Зоя Крахмальникова - Слушай, тюрьма ! Страница 6

Страх - порождение гордости, страх - порождение страсти себялюбия.

Но сила Духа, живущего в Церкви, могущественней страха и страстей.

Лефортовские коридоры не столь длинны, просто по ним надо долго ходить, чтобы, преодолев их лабиринты и ловушки, плотно забитые страхом, вычистилась в мучительных вопрошаниях мысль о том, что страх есть порождение ветхозаветной веры, гордости Законом.

"Перекос в сознании, - сначала думала я, - ошибка, ущербность религиозного сознания". Мой ум, утомленный страхом, не мог постичь причины своего поражения, бессилие его было почти безнадежным, спастись от него можно было только покаянием. Покаяние и должно было ответить на главный вопрос: или то, что я назвала христианством, бессильно перед страхом нравственных и физических мучений, или это - не христианство?

Конечно, это не христианство. Это - ветхозаветная вера, верность Закону, гордость Законом, дарованным Богом. Бог дал свободу ненавидеть Его. Тем, кто не хочет Его, и тем, кто хочет Его ненавидеть, Он не дает веры.

Но по милосердию Своему Он дал и ненавидящим Его Закон для того, чтобы человечество продлило свое бытие. Закон записан Богом не только в сердце (наверное, это и есть то, что мы называем совестью), но и на скрижалях, потому что сердце ненадежно, оно может стать звериным и презреть Закон так же, как оно презрело Бога.

Оно ненадежно, оно может стать скотским и забыть Закон, записанный в нем, и выбросить вон скрижали. Но и это еще только часть дарованной Богом свободы.

Человек может выбросить вон скрижали, сжечь Закон, записанный в сердце, и сказать, что он исполнил Закон. Этому человека учит сатана, отец лжи, учит по Божьему попущению.

Бог разрешает искушать нас сатане для того, чтобы свобода, дарованная Богом, была полной и абсолютной, для того, чтобы свобода выбирать Бога или сатану была реальной, для того, чтобы свобода выбора была условием ада или рая, вечной жизни или вечной гибели.

Это было катастрофой, мой мир обрушился, и вместе с ним рушилась моя тюрьма, воздвигнутая мной.

Это - ветхозаветная вера, гордость Законом, заменившим веру, поклонение обряду, букве, "овеществленной религиозности", форме. Это вечная угроза христианству, добыча сатаны. Эта гордость Законом обвинила Бога в беззаконии и возвела Его на крест.

Это было двадцать веков назад, теперь все - другое, - говорили мы.

Мы - христиане, мы верующие, и с нами будет все в порядке. Мы будем выполнять Закон, следовать его букве, будем ходить к обедне, крестить детей, красить яйца к Пасхе, исповедовать-ся в "обязательных" грехах, и за это мы будем спасены. Мы в полном порядке. Мы избранники Божии, пусть этот мир погибает, Бог сам разберется с ним... Главное, стараться исполнить Закон, а если это не удается, то у нас есть возможность принести покаяние. Все в порядке, мы спасены.

Я помню, как старый наш приятель сказал Светову: "Если ты христианин, почему же тебя до сих пор не сожрали львы?!"

А начальник тюрьмы имел другое представление о христианстве и сказал мне с сочувствием: "Молились бы себе потихоньку, и никто бы не посадил вас".

НЕОХРИСТИАНСТВО

Меня арестовали ночью. В одиннадцатом часу вечера они вошли в мой дом. Дверь была открыта.

Ночные аресты стали, казалось бы, редкими. В последнее время брали днем, под вечер, весь день обыскивая квартиры в поисках запретного слова.

Слово Божие запретно, поэтому у нас унесли часослов, молитвослов, Библию, библейский словарь и т. д.

В три часа ночи я вышла последний раз погулять с пуделем Мартом. В ту пору ему было пятнадцать лет, он задыхался, августовская ночь была душной, темной.

Я последний раз смотрела на грузные сосны, окантовавшие дорогу, по которой меня увезут.

Ночью пришли за Христом, и за христианами приходят по ночам. Помните слово, которое Я сказал вам: раб не больше господина своего. Если Меня гнали, будут гнать и вас (Иоан. 15, 20).

Ночью страшней уходить.

Бог дал человеку Закон, чтобы он научился пользоваться веществом этого мира по дороге к земле обетованной и Царству Бога.

Дом построен из вещества этого мира, в нем можно приклонить голову, а если его заберут, то голову, пока ее не забрали, можно приклонить в тюрьме.

Мученикам Христовым после мучений усекали головы мечами. В 80-е годы нашего века - другие казни.

Теперь больше головы ценится душа, впрочем, князь мира сего однообразен, душа всегда ценилась больше всего, ибо, как сказал Господь, душа стоит целого мира.

