Ольга Гусакова - Хранители веры. О жизни Церкви в советское время Страница 42

В хрущевские времена был надзор за молодежью, ходящей в храмы. Дружинники – молодые люди, носившие специальную повязку на рукаве, – могли подойти к юноше или девушке, спешащим в храм, со словами: «Пройдемте с нами» – и отвести в отделение милиции. Трижды меня и моих друзей, Вячеслава (ныне игумен Питирим) и Николая Устинова (а он стал священником [150] ), задерживали после богослужения в Елоховском соборе и насильно отправляли в отделение милиции около метро «Бауманская». Записывали все данные о месте работы и жительства, предупреждая, что современной молодежи не разрешается принимать участие в церковной жизни. В последнем случае задержания я резко стал обличать сотрудников милиции в нарушении Конституции, в которой установлены права граждан исповедовать любую религию: «Вы являетесь нарушителями свободы совести, гарантируемой Конституцией!» Следствием этих инцидентов было увольнение Николая Георгиевича Устинова из Военной академии им. Фрунзе, где он работал электриком. А нас с Вячеславом не тронули в силу того, что в этот период менялось место работы.

Эти испытания привели меня к мысли: если нас, рядовых христиан, притесняют только за то, что мы участвуем в православном богослужении, лучше тогда стать священнослужителем, чтобы знать, за что тебя гонят. Да, тогда, при полном переживании своего недостоинства к принятию сана, впервые появилась мысль стать священником.

– Вскоре вы пошли служить в армию. Как там, будучи верующим человеком, вы себя ощущали? Наверное, на вас и крест был нательный?

– Ко мне, наученному горьким опытом советского времени, к тому времени пришло понимание, что не нужно выпячиваться, надо жить богатством своей веры в некоей сокровенности. Конечно, нательный крест я никогда не снимал. В последний же день перед отправкой в армию вдруг приходит ко мне иеродиакон Иов из Почаевской Лавры (последнее время он пребывал в Москве) и благословляет меня карманным Евангелием старого издания, дает иконочку Божией Матери, просфоры и святую воду. Все это я взял с собой и скрыл в вещмешке. Так нами распоряжается Промысел Божий.

Нас, призывников, сажают в вагоны и везут в неизвестном направлении. Ночью слышу объявление: «Проезжаем станцию Арзамас». Потом мелькают силуэты монастырских строений. Местом прибытия объявляется город Кремлев. Понимаем, что это – засекреченное название. От старожилов узнаю, что это – город Саров [151] . После трехмесячного учебного отряда поселяемся в казармах, то есть в бывших кельях Саровского монастыря. Огромная колокольня посреди монастырской территории. Радости моей не было предела: я не одинок – великий угодник Серафим Саровский взял меня под свой покров!

Армейский день начинается с физзарядки. Я снимаю гимнастерку. Старшина орет во всю мощь: «Крест! Крест!»… Срывает с меня цепочку с крестом. Следует шквал похабных выкриков…

Тут же еще у троих солдат обнаруживаются зашитые в шапках и гимнастерках кресты. Лекторы по атеизму срочно начинают антирелигиозную проработку. Жду развязки. Никуда не вызывают. Молодой политрук в чине капитана подходит в вечернее время, протягивает мне сорванный крест, спрашивает: «Это твой? Ты веришь?» – «Да, я верующий». – «Бери свой крест и носи: никто не имеет права запрещать носить его. Одно лишь условие запомни навсегда: ни одному солдату ты не имеешь права навязывать свои религиозные убеждения, иначе у тебя возникнут трудности». Никто явно не выражал плохого отношения ко мне, наоборот, тайно некоторые из офицерского состава задавали вопросы.

Служба проходила на скрытых под землей заводах, где изготовлялось атомное оружие. А в декабрьскую ночь 1957 года весь наш наряд наблюдал в течение получаса появление неопознанного объекта на высоте сорок километров в виде трех огненных прозрачных столбов, двигавшихся по небу с одинаковой скоростью. Все собрались у заводских ворот и полчаса, не опуская головы, наблюдали это неповторимое явление: летящий светящийся неопознанный объект. Недели через две в арзамасской газете поместили маленькую заметку. Событие это подвигло многих военных на размышления о конце света и т. п.

Лежащее в тумбочке Святое Евангелие провоцировало открытое недовольство одного майора, отвечавшего за быт солдат. Много раз он требовал от меня, чтобы я уничтожил «эту книгу». Не имея возможности не подчиниться указу, после ответа ему «Слушаюсь!» я не предпринимал никаких действий, за что был отослан на другое место служения, на заставу. Приезд мой был предварен слухом, что «на заставу прибывает сектант, его ничем не переубедишь, не попадайте под его влияние». Поднимаюсь на сторожевую вышку и вижу вдалеке ряд белых церквей – как лебеди расположились в поле. Спрашиваю разводящего офицера: «А что это за место?» Он отвечает: «Село Дивеево» [152] . Меня снова окутывает волна радости: «Боже мой, где Ты сподобил меня служить…»

Среди солдат я оказался наиболее начитанным, потому меня поставили библиотекарем.

