вещь я сделала. Я никогда прежде не смотрела на это все так ясно».

Почему вы защищаете себя так умно и от чего? Вы говорите, от беспорядка вокруг вас. Но что находится там, в этом беспорядке, от которого вам приходится защищать себя? Если это беспорядок, и вы ясно видите это таким, тогда вам не стоит охранять себя от него. Мы охраняем себя только, когда есть страх и непонимание. И так, чего вы боитесь?

«Я не считаю, что я боюсь. Я просто не хочу запутаться в горестях существования. У меня есть профессия, которая поддерживает меня, но я хочу быть свободной от остальной части запутанных ситуаций, и я думаю, что уже свободна».

Если вы не боитесь, то почему вы сопротивляетесь запутанным ситуациям? Каждый сопротивляется чему-то только, когда не знает, как поступить с этим. Если вы знаете, как работает двигатель, вы свободны от него. Если что-нибудь случится, вы можете починить его. Мы сопротивляемся тому, что мы не понимаем. Мы сопротивляемся беспорядку, злу, страданию, только когда мы не знаем его устройство, из чего оно состоит. Вы сопротивляетесь беспорядку, потому что не знаете о его устройстве, его составляющих. Почему вы не осознаете это?

«Но я никогда не думала об этом в таком смысле».

Только, когда вы находитесь в прямых отношениях со строением беспорядка, вы сможете знать о работе его механизма. Только, когда есть общность между двумя людьми, они понимают друг друга. Если они сопротивляются друг другу, никакого понимания нет. Общность или взаимоотношения могут существовать только, когда нет страха.

«Я понимаю, что вы имеете в виду».

Тогда чего вы боитесь?

«Что вы подразумеваете под страхом?»

Страх может существовать только во взаимоотношениях, страх не может существовать отдельно, в изоляции. Нет такого понятия как абстрактный страх, есть страх известного или неизвестного, страх того, что сделано или что можно сделать, страх прошлого или будущего. Связь между тем, чем каждый является и чем желает быть вызывает страх. Страх возникает, когда фактическое трактуется вами самими с помощью таких понятий, как поощрение и наказание. Страх приходит с ответственностью и желанием освободиться от нее. В контрасте между болью и удовольствием существует страх. Страх существует в противоречии противоположностей. Поклонение успеху порождает страх неудачи. Страх — это умственный процесс борьбы за становление. Когда становишься добром, возникает страх зла, когда становишься единым с кем-то, появляется страх одиночества, когда становишься великим, появляется страх быть незначительным. Сравнение не есть понимание. Оно вызвано страхом неизвестного по отношению к известному. Страх — это неуверенность в поиске безопасности.

Усилие стать кем-то — это начало страха, страха быть или не быть. Ум, осадок от переживания — это всегда страх неизвестного брошенного вызова. Ум, который является именем, словом, памятью, может функционировать только в пределах сферы известного. А неизвестное, являющееся вызовом от мгновения до мгновения, отвергается или переводится умом в понятия известного. Это отвержение или перевод вызова в иную категорию есть страх, поскольку ум не может иметь никакой общности с неизвестным. Известное не может сообщаться с неизвестным. Известное должно раствориться для того, чтобы появилось неизвестное.

Ум — это породитель страха. И когда он анализирует страх, ища его причину, чтобы быть свободным от него, ум только далее изолирует себя и таким образом увеличивает страх. Когда вы используете анализ, чтобы противостоять беспорядку, вы увеличиваете силу сопротивления, а сопротивление беспорядку только увеличивает страх этого беспорядка, что мешает свободе. Свобода есть в общности, а не страхе.

«Как мне полюбить?»

Мы были высоко на склоне горы, любуюсь долиной, а большой ручей казался на солнце серебряной лентой. Местами солнце проникало через толстую листву, и стоял аромат множества цветов. Это было восхитительное утро, и на земле все еще была тяжелая роса. Душистый бриз дул через долину, принося отдаленный шум людей, звук колокольчиков и иногда морского гудка. Над долиной прямо вверх поднимался туман, и ветерок не был достаточно силен, чтобы рассеять его. Наблюдать за столбом тумана было увлекательно. Он возвышался от основания долины и пытался достать до самых небес, подобно этой древней сосне. Большая черная белка, которая ворчала на нас, бросила наконец это занятие и спустилась с дерева, чтобы опять разнюхивать, и затем частично удовлетворенная ушла, обходя нас стороной.

Его глаза были закрыты для всего этого. Он был поглощен сиюминутной проблемой, как он был поглощен своими проблемами прежде. Проблемы сменяли одна другую и вели в нем свою собственную жизнь. Он был очень богатым человеком. Он был тощим и грубым, но вид у него был непринужденный, с искусственной улыбкой. Теперь он смотрел на долину, но ее оживляющая красота не тронула его. Лицо его ничуть не смягчилось, линии оставались все еще жесткими и решительными. Он все еще охотился, не за деньги, а за тем, что он называл богом. Он вечно говорил о любви и боге. Он охотился далеко и повсюду, побывал у многих учителей, и, поскольку он старел, охота становилась более острой. Несколько раз он приходил обсудить эти вопросы, но в нем всегда оставался хитрый и расчетливый взгляд. Он постоянно взвешивал, во сколько ему обойдется найти бога, насколько дорогой окажется поездка. Он знал, что не сможет взять с собой то, что он имел. А мог ли он взять что-нибудь, деньги, например, которые имели ценность, туда, куда он шел? Он был сухим человеком, и в нем никогда не проявлялась щедрость ни сердца, ни руки. Он всегда очень сомневался, давать ли что-то сверху, он ощущал, что каждый был достоин своей участи, как был достоин он. И вот он был здесь тем утром, чтобы дальше познавать себя, поскольку назревали неприятности, а серьезные препятствия мешали его так или иначе успешной жизни. Богини успеха не было рядом.

«Я начинаю понимать, каков я, — сказал он. — Эти многие годы я изощренно противостоял вам и отвергал вас. Вы говорите плохо о богатых, вы рассказываете жестокие вещи о нас, и я был рассержен на вас. Но я был неспособен нанести вам встречный удар, поскольку я не могу добраться до вас. Я испробовал различные способы, но я не могу поднять на вас руку. Ну, что вы хотите, чтобы я сделал? Я мечтал бы, чтобы я никогда не слышал вас или не приближался к вам. Теперь у меня бессонные ночи, а прежде я всегда спал хорошо. Мне снятся мучительные сны, а раньше я вообще редко видел сны. Я боялся вас, я тихо проклинал вас, но время назад не вернуть. Что мне делать? У меня нет друзей, как вы заметили, и я не могу покупать их, как я раньше делал, я слишком открылся тому, что случилось. Возможно, я могу быть вашим другом. Вы предложили помощь, и вот я здесь. Что мне сделать?»

Раскрыться нелегко. И разве кто-то раскрыл себя? Разве кто-то открыл тот шкафчик, который так тщательно запер, наполнив его вещами, которые не хочет видеть? Действительно ли кто-то хочет открыть его и увидеть, что там?

«Я хочу, но как я должен поступить?»

Действительно ли кто-то хочет это сделать, или он просто играет с намерением? Однажды открыв, неважно насколько, его нельзя снова закрыть. Дверь будет всегда оставаться открытой, днем и ночью ее содержимое будет вываливаться. Можно пробовать убежать, как каждый и делает всегда, но она будет ждать и наблюдать. Неужели кто-то действительно хочет открыть ее?