Роланд Бейнтон - На сем стою Страница 71

Но от этого он не должен впадать в леность либо распущенность. Не добрые дела делают человека благим, но благой человек творит добрые дела. Епископ есть епископ не потому, что он освящает церковь, но он освящает церковь потому, что он епископ. Доколе человек не стал верующим и христианином, его дела не имеют никакой ценности вовсе. Они неразумны, тщетны, греховны, ибо когда добрые дела преподносятся как основание для оправдания, они не являются более добрыми. Поймите, что мы не отвергаем добрые дела, но высоко славим их. Апостол Павел сказал: "Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе; Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба; смирил Себя, быв послушным даже до смерти". Павел желает сказать, что когда Христос всецело пребывал в образе Божьем, преизобилуя во всем сущем, так что не нуждался ни в делах, ни в страдании для спасения, Он не возгордился, не обрел высокомерия во власти Своей, но в страдании, труде, лишениях и смерти уподобился всем людям, как если бы Он испытывал нужду во всем и не был образом Бога. Все это Он сделал в служении нам. Когда Бог единственно из милости Своей и без каких бы то ни было моих заслуг даровал мне столь невыразимые богатства, разве не должен я свободно, радостно и от всего сердца безо всякого напоминания делать все возможное, чтобы отблагодарить Его? Я отдам себя ради своего ближнего подобно Христу, как Христос отдал Себя за меня".

Вот слова, которые можно было бы назвать сущностью этики Лютера, - христианин должен быть Христом для ближнего своего. Далее Лютер поясняет, что из этого вытекает:

"Я даже должен взять на себя чужие грехи, как Христос взял на Себя мои. Таким образом, мы видим, что христианин живет не для себя, но для Христа и своего ближнего посредством любви. Верою он возвышается к Богу и от Бога нисходит в любви, оставаясь всегда в Боге и любви".

Где можно увидеть более благородное возрождение нравственности и где можно увидеть что-либо, более разрушительное для нравственности? Христианин до такой степени отождествляет себя со своим ближним, что готов взять на себя грехи, которые он не совершал лично. Родители берут на себя грехи детей, граждане - грехи государства. Сарказм Лютера был обращен против стремления сделать основным побудительным мотивом человека чистую репутацию. Христианин, подобно Христу, должен в определенном смысле стать грехом - вместе с грешником и за него - и подобно Христу, разделить одиночество тех, кто через грех отчуждаются от Бога.

Глава четырнадцатая

ВОССТАНОВЛЕНИЕ СТЕН

Восстановление стен Иерусалима Ездрой и Неемией искусно проиллюстрировано в немецкой Библии Лютера гравюрой, тема которой взята из Ветхого Завета, а пейзаж напоминает Саксонию. Стену восстанавливают вернувшиеся из Вавилона евреи. Камни, раствор, бревна, пилы, тачки, шерхебели и подъемные устройства в точности соответствуют тем, что использовались для ремонта стен Виттенберга. Весьма похожим было применение Лютером христианских принципов для восстановления общества. Первостепенность религии, вседостаточность христианства, обязанность христианина быть Христом для своего ближнего - все это были принципы. Применение их отличалось консервативностью. Лютер пришел не разрушить, но исполнить и в противовес всем неверным истолкованиям его учения разъяснить, что традиционная христианская этика остается неизменной. "Проповедь о добрых делах" построена не вокруг Заповедей блаженств, но вокруг Десяти заповедей. Сущность закона Моисея приравнивается в ней к закону природы. Подобно своим предшественникам, Лютер расширил толкование заповеди о почтении к родителям, включив в нее уважение ко всем облеченным властью - епископам, учителям и городским властям. Его семейная этика соответствовала взглядам Павла и была патриархальной, экономическая этика отражала влияние Фомы Аквинского и была в основном аграрной, политическая же этика несла на себе отпечаток взглядов Августина, основой теории которого был маленький город.

Призвания

В одном отношении Лютер был более консервативным, чем католики, - он упразднил монашество, ликвидировав таким образом приют для избранных, где можно действительно достигнуть более высокого уровня праведности. Следовательно, принципы Евангелия могут претворяться в жизнь лишь среди призванных мирян - хотя Лютер никогда не называл их мирянами. Подобно тому как Лютер расширил концепцию священства, распространив его на всех верующих, он расширил и концепцию Божественного призвания, или профессии, распространив его на все достойные занятия.

