Христос Яннарас - Вариации на тему "Песни Песней" (эссе о любви) Страница 4

В каждом любовном призыве оживает жизненное вожделение пищедательного присутствия, вожделение жизни, которое обуславливает нашу собственную субъектность. Мы влюбляемся всегда так, как голодали бы младенцы. Попавшиеся в ловушку утка, бегающего между определенными потребностями и безграничной жаждой связи. Прежде всякой мысли, оценки, представления, соизволения, чувства. Все эти энергии или функции уже впоследствии соотносятся с «любовной силой» нашей природы. Силой жизненной и животворящей: обуславливающей субъект и творящей новые субъектные существования.

Любовная связь природы является единственной и единой, нерасчлененно живой и животворящей. Вот почему гомосексуализм отчленяется от любви кесаревым сечением извращения: функционально он отлучен от двусторонности жизненного и животворящего. Он имитирует жизненную возносительность любви путем использования не по назначению природной животворящей силы. Подобно приему пищи без действия пищеварения. Направление жизненного потока по ложному руслу, насилие над естественным и реальным со стороны пустого и ложного ощущения. Обоюдоострый путь существования и жизни, увековечивания природы и личностного бессмертия, превращенный в противную жизни и существованию страсть, попавшийся в ловушку извращенного мечтания. Безусловно, мы должны иметь великое сострадание к этому трагическому увечью. Однако никакая любовь или терпимость не подменяют реальное извращенным и мнимым.

Любовь есть направляющая сила жизни. Это означает хождение по лезвию смерти. Вероятность того, что каждую секунду может произойти отпадение от связи в утилитаризм, соскальзывание к потребности моего «Я» мысленно «пожрать» Другого. Поэтому перенесенная уже на уровень сознания любовная эквилибристика между жизнью и смертью заставляет компенсировать инстинктивные желания упражнениями воли. Признак упражнения опять прослеживается в первоначальном материнском присутствии. В примере отречения от своего «Я», который воскрешает ребенка к жизни, в которой есть место связи: в мир языка и символов, субъектной самотожественности и имен.

Сила любви есть природная возможность, напор, поток, челнок жизни. Она воплощается в личностное событие возлюбленной инаковости только как причина свободы от необходимости. Сознательная аскеза любви, отказ от претензий, подвиг освобождения от определенной необходимости ради неограниченной связи. Расширение наслаждения, преодолевая рамки природы, до непрестанного личностного общения.

В связи ребенка и матери постепенно также вырисовывается роль отца. Она имеет решающее значение в дифференциации и осознании ребенком своей субъектности, предотвращает его мечтательное отождествление с материнским телом — расширяет и раскрывает жизненную связь до общественного явления. Личности отца и матери отображаются в душе ребенка как образцы психосоматического различия, которое делает возможными жизненную связь, восполнимость, поэтическую способность жить. Отец и мать, «архетипы» различия в жизненной связи, нестираемые знаки нашей личной согласованности в динамике различения друзей.

Эта отправная согласованность на протяжении всей жизни направляет наши любовные поиски. Тогда восстанавливается та же самая картина связи, которую мы, будучи младенцами, отождествляли с внезапным возникновением нашей собственной инаковости, возможностью общения, то есть жизни, отказа от смерти.

Признак присутствия — образ. Образ матери, образ отца, архетипные примеры красоты, жизненного призыва к полноте связи, полноте любви. Возможно, что субъектное чувство красоты устанавливается на всю жизнь от чувственного опыта присутствия отца и матери еще до образования этой картины. Поэтому и критерии эстетической оценки в любви — влечение, которое вызывается красотой, побуждение двигаются к смещению — не могут существовать автономно и иметь установившиеся принципы и объективные оценочные мерки. Любовная восприимчивость, или критерии красоты остаются обусловленными первыми знаками Присутствия, которые задавали нашу субъектную инаковость, являли человеческое бытие монадичным, с концом или целью в жизни как продолжительности.

6. DIVERTIMENTIO

Ухватилась за него, и не отпустила его, доколе не привела его в дом матери моей и во внутренние комнаты родительницы моей.

