Виктор Лега - Основное богословие, или христианская апологетика (Курс лекций, ДВГУ, 2000) Страница 4

Я не знаю, как вы изучаете философию, и забыл уточнить: вам читают историю философии или систематическую философию? (Ответ — изучение идет параллельно в течение одного семестра) Один семестр — это чрезвычайно мало. Но даже этого семестра достаточно для того, чтобы понять, что не существует философии как таковой. Существует математика как наука, существует физика как наука. Нельзя предположить, что существует физика Ньютона, физика Декарта, физика Эйнштейна, физика Ландау и Лившица, и между ними есть противоречие. Это эволюция одной и той же физики.

В философии совершенно противоположная ситуация. Как таковое культурное явление философия существует, и никто с этим спорить не будет. Но философия Платона, Аристотеля, Августина, Фомы Аквинского, Декарта, Канта, Гегеля, Гуссерля, Сартра — они все друг с другом не состыкуются. Нельзя быть одновременно кантианцем и экзистенциалистом, платоником и марксистом. Здесь же, как мы видим, в предмет христианской апологетики, основного богословия, включаются философские вопросы. Философские вопросы можно решать философскими методами. Их нельзя решить какими-нибудь математическими или физическими методами. А если мы решаем их философскими методами, то сразу напрашивается вопрос: а какую философию мы берем? Марксистскую или платоновскую, кантианскую или феноменологическую? И в этом случае получается очень странная ситуация для христианства. Мы основное богословие (как сказано в книжке — главное) основываем на какой-то философии, т. е. христианство получается некоторым наслоением на философском учении, причем на одном. Я, допустим, платоник и читаю вам основное богословие, основываясь на платоновских взглядах. Вслед за мной приходит другой преподаватель и говорит, что Платон ошибался, Аристотель прекрасно показал его ошибки. Надо основываться на аристотелевском учении, как это делала Католическая Церковь. И он будет читать вам курс основного богословия, основываясь на аристотелевском учении. Получается два основных богословия. Вы можете себе представить, что есть какая-нибудь наука, в которой есть две различные науки? В философии такие возможности имеются. Хотя всегда находятся такие философы, как Маркс, который сказал: «Все, что было до этого, — это была предыстория, которая шла к моей философии». Затем возник марксизм как истинно научная философия. Нас так учили в советские времена. Сейчас во многих вузах кафедры марксистско-ленинской философии переименованы в кафедры теоретической философии, а кафедры научного коммунизма в кафедры политологии. Те же самые люди, которые, естественно, читают то же самое.

Получается основное богословие в различных вариантах. В одной Духовной школе так получилось, что преподаватель основного богословия был по своим философским убеждениям платоник, другой базировался на философии Аристотеля, были кантианец и гегельянец. Это полный абсурд. Богословие должно быть одно. Богословие — учение о Боге. Бог один, догматы одни, учение должно быть одно. Поэтому основное богословие — это всегда авторский курс, так же как философия. Поэтому у нас на занятиях в институте возникают споры. Студенты со мной не соглашаются. Я этому очень рад. За 4,5 года они научились думать, а не просто слепо записывать то, что им говорит тот или иной преподаватель. На 1 и 2 курсе нужно набирать знания, потом эти знания уже нужно осмыслять. Основное богословие, апологетика как авторский курс, не может быть одинаковым. И поэтому здесь возникает такое мнение, что по этой причине такой курс не нужен. Ну почему Духовное учебное заведение, там, где изучается то, что является общим, должно уделять время частностям?

Наука не может быть чьим-то частным мнением. И почему, когда мы изучаем науки — история Церкви одна, патрология одна, догматика одна — мы должны разрешить какому-то имя рек только за то, что мы его уважаем и любим, излагать свои собственные взгляды? Но когда я говорю, что студенты со мной не соглашаются, и я этому рад, то это означает, что мы можем за год набросать лишь схему ответов, которые я предлагаю на вопросы, на проблемы, некоторые из которых я здесь назвал. Моя главная задача при чтении курса апологетики состоит в том, чтобы студенты поняли: перед ними открывается огромное море знаний. За этот год мы не должны изучить все от А до Я, запомнить, зазубрить, и хоть в 4 часа утра нас разбуди, выдать безошибочно те положения, которые преподаватель нам продиктовал. Таким образование никогда не бывает.