Ночью забирают, чтобы получить душу.

Августовская ночь была душной и черной, черные "Волги" мчались по дороге, обрамленной грузными старыми соснами, к моей тюрьме.

Моя душа знала, по-видимому, всегда, что это будет, что это необходимо, что только там она может обрести свободу. "Освободи меня, Господи! - просила я перед арестом. - Освободи!"

Пойди из земли твоей, от родства твоего (Быт. 12, 1-2), - сказал Бог Аврааму, а через него всем нам, - выйди из дома твоего, отдай его, выйди из родства твоего, и Я дам тебе блаженство на земле обетованной.

И Авраам вышел. С него начался род тех, кто соглашается исполнить повеленное Богом - стать пришельцем на земле, оставить дом, родство, двинуться в странствие к земле обетованной.

В моих редких снах есть сон, не оставляющий меня всю жизнь. Мне снится дом, квартиры, в которых я собираюсь жить, они неудобны, неуютны, это чужие жилища, но мне негде приклонить голову, и я хожу по чужим квартирам со страхом, что окажусь бесприютной.

Душа моя, видно, всегда боялась бездомности и искала дома, но у меня долго не было своего жилья.

В тюрьме мне снится незнакомый город, и Одигитрия Пресвятая Владычица заняла Собой почти все небо, повисшее над неизвестным мне городом.

Это - земной город, но он ничем не похож на Горно-Алтайск, через который меня везли в ссылку.

Я выписываю на одном из первых допросов вторую главу из Послания к Евреям св. Апостола Павла.

Все сии умерли в вере, не получив обетовании, а только издали видели оные, и радовались, и говорили себе, что они странники и пришельцы на земле; ибо те, которые так говорят, показывают, что они ищут отечества. И если бы они в мыслях имели то отечество, из которого вышли, то имели бы время возвратиться; но они стремились к лучшему, то есть к небесному; посему и Бог не стыдится их, называя Себя их Богом: ибо Он приготовил им город (Евр. 11, 13-16).

Господь приготовил нам город. У нас здесь нет отечества, мы пришельцы, странники. Здесь - чужбина, наше жительство на небесах, по слову св. Апостола Павла.

В одной из моих статей есть эта цитата из Послания к Евреям. Она станет обвинением в приговоре. Меня обвинят в том, что я называю Советский Союз чужбиной.

Возможно, я делаю ошибку, пытаясь объяснить своим обвинителям, что Господь приготовил нам город и христианскому мироощущению земля представляется чужбиной. Возможно, я делаю ошибку и трачу впустую силы, чтобы объяснить необъяснимое.

Христос молчал на допросах, диалог невозможен, потому что нет общего языка, на котором можно говорить жителям двух миров.

Ты считаешь, что эта земля - чужбина, мы изгоним тебя из нее и заберем у тебя дом! - говорят мне мои обвинители. Но у них нет такой силы.

Иисус отвечал: Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше (Иоан. 19, 11).

Я еще не вижу, что идет атака на "завесу". Так я назвала общий замысел сатаны, атакующего мое сознание и мою душу, сокрытые под "завесой", оболочкой...

Я еще не знала пока, что должна пройти по воле Божией эти испытания страхом, ненавистью, гневом. Поэтому я и делала ошибки, без ошибок я не смогу осознать себя.

Без ошибок я не смогу научиться христианству.

Ты видишь? Идет атака на "завесу", это общий замысел, в нем участвуют мои обвинители, моя соседка по камере и даже мой ум, стесненный сатанинским натиском, страхом, воспоми-наниями, сожалениями. Ты видишь?. - слышу я после пустякового конфликта с соседкой по камере, конфликта, в котором она, осуществляя замысел, должна истощать мою силу.

Я наконец вижу. Диалог невозможен. Нет общего языка. Христианство безумие, или это - не христианство.

Пришла пора выбирать. У меня нет больше возможностей выбирать из христианства то, что мне удобно, то, что для меня безопасно, и то, что разрешает делать христианству сей мир.

Идет атака ежесекундно, камера, в которой я заключена, атакуется стрелами, они вонзаются в меня, в хрупкий панцирь, оставляя на нем невидимые раны.

Глаз не видит и ухо не слышит этой атаки, но это не значит, что ее нет, она сотрясает мир...

Мир распинает Бога ежесекундно, отрекаясь от своего Творца, распинает до тех пор, пока Он позволяет это миру, потому что Он постоянно воскресает и дает жизнь миру Своим Распятием и Своим Воскресением.

Идет атака на "завесу", и христианство призвано это знать и видеть.

Господь дал христианам эту способность видеть, если они захотят видеть. Но сколь ответственна эта способность - хотеть.