Ольга Михайлова - Молния Господня Страница 56

  Неожиданно их с Леваро окликнул Пиоттино с вопросом, что делать с кучей конфискованных у Вельо колдовских книг? Джеронимо подошёл к груде рукописей. Ткнул в кучу носком сапога. Один из свитков, шурша, развернулся. "Чтобы вызвать в городе чуму, надо взять жабу, вскормленную облатками причастия, зубы волка и дохлую крысу, окрещённую во имя Сатанаила, и обернув их в чёрный плат, бросить в колодец, трижды повторив..." Не дочитав, приказал снова разжечь огонь.

  Элиа задумчиво стоял рядом и изумлённо пялился на грязный палимпсест.

  - Странно. Готов поклясться, что уже видел такой - и сжигал. Что за чёрт? Сколько раз от этих дьяволовых гримуаров оставалась горстка пепла... Откуда они снова берутся? Почему эти чёртовы рукописи не горят?

  - Горят, Элиа, ещё как горят. - Инквизитор злобно швырнул свитки в огонь. - Пылает папирус, полыхает и корчится в огне пергамент, сгорает палимпсест. Беда не в сатанинских рукописях, а в дьяволовых писаках. Это они - чума в городе! Ещё огня, Пиоттино! За обедом Вианданте был странно безучастен и расстроен. Неожиданно заговорил. "Где она проходит, эта роковая черта, когда творение Божье отдается Дьяволу? Не родилась же эта Вельо мерзавкой? Была молода, на что-то, наверное, надеялась..."

  - Один тюремщик сплетничал, - просветил его Леваро, - что в юности ею пренебрег какой-то Вольфганг Тепль, женился-де на другой, а её опозорил и бросил.

  - Неужели из-за этого? Впрочем, возможно... для баб это значимо... Но ведь, чтобы начать убивать, человеческую жизнь надо не ставить ни во что... Дьяволово искушение? Нет. В книге о свободе воли Августин утверждает, что причина злобы человека коренится в нём самом. Дьявол не может изменить решения свободной воли человека. Значит, чёрт не виноват. Отказаться от Причастия. - Империали содрогнулся всем телом. - У неё в глазах, знаешь, было что-то страшное - непримиримое отчаяние и такая запредельная тоска...

  - Она убила Аллоро.

  - Да-да. Конечно. Во что она верила? Отказаться от последней возможности примириться с Господом... Бочка пуста, но наполняема, в кувшин можно налить вино, любая пустота может быть заполнена, но почему эти пустые души ничего не вмещают?

  Элиа задумался, потом, почесав щеку, сказал:

  -Знаешь, однажды Гоццано задержал по доносу одного чернокнижника, у которого нашли при обыске яды и несколько десятков гримуаров о Великом деянии да философском камне. Так вот... он сказал на допросе, что смысл истории человечества в появлении великих людей, а остальная человеческая толпа - навоз, плебеи, удобрение почвы для появления этих великих...Он принадлежит к первым, аристократам, а значит, ему все дозволено.

  Джеронимо покачал головой.

  -Это искус ложного аристократизма, Элиа, ни один человек, даже самый последний, не может быть средством, он - цель. Аристократия - фатум рода, рок крови и диктат личного благородства. Истинному аристократу ничего не дозволено. Это ничтожествам все дозволено. Я не люблю говорить об этом, ведь я - Империали, но господство, в сущности, плебейское дело, Элиа. Аристократическая власть благороднейших - не притязание, а служение. Это люди низов, чернь, стремятся взобраться повыше, к господству, к величию - и во власти становятся свиньями или волками. У меня же нет пути вверх. Я и так наверху, и мой путь - путь снисхождения, умаления, смирения...Это единственно возможный путь подлинного патрицианства. Но как можно видеть в творениях Божьих удобрение для великих? Каждый создан быть святым... Но к чему это ты?

   -Ты всегда скорбишь об этих грешниках... И Гоццано сокрушался... Но может... они подлинно...ну... те, кому все дозволено? Наполнители нужников...

  - Воля к наслаждению, воля к богатству, воля к власти всегда отличали плебеев, а власть воли, избыток самоотдачи и духовные устремления говорили о патрицианстве. В благородстве эту Вельо, конечно, не обвинишь, в аристократизме не заподозришь, но почему, чёрт возьми? Почему человек соглашается на плебейство духа?

  Элиа печально усмехнулся.

  -Некоторые и не хотели бы соглашаться, но если прадед - суконщик, дед - купец, отец - чиновник магистрата в Вероне... Или по-твоему кровь ничего не значит? Ты не высокомерен...

  - Дух выше крови. Веками из толпы выходили лучшие - жаждавшие благородства, отстаивавшие свою честь и веру, и худшие - жаждущие власти, денег да ублажения похоти - вон они, Сфорца, сильные и бессердечные... Первые создают роды истинного рыцарства, вторые - ряды привилегированной знатной черни, мало чем отличаясь от той грязи, из которой вышли. Они коснеют в своих родовых предрассудках и гибнут, и мир ничего не теряет от их распада, но исчезновение истинного патрицианства будет смертью древнего благородства на земле, разрывом связи времен... Что до тебя.. - Джеронимо пожал плечами, - тебе ничто не мешает быть аристократом. Ничто и никому не может помешать стать аристократом - достаточно напряжения воли, направленной к Истине. Христос - первый подлинный аристократ на земле и Он делает аристократом каждого, приходящего к Нему, освобождая его от похотей очей, похоти плоти и гордости житейской.... Но ты не забыл, что Он родился "сыном плотника"?

