Коллектив авторов - Богословие личности Страница 50

В повествовании о сотворении человека по образу Божьему сказано о владычестве над «пресмыкающимися по земле» (Быт 1:28). Люди должны владычествовать над творениями Божьими, но не путем эксплуатации и разрушения, а путем созидания. Эта идея появилась в то время, когда возможности человека были незначительны и природа господствовала над ним беспредельно. И только после научного освоения природы и господства технологии над миром власть людей увеличивается почти беспредельно. Но тот, кто получает эту власть, становится ответственным за применение власти. Идея человека, сотворенного по образу Божьему, связывает свободу от мира с ответственностью за мир перед Богом. Теперь проблемой является не господство над природой, а ответственность за природу и за человеческое будущее для человека. Техническая власть стала универсальной, но ответственные власти, которых слушается человек, остались национальными и провинциальными. Идея человека, сотворенного по образу и подобию Божьему, требует поэтому сегодня решительного преодоления национальных и классовых барьеров и построения человеческого общества, в котором можно серьезно подойти к ответственности власти.

В. Царства мира и царство Сына человеческого

Кому же принадлежит господство над миром? Это как богословский, так и политический вопрос христианской веры. Мы начнем с великого ветхозаветного пророческого видения истории в Дан 7[430].

Даниил видит во сне историю мира: четыре зверя один за другим выходят из моря (т. е. хаоса), царствуют определенный период и затем предстают перед судом. Первым приходит грифон, представляющий Вавилонское царство. Вторым – медведь, представляющий Мидийское царство. Третьим приходит барс с крыльями, символизирующий Персидское царство. Затем наступает железное царство неслыханного чудовища, которое сокрушает все другие царства и уничтожает людей. Власть, предназначенная человеку, захватывается, согласно этому образу, узурпаторами в зверином обличье. В их царствах господствуют не человеческие, а «звериные» отношения. Этими четырьмя царствами «покрыто было преступление, запечатаны были грехи», говорит Даниил (Дан 9:24). Они погибнут и будут осуждены. Затем Даниил продолжает: «Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий, дошел до Ветхого днями и подведен был к Нему. И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему, владычество Его – владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится» (Дан 7:13–14). Кто же этот «Сын человеческий»? Это один человек, как и все человечество. И он возникает не из хаоса, а приходит от Бога. Он несет справедливость. Он освобождает недочеловеков (Unmenschen) для истинной человеческой судьбы. Человечество человека осуществляется в человеческом царстве Сына человеческого. В царстве Сына человеческого исполняются образ и подобие Божье человека. Через этого человечного человека Бог окончательно утверждает свои права на свое творение. Он не оставляет людей в их самоизбранном хаосе, но сам воплощается в человечном человеке. Затем воспоминание у Даниила о назначении человека быть сотворенным по образу Божьему становится пророчеством о пришествии Сына человеческого и владычестве человека на земле. Это не религиозная идея, оторванная от мира, а надежда на будущее земли, которая полемически направлена против тех сил, которые теперь борются за владычество над миром и «зверски» попирают человечество.

Г. Распятый Сын человеческий

Исторически трудно решить, считал ли сам Иисус себя Сыном Божьим этого пророчества. Однако церковь, христиане твердо отождествляют Иисуса из Назарета с ожидаемым Сыном человеческим. В Иисусе, который объявил справедливость Божью законом милости, в том, кто обещал Царство Божье нищим, в том, кто был другом изгнанных, отверженных и униженных, в том, наконец, кто был казнен властями и законами этого мира и кто был вознесен в будущее Божье, они видели воплощение Сына человеческого и присутствие человечного человека в бесчеловечном мире. То, что для Даниила было далеким будущим, для них было настоящим, которое наступило в братстве и следовании за Иисусом Христом. То, о чем Даниил только мечтал, для них было новой возможностью в вере во Христа. Даниил мог только надеяться и ожидать будущего. Для них же это будущее Сына человеческого уже началось с приходом Христа. Поэтому в этом будущем они начали уже жить и любить и избавляться от принуждения звериных царств мира. Иисус не идеализируется. Этот распятый человек без всякой власти и славы не представляет собой этически и эстетически красивую фигуру. Поэтому гуманистический идеализм всегда считал распятого Господа неэстетичным и почитание его неэтичным. Это не совмещалось с любовью к добру и прекрасному. И едва ли Иисус может быть образцом бесстрашного человека. Но тем, кто утратил свое человечество и претерпел на себе муки бесчеловечности, красивые картины и примеры не помогают. Христиане видели человечество Иисуса именно в Его страстях и получили свое новое человечество от Его страданий и смерти. Они видели в Нем страдающего раба Божьего:

Он был презрен и умален перед людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лицо свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились» (Ис 53:3–5).

