Роланд Бейнтон - На сем стою Страница 72

в его теоретическом мышлении. Государство Лютер обычно воспринимал просто как городскую управу, хотя он и рисовал картину государства как сообщества, в котором все трудятся ради взаимного блага. Падшее состояние человека вынуждало его видеть в государстве институт, который в особой степени наделен силой принуждения. В сфере экономики он реже обращался к абстрактным законам спроса и предложения, а чаще - к конкретным отношениям, существующим между покупателем и продавцом, должником и кредитором. Взгляды Лютера на брак и семью мы рассмотрим позже.

Экономика

В экономической сфере взгляды Лютера были, в определенном смысле, столь же консервативными, как в богословии. И там, и там он призывал Церковь к нововведениям, побуждая своих современников вернуться к Новому Завету и раннему средневековью. После нашествия варваров новая Европа была аграрной, и Церковь наделяла высочайшими достоинствами прежде всего земледелие, затем следовали ремесла и уж потом торговля. Такова была и шкала ценностей Лютера. Он неодобрительно относился к переменам, произведенным крестоносцами, которые вновь сделали Средиземное море открытым для христианских торговцев, дав таким образом мощнейший стимул развитию коммерции. Изменившаяся ситуация в значительной степени изменила и условия займа под проценты. Когда в раннем средневековье занимали в голодные годы еду, то всякое возмещение, превышающее потребленные продукты, представлялось вымогательством. Иначе обстояло дело в коммерческом предприятии, нацеленном на получение прибыли. Св. Фома понимал это и установил, что кредитор должен соучаствовать и в доходах - при условии, что он будет делить и убытки. Договор о совместном риске был приемлемым, чего нельзя сказать о договоре, который подразумевал возврат определенной суммы, что приносило Шейлоку его дукаты, пусть даже корабли Антонио сели на скалы. В эпоху Возрождения, однако, искатели приключений предпочитали более высокие ставки, а банкиры - более гарантированные, пусть даже и при меньшем доходе. Церковь готова была принять оба подхода, поскольку сама оказалась тесно связана с процессом становления капитализма в целом с его банковской системой, бухгалтерией, кредитами и займами. Фуггеры не пренебрегли услугами богослова Иоганна Экка, которому надлежало защитить за вознаграждение все казуистические приемы, позволявшие обойти средневековые и томистские ограничения на взимание процентов.

Лютер же, напротив, был сторонником докапиталистической экономики. Наглядный пример того, насколько аграрным было его мышление, дает карикатура на первой странице его трактата о ростовщичестве, на которой изображен крестьянин, возвращающий не только гуся, которого он занимал, но также и яйца. Свою позицию Лютер обосновывал изложенным во Второзаконии запретом ростовщичества, а также теорией Аристотеля о непродуктивности денег. Один гульден, говорил Лютер, не может произвести другой. Единственным способом зарабатывания денег является труд. Монашеская праздность отвратительна. Если бы Адам не впал в грех, он до сих пор трудился бы, обрабатывая землю и охотясь. Нищенство следует запретить. Общество должно поддерживать тех, кто не способен прокормить себя, остальные же должны трудиться. Есть единственное исключение. Располагающие средствами пожилые люди могут давать в долг, но их доход не должен превышать пяти процентов или менее, этого, в зависимости от успеха предприятия. То есть Лютер восстановил договор о взаимном риске. Все остальные займы, с его точки зрения, должны были осуществляться на благотворительной основе. Не приемля францисканского обета нищеты, Лютер сам был францисканцем в расточительности своего дара.

Лютеру явно был чужд дух капитализма, и он наивно объяснял рост цен ненасытной алчностью капиталистов. В то же время, сам того не подозревая, он вносил свою лепту в развитие тех тенденций, которые считал предосудительными. Упразднение монашества и экспроприация церковного имущества, порицание нищеты, которую он считал грехом или, по крайней мере, несчастьем, если не позором, возвышение роли труда как подражания Богу - все это, несомненно, способствовало утверждению духа экономического предпринимательства.

