Михаил Одинцов - Патриарх Сергий Страница 39

Наконец открылась дверь и вышли члена Синода. Расстроенное лицо Сергия заставило Владимира насторожиться.

— Ничего поделать было нельзя, — промолвил Сергий. — Пять против одного. Постановили, что Синод не правомочен решать вопрос о возвращении вам сана. Требуется решение Собора.

Не ожидавший такого поворота событий, Владимир взорвался.

— Я вас всех! — кричал он. — Нажму три кнопки телефона и полетите в тартарары… Напущу на вас ЧК, сядете!..

Разгоряченный, он тут же сел за стол, написал ругательный доклад на имя патриарха, грозя и «со стариком посчитаться». Бросил на стол секретарю. Митрополит Сергий, мягко обняв Владимира за плечи, увел в сторону, стал успокаивать: мол, не все еще потеряно, надо ждать и крепиться, нельзя сгоряча свершать необдуманные поступки. Уже от самой двери, несколько поостыв, Владимир вернулся и забрал свой доклад. Вскоре он покинул Москву и вернулся в Пензу, где продолжил возглавлять самочинную «народную» православную церковь.

«Изъять из церковных имуществ…»

Объявленный весной 1921 года партией большевиков курс новой экономической политики (нэп) не только повлек за собой конструктивные изменения в экономической и хозяйственной жизни страны, но и породил в церковной среде ожидание либерализации вероисповедной политики государства. К примеру, некоторые протестантские объединения обращались в Совнарком с просьбами об изменении декрета об отделении церкви от государства, в частности — разрешить приобретение в собственность зданий и другого имущества, ведение благотворительной и иной социальной деятельности. Однако ожиданиям не суждено было осуществиться, а все проекты религиозных организаций были отвергнуты. Государство в трудных условиях перехода к нэпу, когда резкий поворот политического курса надо было объяснить и совместить с широко распространенной в массах рабочих и беднейшего крестьянства революционно-разрушительной психологией, не смогло круто изменить церковную политику. Трудно было отказаться сразу от ставших привычными военно-административных мер ее проведения, так же как и трудно было отказаться видеть в религиозно-церковных организациях хотя и побежденных, но все же «политических врагов».

Груз военно-коммунистического прошлого, психология политической борьбы с религиозными организациями сказались при проведении кампании по вскрытию «святых мощей» в 1919–1920 годах и особенно трагически — при массовом изъятии церковных ценностей в 1922 году.

Весной 1921 года небывалая засуха охватила наиболее хлебородные районы европейской части России и частично Украины. Летом для правительства РСФСР стало очевидно, что стране не избежать серьезных затруднений с продовольствием. По указанию председателя Совнаркома В. И. Ленина республиканские наркоматы и ведомства начинают изыскивать продовольственные и иные ресурсы для борьбы с надвигающимся бедствием.

Откликнулась и Российская православная церковь. Патриарх Тихон особыми посланиями в адрес восточных патриархов и глав других христианских церквей призывал провести сборы продовольствия и денежных средств для голодающих в России. Под председательством патриарха образован Всероссийский общественный комитет помощи голодающим (Помгол), кое-где в храмах стали собирать средства.

Не без колебаний, но все же советское правительство обратилось за помощью к правительствам и общественности западных стран, хотя и осознавало, что определенные круги на Западе, как и русская эмиграция, неизменно попытаются использовать голод в политических целях.

Осень 1921 года подтвердила чрезвычайность положения. Хлеба было собрано менее половины от обычного для этих мест урожая. В тисках надвигающегося голода оказалась территория с населением более чем 31 миллион человек. Каких-либо крупных запасов зерна страна не имела. Уже первые попытки закупить продовольствие или получить кредиты и займы в странах Западной Европы и США показали, что в условиях проводимого ими в отношении России политического и экономического бойкота осуществить это будет чрезвычайно трудно. Рассчитывать можно было лишь на отдельные частные компании, на благотворительные организации и движение солидарности среди трудящихся Запада. Но в первом случае коммерческие операции возможны были исключительно на «золотой основе», а во втором — требовалось время, чтобы собрать и доставить помощь в Россию. Тогда как она требовалась немедленно, ибо число голодающих к концу 1921 года приблизилось к пятнадцати миллионам человек.