Старался не избегать мероприятий, проводимых на заставе: играл в волейбольной команде, обыгрывал в шахматы начальника заставы, молодого лейтенанта. Ради игры он часто освобождал меня от нарядов. Служба часового позволяла много молиться среди лесной глуши, в застывшей тишине. По-видимому, проводимые проверки установили мои моления на посту.

В конце концов меня решили комиссовать и отправили домой.

– Вы сразу после армии приняли решение о церковном служении?

– Когда я пришел из армии, встал вопрос, куда мне идти. Решил поступать в семинарию. Как только документы подал, начали приходить и вести со мной беседы инструкторы из партийных организаций, очень культурные, образованные. Пытались меня отговорить, переубедить:

– Мы собирали отзывы о вас. Там, где вы живете, о вас очень хорошего мнения. Что вас потянуло в семинарию? Спутники полетели в небо! А вы туда идете? Вы губите свое будущее. Церкви со временем все закроются. Если хотите, мы дадим вам любое место работы с хорошей оплатой. Если хотите, мы вам поможем в любой институт поступить.

– Я честно вам говорю. Я верю, но хочу в своей вере разобраться, получить систематическое богословское образование. Я хочу проверить себя. Сердцем я чувствую, что Бог есть. Я к Нему тянусь, молюсь Ему. Получу семинарское образование, если оно меня не удовлетворит, я так же смело повернусь и скажу: «Знаете, я здесь не нашел того, чего желал». Вернусь, возвращусь в мир и буду дальше продолжать учебу.

– Значит, вы идеологический наш противник. У нас альтернативной партии в государстве нет, только одна Церковь. Вы идейные наши враги!

– Я хочу просто получить образование, и больше мне ничего не надо.

– Мы все-таки беседу с вами будем продолжать.

Помню, когда я ездил в Троице-Сергие-ву Лавру, где семинария находится, то по пути на мосту видел огромнейший плакат: «Партия торжественно клянется, что к 1980 году будет коммунизм!» Это были времена хрущевских гонений на веру.

Поступление в 1959 году провалилось из-за моего ответа на собеседовании: «Как смотрят ваши родители на то, что вы хотите стать священником?» Сказать неправду? Как можно с этого начинать служение в Церкви? А сказать правду – могут не принять, боясь противодействия со стороны родственников. Такие случаи имели место в семинарии.

Поступив в 1960 году в семинарию, я столкнулся с необычным происшествием. В каникулярное время получаю сообщение, что тяжко больная раба Божия Александра попала в больницу. Еду ее навестить. И в это время чувствую на себе какой-то взгляд. Рассуждаю: «Наверное, меня в чем-то подозревают. Если я сейчас выйду из автобуса и за мной кто-нибудь сойдет, значит, меня выслеживают». Схожу. И за мной следуют двое мужчин. «Ваши документы!» – спрашивают у меня. «Мои документы в квартире. Если не затруднит вас, можете со мной проехать до дома». «Нет, вы должны быть в отделении милиции, а мой сотрудник поедет к вам».

Слева: на послушании в монастыре

Ожидаю результата. Возвратившийся сотрудник обрушивает на меня шквал ругательств: «Ты вздумал нас обмануть!» Оказывается, он обратился в домоуправление, а там заявили, что такой гражданин не проживает по названному адресу. Что за наваждение? «Давайте вместе проедем до нашей квартиры… Мама, пожалуйста, достань мой паспорт и покажи сотрудникам розыска!» Отдаю им паспорт и воинский билет: «Видите, я прописан здесь?» А как же так получается? Догадываюсь: чтобы меня отчислили из семинарии, нужно лишить московской прописки – между Патриархией и администрацией города была договоренность: жителей столицы принимать сверх лимита. Стал советоваться, кто же может мне помочь. Подсказали найти юриста из Патриархии – он, скорее всего, знает, что нужно сделать. Встречаюсь с юристом. Он мне говорит по секрету: «Никому не рассказывай: есть у Белорусского вокзала военный комиссариат, где рассматриваются все нарушения в паспортном режиме. Больше никто не может тебе помочь». Принял меня молодой офицер, посмотрел документы и возмутился: «Что творят!» Выдал мне на руки указ: немедленно восстановить в прописке. Появляюсь в районном отделении милиции. Принимает полковник. Скорее всего, от него исходило беззаконное решение. «Ах ты!.. Все-таки разыскал!» Скрежещет на меня зубами, готов разорвать на куски: «Все равно ты остаешься врагом народа! Лучше бы ты был вором или бандитом – мы бы помиловали тебя! Смотри же у меня!»

После всех перипетий открылось благодатное время учения в Духовной семинарии и Академии… Незабываемые дни! Заканчивая курс Академии, работал над диссертацией «Психология греха по творениям Макария Египетского», за что был удостоен звания кандидата богословия. Сама работа открыла для меня мир аскетики, которую я полюбил душою.