Сын человеческий, следовательно, это не идеальный сверхчеловек, который кладет конец нищете путем насилия, создающим новую нищету. Он трансцендирует человека тем, что берет на себя болезни и заблуждения озверевшего человека. Он есть Сын человеческий потому, что принимает погибших и отверженных. Он вводит в человеческое царство тем, что принимает на себя скорби и грехи человека и его беззакония. Его владычество не имеет ничего общего с образом правления властителей мира сего. Оно заключается не во власти над властью («Царь царей» или «суперстар»), а в обращении господства в служение, власти – в любовь и требований – в заместительное страдание. Вселенская формула надежды остается: Ему, распятому Господу, Бог дал власть над миром (Мф 28:18). Поэтому все звериные царства мира должны прекратиться с Его приходом. «Кесарь или распятый Господь?» – вот дилемма, которая ставится христианской верой. Иисус, Сын человеческий – это не только частное лицо, как думала либеральная буржуазия XIX в., а богословский и политический вызов. Но этот Сын человеческий есть распятый Иисус. Его власть заключается в безвластии милости, в примиряющей силе страдания и господстве самозабвенной любви. Его царство – это незаметное братство нищих, узников, голодных и кающихся грешников. Изгнанные царствами мира становятся в Его обществе носителями человеческого царства Сына человеческого. Поэтому в заповедях Блаженства говорится:

Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны плачущие, ибо они утешатся.

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю (Мф 5:3–5).

И именно страдающая фигура распятого Иисуса внесла это стремление к кроткому, неброскому, но истинному бытию человека в надежде на Сына человеческого. И наоборот, надежда на Сына человеческого дала истинно безнадежным надежду Бога на этот мир. Что же это дало христианской антропологии?

Д. Жизнь в примирении

С точки зрения как античного, так и современного гуманизма человек есть лишь то, что он сам из себя делает. Поэтому его полное человечество может раскрыться только в конце его процесса гуманизации. Оно предстает перед человеком, какой он есть, как бесконечное требование собственной самореализации. В христианской вере человек раскрывает свое человечество в том, что, несмотря на его бесчеловечность, Бог уже возлюбил его; несмотря на его заблуждения, он уже призван быть подобием Божьим, и несмотря на все царства мира сего, он уже принят в братство Сына человеческого. Любовь делает из нелюбимого бытия любимое. Призыв другого человека делает одинокую жизнь отзывчивой. Распятый Сын человеческий приносит человеку примирение в его безутешности разъединения. Человек может принять себя, несмотря на свою неприемлемость, потому что он уже принят Богом (П. Тиллих). Несмотря на Аушвиц и Хиросиму и отравленных талидомидом детей, он может оставаться верным земле, потому что на этой земле стоит крест Христа. Среди невыносимых страданий мира он открывает искупительные страсти Христа. Это дает ему силу надеяться, когда не на что надеяться, и любить, когда он ненавидит себя. Человек становится человечным, мы говорили, когда он поставлен в положение, в котором отказывается от самообожествления, поклонения кумирам и от выгод, вытекающих из этого. Кто же ставит его в такое положение? Сознание того, что Бог сделал нашу судьбу и нашу вину своими в Иисусе, сознание того, что будущее человека уже началось в распятом Сыне человеческом, примиряет человека и освобождает его от гордости и страха, которые всегда были источником идолопоклонства. Это освобождение мы называем верой. Тот, кто верит, уже не обращается ни к иронии, ни к вызывающей утопии. Он не обращается в духе социально го романтизма к золотому прошлому. Он не эмигрирует внутрь себя, в непорочность сердца. А также не теряет себя в мечтах о лучшем мире. Но удивительным образом он находит «мир в борьбе» и примиряющее «да» в законном «нет». Он находит уверенность среди неуверенности и свое тожество как человека в звериных нетожествах. Поэтому он может отдать себя этому неискупленному миру с любовью, смирением и терпением, без страха потерять себя и без принуждения к самореализации. Ему не надо покупать при знание и любовь Божью, но на основе уже признанного и воз любленного существования он может свободно действовать. Именно в этом заключается существенное отличие христианской возможности для человека.