Где взять средства? Вот вопрос, который постоянно обсуждался в высших партийных и государственных органах. Необходимо было найти неординарные пути к выходу из кризисной ситуации. Одним из них стало намерение властей в кратчайшие сроки учесть, а затем изъять и вывезти в Москву золото, серебро, драгоценные камни, валюту, художественные и иные ценности, где бы они до этого ни находились.

В ноябре 1921 года по предложению В. И. Ленина к делу изъятия был подключен Л. Д. Троцкий. Он предложил следующую схему действий. Под его началом создавалась особая комиссия, для краткости именовавшаяся «Комиссия по драгоценностям». Сам Троцкий получил титул особоуполномоченного Совнаркома и нескольких заместителей, которые денно и нощно претворяли его планы в жизнь. На местах создавались «чрезвычайные тройки» в составе председателей губчека и губвоенкома, заведующего финотделом губисполкома с диктаторскими полномочиями в части изъятия ценностей. В первую очередь изъятие должно было коснуться банков, складов, хранилищ. Затем — недействующих монастырей, храмов и других культовых зданий. А немного спустя — музеев, дворцовых ансамблей, усадеб.

Планировалось всю работу провести в течение полугода и собрать ценностей на пять-шесть миллиардов золотых рублей. Эта сумма должна была, по мысли организаторов, существенно пополнить золотой запас, дать средства на восстановление народного хозяйства, закупку продовольствия за рубежом и на повышение обороноспособности страны.

Комиссия и ее представители на местах, а также местные власти, выполнявшие их распоряжения, действовали в условиях строжайшей секретности.

Официальным же органом, призванным от имени государства осуществлять кампанию по борьбе с голодом, стала образованная осенью 1921 года Центральная комиссия помощи голодающим (ЦК Помгол) во главе с председателем ВЦИКа М. И. Калининым. Ее усилия по мобилизации скудных внутренних ресурсов, сил и возможностей к январю — февралю 1922 года дали некоторые результаты: в пострадавшие районы поступали перераспределенные остатки продовольственных фондов, медицинская и гуманитарная помощь; к оказанию помощи бедствующему населению подключились армия, профсоюзы, комсомол, общественные и религиозные организации; из тающего золотого запаса к ранее выделенным добавили еще 62 миллиона золотых рублей; оказывали необходимую помощь вывезенным в более благополучные районы детям и больным.

И все же одному Помголу овладеть ситуацией явно не удавалось: число голодающих уже превысило 15 миллионов человек. Положение с продовольствием, особенно в Поволжье, становилось катастрофическим. Резко возросла смертность, начали возникать очаги эпидемий, отмечались случаи людоедства и трупоедства. Закупленные за рубежом более шести миллиардов пудов продовольствия из-за отсутствия средств транспортировки ожидали отправки в иностранных портах.

Усугублялась и общая экономическая и политическая обстановка в стране. Железнодорожный транспорт был разрушен и едва справлялся с объемами перевозок в «голодные» районы. Города мерзли из-за нехватки топлива. Останавливались фабрики и заводы. Раскручивалась спираль инфляции. Росла безработица. Расширялась волна забастовок и отказа от выхода на работу. Сотни и тысячи рабочих покидали ряды коммунистической партии. В воинских подразделениях зрело недовольство, а кое-где вспыхивали волнения. В крестьянской массе царило настроение подавленности и страха перед возможной голодной смертью. Росло недовольство изъятием обязательного продналога, действиями продотрядов, подчистую вывозивших хлеб.

В обществе нарастало ощущение безысходности и приближающегося краха. Казалось, у государства исчерпаны все возможности и ничто не может дать надежды на спасение. Вопрос стоял так: либо будут найдены средства для закупки продовольствия, либо голод спровоцирует социальный взрыв и страна погрузится в пучину нового хаоса с неминуемым последствием — полный распад целостного государства.

Правящие круги реально оценивали сложившуюся ситуацию и лихорадочно искали путь к спасению. В критической обстановке зимы — весны 1922 года надежду на спасение увидели в бывшей церковной, а теперь национализированной собственности, традиционно считавшейся значительным состоянием. Предварительные подсчеты, сделанные тогда же, обнадеживали в том, что в православных храмах, монастырях и молитвенных домах хранятся, в пересчете на серебро, 525 тысяч пудов ценностей. А каждый фунт серебра мог спасти от голодной смерти семью из пяти человек.