Александра Давид-Неэль - Магия и тайна Тибета Страница 48

Кроме развлечений такого рода, еще множество разных волшебств подстерегают цамспа в их уединении. Все это, считают религиозные учителя, не что иное, как ловушки, – в них завлекаются умные ученики, посмевшие ступить на мистический путь.

Когда цамспа, проведший много лет в темноте, приближается к окончанию своего затворничества, он начинает постепенно приучать глаза к дневному свету: в глиняной стене делается отверстие с булавочную головку; оно каждый день увеличивается, пока не достигнет размеров небольшого окна. Эта операция занимает иногда несколько месяцев и производится либо самим затворником, либо кем-то еще – его гуру или другом. Чем дольше время, проведенное в темноте, тем медленнее процесс проникновения света в келью.

Послушники, которые впервые закрываются от мира – в светлую или в темную келью, – обычно получают указания от своего гуру во время уединения. Лама говорит с ними снаружи через двойную калитку, используемую для передачи затворнику пищи. Гуру того цамспа, который ни с кем не видится, часто запечатывает вход в келью ученика собственной печатью. По этому поводу проводится религиозная церемония; вторая такая же церемония проводится, когда учитель ломает печать и затворник выходит из кельи.

Если цам не строгий, у дверей затворника поднимается флаг, а на нем написаны имена тех, кто заходит к нему в комнату, – слуг или посетителей, чьи посещения одобрены учителем. У жилища отшельника, который заперся на всю жизнь, в землю или в горшок втыкают сухую ветвь дерева.

Термин «цам кханг» чаще всего применяют по отношению к домикам для медитаций, которые строятся по соседству с монастырями. Те же домики, но в более удаленных местах, называют ритодами[134].

Ритоды никогда не строят на краю долины – их всегда возносят на самое возвышенное место, которое выбирается по особым правилам. В строках из известного тибетского стихотворения описаны главные условия строительства:

Gyab rii tagDun rii tso[135].

Горная скала позади,Горное озеро впереди.

Говорят также, что жилище отшельника следует строить на возвышенном месте, под защитой скал, или, еще лучше, прямо у скалы – с видом на озеро или, по крайней мере на горный поток.

Разные другие правила выполняются в зависимости от требований той или иной духовной или психической тренировки, которая при этом осваивается. Так, некоторые жилища предоставляют отшельнику широкий обзор, чтобы он видел и восход, и заход солнца; шум от падающей воды или ветра как можно более приглушен; желательна близость леса, а иногда – голых скал и т. д.

Ритодпа не сидят закрытыми в своих домах: кроме периодов строгого цам, большинство в перерывах между медитациями или другими занятиями выходят на улицу. По правилам, предписанным их гуру или ими самими, они разговаривают или нет с соседями, когда набирают воду, собирают топливо или гуляют вокруг своего жилища. Медитация ритодпа на открытом воздухе также иногда проводится по совету духовного наставника. Занимается ритодпа и другими практиками на улице – по своему выбору.

Термин «ритод» (если точно) значит «группа жилищ отшельников»; но в современном значении он применяется ко всем одиночным изолированным жилищам отшельников, будь то хижина или пещера.

Именно в эти примитивные жилища, подальше от густонаселенных районов, удаляются скрытные налджорпа. Те, кто пребывает на первой, начальной ступени отшельничества, через длительные промежутки времени ходят к своему гуру и рассказывают ему о своих психологических экспериментах, о мыслях, которые родились во время медитаций, просят совета и духовной поддержки (ангкур рите); между такими встречами иногда проходят годы.

Что касается отшельников-учителей, некоторые из них разрешают нескольким подающим надежды ученикам жить неподалеку. «Неподалеку» также очень расплывчатый термин: ученик селится и на той же горе, что и наставник, и на месте, расположенном ниже, чем его жилье, и на расстоянии одного-двух дней пути.

Нетрудно понять, что не все обитатели многочисленных цам кханг и ритодов – святые или мудрецы. Ложное тщеславие и поддельный мистицизм давно проникли в мир тибетских отшельников. Даже на сверкающих снежных горах встречаешь лицемеров. Под маской гомчена, который хвалится познаниями в тайном учении и сверхнормальными способностями, часто скрывается простодушный крестьянин или пастух. Западному человеку кажется, что он дорого платит за материальные преимущества или славу, которой пользуется, – трудна отшельническая жизнь. Но сделку нужно рассматривать не с западной, а с тибетской точки зрения.