Наше выражение "профессиональное призвание" берет свое начало непосредственно от Лютера. Бог призывает людей трудиться, поскольку трудится Он. Он выполняет самые обыденные работы. Бог - это и портной, сшивший оленю одежду, которой хватит на тысячи лет. Он и сапожник, давший оленю башмаки, которых ему не износить за всю жизнь. Бог самый лучший повар, поскольку солнечный жар дает все то тепло, которое необходимо для приготовления пищи. Бог и лавочник, Который накрывает стол для ласточек и ежегодно затрачивает на них больше, чем составляет общий годовой доход короля Франции. Христос работал плотником. "Я представляю себе, - говорил Лютер с кафедры, - жителей Назарета в судный день. Они придут ко Всевышнему и скажут: "Господи, не Ты ли строил мой дом? Как возвысился Ты до такой чести?"" Трудилась и Дева Мария - вот нагляднейший пример ее смирения; извещенная о том, что ей предстоит стать матерью Искупителя, она не возгордилась, но продолжала доить коров, начищать чайники и мести полы, подобно всякой иной домохозяйке. Петр был рыбаком и гордился своим умением, хотя и не настолько, чтобы отвергнуть совет Всевышнего, когда Тот предложил ему бросить сети в другую сторону. Лютер пояснял:

"Я бы сказал: "Но послушай. Всевышний. Ты проповедник, и я не намереваюсь указывать Тебе, как проповедовать. А я рыбак, и не следует говорить мне, как ловить рыбу". Но Петр проявил смирение, и посему Господь сделал его ловцом человеков".

Трудились пастухи. Присматривать за стадами ночью - дело неблагодарное, но, взглянув на Младенца, они вернулись к своей работе.

"Наверное, все было не так. Нужно исправить этот текст и читать его следующим образом: "Пошли они и обрили свои головы, постились, и взяли четки, и надели сутаны". Но мы читаем: "И возвратились пастухи". Куда? К своим овцам. Если бы они этого не сделали, овцам пришлось бы плохо".

Если трудились Бог, Христос, Дева Мария, первый среди апостолов и пастухи, значит и нам следует трудиться на том поприще, на которое мы призваны. У Бога нет Своих рук и ног. Он должен продолжать Свои труды посредством людей. Чем обыденнее дело, тем лучше. Молочник и работник, вывозящий навоз, делают работу, которая более угодна Богу, чем псалмопения монаха-картезианца. Лютер без устали защищал призвания, которые по тем или иным причинам воспринимались с пренебрежением. Мать считалась ниже девственницы. Лютер отвечал, что мать являет собой образец любви Божьей, которая преодолевает грех, подобно тому как любовь матери преодолевает нежелание возиться с грязными пеленками.

"Работающие руками склонны презирать тех, кто работает головой, например, городских писарей и школьных учителей. Солдат утверждает, что скакать в доспехах, терпеть жару, холод, пыль и жажду - тяжкий труд. Но хотелось бы мне посмотреть на всадника, который смог бы весь день просидеть, глядя в книгу. Невелика штука - сидеть, свесив ноги с лошади. Они говорят, что писать книги - напрасная трата перьев, но я замечаю, что они вешают мечи на бедра, а перья на шляпы, воздавая им высокую честь. Не следует думать, что у пишущего человека заняты только руки, а остальные части тела могут отдыхать, - это занятие поглощает его целиком. Что же касается учительства, то работа эта требует такого напряжения сил, что никто не должен выполнять ее более десяти лет".

Лютер предпочитал строить свои социальные теории вокруг призваний и рассматривать людей в рамках их профессий, но он не мог анализировать все человеческие занятия исключительно индивидуально, не принимая во внимание более широкий контекст. Лютер выделял три общие сферы человеческих отношений. Каждую из них он считал благом, поскольку она была установлена Богом во время творения еще до грехопадения человека. Вот эти три сферы: экклезиологическая, политическая и домашняя, куда Лютер включал и экономику, рассматривая ее прежде всего в рамках содержания семьи. Из этих трех сфер лишь экклезиологическая отражена подробно

в его теоретическом мышлении. Государство Лютер обычно воспринимал просто как городскую управу, хотя он и рисовал картину государства как сообщества, в котором все трудятся ради взаимного блага. Падшее состояние человека вынуждало его видеть в государстве институт, который в особой степени наделен силой принуждения. В сфере экономики он реже обращался к абстрактным законам спроса и предложения, а чаще - к конкретным отношениям, существующим между покупателем и продавцом, должником и кредитором. Взгляды Лютера на брак и семью мы рассмотрим позже.