Политика

Говоря об отношении Лютера к государству, следует помнить, что он никогда не проявлял особого интереса к политике. Возникали конкретные ситуации, которые требовали от него немедленной реакции. Император Карл запретил его перевод Нового Завета - нетерпимо! Курфюрст Фридрих защитил его лично и его дело - приемлемо! Папство свергало правителей-еретиков - узурпация! Церковь подталкивала к крестовым походам - мерзость! Сектанты отвергали всякое правительство - сам дьявол! Формулируя свою теорию правительства, Лютер, как и в богословии, опирался на Павла и Августина.

Отправной точкой для всего христианского политического мышления была 13-я глава Послания к Римлянам, наставлявшая повиноваться высшим властям, поскольку они от Бога. Делающие же зло пусть остерегаются, ибо начальствующие, будучи слугами Божьими, не напрасно носят меч и могут обрушить свой гнев на творящих зло. Лютер совершенно ясно говорил о том, что принуждение не может быть упразднено, поскольку общество никогда не сумеет стать совершенно христианским.

"Мир и массы есть и всегда будут нехристианскими, хотя они крещены и называют себя христианами. Следовательно, человек, который дерзнет управлять всем обществом или миром с Евангелием в руках, уподобится пастуху, которому надобно собрать в одно стадо волков, львов, орлов и овец. Овцы не нарушают покоя, но их хватит ненадолго. Невозможно править миром с помощью четок".

Упоминаемый Лютером меч означал для него использование ограничений для сохранения мира как внутри государства, так и вне его. Политическая власть в его время не отделяла себя от военной, поэтому солдат выполнял две функции.

Используя меч, правитель и его люди выступали в роли орудия Божьего. "Сидящие в городской управе восседают на месте Бога, и суд их подобен тому, как если бы Бог судил с небес". "Если император призывает меня, - сказал Лютер, получив приглашение прибыть в Вормс, - значит, меня призывает Бог". Казалось бы, в свете этого не возникает вопроса о том, что исполнять функции гражданской власти может лишь христианин, но это вовсе не обязательно, поскольку Бог может использовать в качестве Своего орудия и самого последнего грешника, как, например. Он использовал ассирийцев в роли жезла Своего гнева. В любом случае принадлежность к христианству вовсе не обязательна для разумного политического управления, поскольку политика относится к сфере природы. В Лютере соединялись отрицание способности человека к совершенствованию и здравая вера в исходное человеческое благородство. Несомненно, что, если снять с людей все ограничения, они пожрут друг друга, подобно рыбам; но столь же несомненно, что светом разума все люди понимают недозволенность убийства, воровства и прелюбодеяния. Разумность классового неравенства в обществе также представлялась Лютеру несомненной. "Мне не требуется помощь Святого Духа для того, чтобы понять, что архиепископ Майнцский восседает выше епископа Бранденбургского". Здравого смысла вполне достаточно, чтобы подсказать человеку, как доить коров, строить дома и управлять государством. Даже "сообщают, что нет лучшего правления на земле, как под турками, которые не имеют никакого гражданского либо канонического закона, помимо Корана". Человеку природному можно доверить определять и осуществлять правосудие при условии, что он действует в рамках закона и правительства и не пытается оправдать себя. В подобном случае доверять ему нельзя. "Если управитель города позволяет себе руководствоваться личными чувствами, то он сам дьявол. Он обладает правом стремиться к восстановлению порядка законным образом, но никак не мстить за себя, используя свое положение".

Но если при таких условиях нехристианин может прекрасно управлять государством, зачем вообще христианину быть государственным деятелем? И если государство установлено Богом вследствие греха, то отчего не позволить грешникам управлять им, а святые смогут принять монашеский устав, отказавшись вообще от применения меча? Отвечая на эти вопросы, Лютер утверждал, что если дело касается самого христианина, то он должен смириться с ограблением, но у него нет такого права, если речь идет о его ближнем. Лютер как бы говорит, что нравственный кодекс христианского общества должен быть ориентирован на самых слабых его членов. Христианин, который отказался бы защищать самого себя, должен обеспечить правосудие другим. Если христианин воздерживается от этого, то государство может оказаться недостаточно сильным для того, чтобы обеспечить необходимую защиту. В таком случае христианин принимает и поддерживает власть меча - не для себя, но из любви к ближнему.