Тибетцы – люди сильные и выносливые: холод, сон на земле под открытым небом, одиночество и многое другое, при одном упоминании о чем средний человек на Западе содрогнется, ни в малейшей степени не пугают жителей Тибета. Мало кто из них, даже среди представителей высшего класса, не испытал на себе чего-то подобного во время путешествий или в других обстоятельствах. Предприимчивые клерикальные шарлатаны, часто неграмотные и из бедных семей, не надеющиеся на какое-либо положение в своих монастырях, наслаждаются более благополучной, чем где-либо еще, жизнью в ритодах.

Самые амбициозные действительно налагают на себя невероятно суровые испытания, чтобы снискать репутацию, но через несколько лет, добившись известности, отбрасывают всю строгость. Теперь они поселяются в частном доме, живя на подношения мирян, что позволяет им проводить свои дни с комфортом.

Другие вообще не предпринимают никаких усилий, чтобы привлечь к себе внимание, – просто селятся в хижине или в пещере, удобно расположенной – в нескольких милях от процветающей деревни или пастушьего местообитания. Жизнь здесь поначалу очень трудная, еды не хватает, но тибетцы не спешат, когда речь идет о доверии и преданности по отношению к «пришлому» ламе. Умный и знающий «способы» постепенно добивается успеха. Конечно же он является предсказателем и умеет изгонять демонов, вызывающих болезни. Если случай ему благоприятствует и большая часть его предсказаний сбывается, человек или животное выздоравливает после того, как он изгонит из них злых духов, – больше ничего и не нужно, чтобы обрести блестящие перспективы.

Мне кажется, немногим западным людям понравилась бы жизнь псевдоотшельника на тибетских просторах, но тибетцам она по душе. Обманы такого рода всегда заканчиваются тем, что мошенники попадаются на свой же трюк. Конечно, они не достигают блаженства, как подлинные мистики, но живут свободно и праздно, в уважении, получают достаточно чая, масла и цампа для ежедневных нужд, а хижина или пещера, которую вряд ли назовешь жилищем человека, служит этим невежественным, простоватым жуликам непритязательным кровом. Многие из них обладают совсем не вредным характером и даже чем-то симпатичны. Меня они почти всегда поражали способностями к розыгрышам, и смех, вызываемый их наивными хитростями, смягчал суровость моего приговора.

На Западе часто слышишь: человеку не дано выдерживать одиночество или полную изоляцию длительное время. Считается, что это неизбежно приводит к расстройству мозга и в конце концов – к слабоумию и безумию.

Это, вероятно, истинно для тех индивидуумов, на которых изучались результаты воздействия изолированности: смотрителей маяков; путешественников, выброшенных на необитаемый остров после кораблекрушения; исследователей, потерявшихся в безлюдных районах; преступников в отдаленных тюрьмах и так далее. Но к тибетским отшельникам результаты таких исследований применять нельзя. Отшельники и после десяти, двадцати и более лет, проведенных в диких условиях или цам кханг, далеки от безумия. Можно спорить относительно теорий, изучавшихся ими во время медитаций, но нельзя подвергнуть сомнению их психическое здоровье.

И ничего удивительного – эти люди подготовлены к одиночеству. Прежде чем запереться в цам кханг или поселиться в ритодах, они заполняют свои умы идеями, которые составят им компанию. Более того, не пассивны в своем затворничестве, каким бы длительным оно ни было: их дни заняты методичными духовными тренировками, исследованиями оккультных знаний или медитациями на философские темы; часто они так страстно увлечены многочисленными изысканиями и интроспекциями, что не замечают своего одиночества.

Никогда не слышала, чтобы тибетский отшельник сказал, что даже в самом начале своего затворничества страдал из-за отсутствия общения с людьми. Вообще те, кто попробовал жизнь отшельника, с трудом возвращаются к людям или стремятся получить удовольствие от регулярных социальных контактов.

Кстати, для тех, кто незнаком с этим, уединение, полное одиночество вовсе не лишено очарования. Не передать словами почти весомую сладость чувств, которую испытываешь, открывая дверь цам кханг или глядя вниз с высоты на первый зимний снег, что завалил долину и образовал вокруг скита на многие месяцы непроходимый белый, холодный крепостной вал. Лучше всего можно понять непреодолимое притяжение отшельнической жизни, столь сильное у многих восточных людей, испытав ее самому.