   Элиа ничего не ответил, но, закусив губу, задумчиво смотрел в каминное пламя. Инквизитор же продолжал:

   -Но почему люди не хотят быть аристократами, почему им претит праведность - вот в чём загадка...

  Вианданте открыл трактат. "Есть три способа, коими демоны при посредстве ведьм совращают невинных, и вследствие чего нечестие постоянно растёт. Первый - из-за тоски от тяжких несчастий. Искушение посылается в пределах сил испытуемого, и Бог попускает его, чтобы люди не пребывали в оцепенелом малодушии. Ничтожные души не выдерживают искушений, оправдывают ими свое уклонение, обращаются к ведьмам за советом, получают различные средства, если только соглашаются дать обещание во время исповеди перед священником кое-что замалчивать; так мало-помалу они приводятся к полному отрицанию веры и своему богомерзкому занятию.

  Дьявол уже владеет злобными, и потому более тщится совратить праведных. Соблазняет таких он их же тайными желаниями. Примеры из опыта: одна девица, проживающая в Страсбургской епархии, уверяла, что, когда она была в отцовском доме, ее пришла навестить старая женщина, и после нескольких льстивых слов предложила пойти в одно место, где остановились юноши, неизвестные ни одному человеку в городе. "И когда я,- говорила девица,- дала согласие и, подошла к дому, старуха проговорила: "Вот лестница, поднимемся наверх в комнату, но берегись, не ограждай себя крестным знамением". Но, когда она шла впереди, я, следуя за ней по лестнице, тайно перекрестилась. Когда мы вместе остановились на верхней ступеньке, старуха, полная яростного гнева, обернулась и проговорила: "Зачем ты перекрестилась? Вон отсюда, во имя дьявола, уходи обратно", и я невредима вернулась домой".

  "Третий способ соблазна - озлобление от нанесённого оскорбления. Падшие девицы, покинутые своими любовниками, которым они отдавались ради обещания жениться на них, потеряв всякую надежду и отовсюду встречая только позор и стыд, обращаются к помощи дьявола или с целью мести, чтобы околдовать своего бывшего любовника или ту, с которой он связался, или чтобы просто заняться всеми мерзостями колдовства. А так как подобным девицам несть числа, то несть числа и ведьмам, вышедшим из них."

  - Вот это подходит, - кивнул Элиа.

  -Подходит, - подтвердил Джеронимо. - Чтобы удариться в чертовщину, надо до конца разувериться в добре и озлобиться, а ничто так не озлобляет женщин, как мужское пренебрежение. Мужчин не хватает, у нас на одного - четыре бабы, а ведь кое-где - один на дюжину. Выбирают мужчины, конечно, бабенок посмазливей. Остаются - жабы да, как ты, кривляка, изволил однажды выразиться, grassottelli, каракатицы. Кстати, мой учитель - инквизитор Цангино - тоже говорил, что только однажды встретил среди ведьм настоящую красавицу. Большинство же, увы... - он задумчиво почесал кончик носа. - От озлобления, зависти к более удачливым, от ненависти к мужчинам и всему роду человеческому, - до разуверения в бессмертии души и готовности к запредельным мерзостям - рукой подать. Вот сюда бы Перетто Мантуано...

  - А что о нём сказал тогда Клезио? Что он впал в ошибку?

  - Помпонацци? Да... - Империали чуть поморщиолся. - Как тебе проще объяснить? Поскольку соблюдение морали обусловлено загробным воздаянием, устранение веры в посмертную награду и наказание всегда представлялось Святым Отцам крайне опасным, ведущим к крушению нравственных устоев. Богослов XIII века Пьетро де Трабибус писал: "Если нет иной жизни - дурак, кто совершает добродетельные поступки и воздерживается от страстей; дурак, кто не предается сладострастию, разврату, блуду и скверне, обжорству, мотовству и пьянству, алчности, грабежам, насилиям и иным порокам!" Столь же решительно утверждал эту мысль и Фома Аквинский, гений метафизики. В "Изложении апостольского символа веры", он утверждал: "Если бы мы не чаяли воскресения из мертвых, человек скорее должен был бы предпочесть добродетели сколь угодно тяжкое преступление". На этом основывалось и обвинение в полной аморальности эпикурейцев, тех, кто верит, "что души с плотью гибнут без возврата", - это им уготованы вечные мучения в каменных раскаленных гробницах адского города Дита у Данте. Иногда из следствия выводили причину: нарушение нравственных норм объясняли неверием в бессмертие души, и тогда в еретики попадали злодеи и преступники. Я и сам в приступе раздражения склонен порой, ты помнишь, к подобной софистике.