Образование в любом вузе — естественнонаучном, гуманитарном — всегда основывается на том, что студента научают думать. Вот в этом отличие высшего образования от среднего, в частности — от средне-специального. Цель средне-специального образования состоит в том, чтобы научить учащихся выполнять те или иные операции: хорошо ремонтировать автомобиль, хорошо шить, хорошо, может быть, рисовать, но в целом делать конкретную операцию. Высшее образование обучает человека творчеству, учит решать проблему. Не запомнить, а именно решать проблему. И предполагается, что выпускник высшего учебного заведения, приходя на свою работу, не важно, кто он — физик, математик, филолог, историк или богослов, столкнувшись с какой-либо проблемой, может самостоятельно ее решить. Вот главное, чего добивается любое высшее образование. Именно в этом я и вижу свою собственную задачу — научить студентов думать, решать проблему, подходить к ней. Запомнить тот способ размышления, который предложил преподаватель, но не подходить к этому догматически. Это всего лишь некоторый толчок для студента, который обучается своему собственному размышлению.

Есть гениальная фраза великого советского педагога Сухомлинского: «Ученик — это не сосуд, который нужно наполнить, а факел, который нужно зажечь». Фраза затасканная, и поэтому воспринимается как нечто пошлое. Но фраза действительно гениальная, действительно истинная. А если преподаватель начинает лить воду в прямом и переносном смысле на этот факел, то сами понимаете, никакого огня не получается, даже дыма. Вот почему я сказал, что рад, когда студенты не соглашаются. Значит, они научились думать. Значит, они научились размышлять. Из них кое-что получится.

Но не соглашаться тоже можно по-разному. Можно не соглашаться, как известный герой чеховского рассказа: этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Это один способ несогласия, который я никогда не восприму. И есть другой способ несогласия — способ честного спора, честного поиска истины.

Поэтому задача основного богословия, задача апологетики состоит в том, чтобы студент увидел: противоречия, которые казались действительно существующими, на самом деле не существуют, что те разрывы, которые существуют между христианством, наукой, историей, философией — это на самом деле просто небольшие трещины, возникшие от нашего непонимания. Можно представить, что физика полна противоречий? Механика классическая не состыкуется с квантовой механикой, динамика не состыкуется с электромагнетизмом, учение о поле не состыкуется с учением о твердом теле. Можно сказать, что здесь противоречие. Но для физика противоречий нет. И вещество, и поле, и классическая механика, и квантовая, и релятивистская физика, и физика нерелятивистская — это все разделы одного и того же физического учения. Так же нет противоречий и для математика между математикой разных авторов. Как нет противоречий для биолога между генетикой и учением о живых организмах. Понятно, что противоречия только лишь кажутся. Так же и здесь мы должны увидеть отсутствие этих противоречий, увидеть способы их решения, и учиться эти решения не только выслушивать, но и находить самим.

Я говорил на прошлом занятии, что основное богословие является авторской дисциплиной. Часто вопрос, каково определение этой дисциплины, даже и не ставится, хотя изучение любой науки начинается с того, что дается определение этой науки. Определение учения основного богословия мы не найдем по той же причине, что мы, например, не найдем определения того, что такое философия.

Когда я читаю курс по западной философии, то первая лекция посвящена тому, чтобы ввести студентов в состояние некоторой растерянности. Обычно изучение любой дисциплины начинается с того, что ставится определение этой дисциплины. Физика — учение о природе, биология — учение о живых организмах, филология — учение о языке и т. д. Всегда есть четкое определение.

Когда мы пытаемся дать определение того, что такое философия, то приходим к выводу, что определения философии не существует. И даже дословный перевод термина философия как любовь к мудрости только лишь вводит в заблуждение, потому что определение любой дисциплины должно быть таким, чтобы это определение являлось именно определением, т. е. это выражение ставит некий предел, границу, отделяющую эти дисциплины от других. Биология потому отличается от филологии, что филология живыми организмами не занимается, а биолог не занимается языком. Есть четкая граница. А если мы говорим, что философия есть любовь к мудрости, то мы здесь границу не проводим, потому что мудрость любят все: и биологи, и филологи, и историки, и физики. Это не определение, это красивые слова.