ЕСЛИ ЛЮБОВЬ ЯВЛЯЕТСЯ путем жизни, тогда брак есть путь естества. Природа означает: закон, необходимость. И путь закона — институт брака. Закон конституирует природную необходимость, бронирует индивидуальные требования. Брак приходит к нам твердой походкой закона еще с глубин праистории: как «естественное установление», как детальная договоренность о правах и обязанностях. Он закрепляет два договаривающихся «Я», дает им гарантии. Предлагает за счет правильного распределения чувство крыши над головой, уверенность в том, что Другой будет спутником, общую пищу, взаимное наслаждение, фиктивное увековечение «Я» в лице детей.

Юридический институт, который предопределяет отношения, динамическая неустановленность жизни — брак и любовь суть две противоборствующие данности. Институт не может предусмотреть инаковость, жизненные перипетии или вкус качества. Он определяет и закрепляет общее, безличностное, предметное. Захватывай жизнь в жесткие предопределения, ограничивает ее подконтрольными и утилитарными формами.

Любовь есть изумление от жизни, брак же — узаконивание необходимости. Необходимость — путь естества. Четко очерченный, ясно сформулированный, подобно закону, всезнающий и безошибочный. Поэтому-то в браке неожиданность не находит себе оправдания. Если мы ждем еще чего-нибудь, что брак предлагает спорадически, то это наша собственная ошибка. Легкомысленность, суженое зрение.

Путь естества — закон; путь закона — институт брака. Брак узаконивает требования естества. Требования обладать другим, иметь его в своей собственности. Определенное договором взаимное обладание друг другом. Даешь, чтобы брать, приносишь, чтобы получать. То, что спорадически предлагает брак, не является предпосылкой любви — если вообще не исключает ее Опасность связи, которую нельзя ограничить, динамика изумления не уживаются с логикой закона.

Совершенно случайно мы, люди, кодифицировали брачную связь в терминах Права. Обычного и государственного. Если права и обязанности не уравновешиваются, прибегаем к помощи суда. Ищем защиты своих прав у государственной власти. Даже телесная связь может быть вытребована у спутника через решение суда — как «супружеский долг». Закон закрепляет физические требования.

Любовь не бывает застрахована браком, институт брака не дает гарантий того, что человек будет подниматься по лестнице жизни. Из практики известно, что бесчисленное количество браков заключается не по любви, и люди считали и считают это само собой разумеющимся. Опять таки, тот, кто заключает брак, имея дар любви, заблуждается, если верит, что юридический акт гарантирует их любви постоянство и вечность. Исключено, чтобы путь жизни был застрахован через путь естества.

Различие пути жизни и пути естества приобрело очевидность в христианском опыте. Поэтому разница между любовью и браком находит себе в христианской Традиции, возможно, отчетливейшее разъяснение. Пример пути жизни: «истощание», самоприношение во имя любви — воплощен в лице Христа. Человеку, чтобы следовать этому примеру, нужно разрушить узы своей зависимости от пути естества: узы родства, узы застрахованности, которыми связывают юридические рамки брака.

Если кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца своего, и матери, и жены, и детей, и братьев, и сестер, а при том и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником

(Лк. 14, 26). Не может быть компромисса с самобронирующимся естеством, психологическим самоутверждением индивидуума в юридических рамках брачных уз. Возможно, что это самое жесткое, что было когда-либо сказано о браке.

В посланиях Павла проясняется смысл этой «ненависти», неизбежного разрыва уз родства, — это свобода от естества ради во имя связи, свобода от необходимости во имя любви. Прежде всего той любви, которая направлена к Личности Бога. Однако свобода от уз естества не означает отказа или отречения от него. Но лишь отказ от пути естества, пути присвоения и обладания:

…так что имеющие жен должны быть, как не имеющие; и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся: и покупающие, как не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся

(1 Кор. 7:29-31).

В той же главе Павел допускает брак как позволение [1], а не как повеление (7:6). «Извинение» означает уступку пути естества, пути смерти ради научения человека. Какой смысл может иметь урок, при котором приходится идти на компромисс со смертью? Павел знает, что связи в браке неизбежно приобретают характер властвования одного супруга над другим: становятся связями сбалансированного обладания, взаимного присвоения: