В. Ажиппо - Не зарекайся... (не окончена) Страница 5

Хорошенько подумайте, чего вы сами хотите? Решать, в конце концов, вам. С оперотделом «дружит» немалый процент зэков.[11] Времена, когда информатора могли ночью задушить подушкой, ушли лет двадцать назад, и ушли безвозвратно.[12] Сейчас никто не посмеет его и пальцем тронуть – себе дороже. Есть люди, которые не только не скрывают свои отношения с кумчастью, но и кичатся ими. Еще и прибыль с этого имеют. Но это, конечно, крайность, речь не об этом. Поэтому, если физиономия опера вам чем-то симпатична, его манера общения располагает к себе, и вас устраивают такие отношения (а они дают немалые преимущества), то соглашайтесь на здоровье.

Если же такие отношения вас не устраивают – ну не нравятся они вам, то соглашаться на сотрудничество не нужно. Учтите, что никто и никогда не пострадал от того, что отказался помогать администрации. Помощи от нее тоже, правда, не получил, но и беды никакой не накликал.

Отказать оперу нужно достаточно внятно, не «тошнить»: я подумаю, я еще не совсем готов... Но сделать это надо тактично, например, сказать, что вы не готовы к этому разговору, так как не отошли от шока после ареста и общения с ментами, бока еще болят; что вы не хотите иметь ничего общего с преступным миром и не желаете интересоваться его криминальными склоками; что вы плохо сходитесь с людьми и не умеете с ними общаться; что вы разговариваете во сне; что у вас бывают провалы в памяти после черепно-мозговой травмы (опер не станет проверять, была ли у вас ЧМТ); что у опера, без сомнения, до статочно глаз и ушей, зачем ему еще и ваши нужны. Очень убедителен ответ – «я не так воспитан» или «а вы бы на моем месте согласились?» Этого хватит. Нажима не будет.

Из сборного отделения вы попадете «на вокзал». В тюрьме всегда высказываются так безграмотно: на вокзал, на тюрьме, на подвале... Но коль так выражаются практически все, то это, стало быть, уже не безграмотность, а особый жаргон – сленг. Если ваше образование не позволяет вам выражаться неграмотно, то плюньте на образование и выражайтесь, как все. В тюрьме плохо каждому, но белым воронам еще хуже. Вот выйдете на свободу – и разговаривайте правильно и изысканно (если не разучитесь).

Вокзалами называют камеры, где прибыль проходит своего рода карантин. Это недолго. За это время у вас возьмут анализы, откатают пальцы, сфотографируют да и вообще подержат некоторое время, чтобы вы немного провонялись тюрьмой.

Тюремный запах – это вообще что-то особенное, такого больше нет нигде. Это смесь запахов табачного дыма, пота, испражнений, мерзкой баланды, дорогой колбасы и многого другого. Советую принюхаться, скорее всего, это надолго.

Общаясь с зэками на вокзале, имейте в виду, что это сброд, скоро вас раскидают по всей тюрьме. Скрытничать не следует – это подозрительно, но болтать лишнего не надо. Если у вас есть еда, поделитесь ею, но всем без разбора и все до последней конфеты раздавать не надо. Жадных не любят, а щедрому кто-нибудь более ушлый (или считающий себя таким) попытается сесть на голову. Щедрость обязательно воспримется как слабость. Кроме того, так вы можете разделить хлеб и с петухом, оправдывайтесь потом. То, что кто-то на вокзале постарается показать себя более опытным – это понты, вы все примерно одинаковы по своей опытности или, скорее, неопытности.

Понты – очень емкое понятие, родившееся в тюрьме. Это и показуха, и неправда, и фальшивая манера держаться, и хорошая мина при плохой игре, и плохая мина при хорошей... Есть выражение «понты – вторые деньги», то есть иногда понты полезны, но чаще бесполезны или даже вредны. В данном случае понты – это пустое бахвальство и попытка развеять собственную неуверенность.

На вокзале все себя чувствуют достаточно неуверенно. Оно и понятно, это временное положение, завтра заезжать в камеру, в какую – неизвестно.

Если на вокзале окажутся люди, которые заехали на тюрьму не сегодня, не вчера, а намного раньше,– сторонитесь их. Независимо от того, что они будут «плести» о своем положении, не верьте – это ложь. Послушайтесь совета – держитесь от них подальше.

Еще один важный практический совет. Вместе с нормальными людьми в тюрьму попадают всякие отбросы: бомжи, алкоголики, наркоманы. Среди этой публики полно больных туберкулезом, гепатитом, СПИДом, сифилисом, дизентерией, чесоткой и др. Эти болячки у них выявят позже, на вокзале же все сидят вперемешку в тесноте и духоте. Поберегите себя, старайтесь меньше общаться, лучше всего побольше спать, накрывшись с головой, находиться поближе к открытому окну, не пить ни с кем из одной кружки, не обмениваться вещами, обязательно выходить на прогулку и вытряхивать свою одежду.

Тюремная камера

Камеры следственного изолятора бывают двух типов: маломестные и общие. Официально считается, что маломестная камера рассчитана на количество до семи человек включительно, но в жизни это не так, спальных мест в ней может быть больше, скажем, десять или четырнадцать. Число «семь» показывает, насколько чиновники тюремного ведомства далеки от самой тюрьмы. Кровати в камерах всегда двух или трехъярусные, поэтому спальных мест может быть либо шесть, либо восемь или девять, но семь – никогда. [13]

Для зэков принципиальная разница заключается в том, что в маломестной камере каждому положено спальное место – «шконка». Шконка – это обычная многоярусная кровать (кстати, очень удобная кровать), только вместо пружин в ней стальные полосы. В общей же камере имеются нары – сплошной двухъярусный стеллаж, на котором покатом, вплотную друг к другу, лежат зэки. Интересно, что на нижнем ярусе всегда лежат к стене головой, а на верхнем – ногами. Если, допустим, на восемь шконок никак незаметно не положишь девять зэков, то на нары, рассчитанные на десять человек, можно «воткнуть» и все восемнадцать. И втыкают. Маломестные камеры часто по старинке называют «тройниками». Предположительно, когда-то в них сидело по три человека, впрочем, никто из живых такого времени не помнит. Есть еще камеры санчасти и карцеры, на языке тюремщиков – карцера, на языке зэков – трюм, подвал, яма, чулан.

После вокзала вы пройдете процедуру рассадки и попадете в ту камеру, которую вам определил дежурный опер при вашем поступлении в тюрьму.

То, что вы увидите в первый момент в камере, никак не будет походить на дурацкие картины из дешевых книжек и кинофильмов. Никто на вас не станет рычать, не будет татуированных амбалов, которые сразу же попробуют вынуть из вашего рта золотой зуб, никто не станет пытаться вас трахнуть. Все это нездоровые фантазии литераторов и киношников, рассчитанные на такой же болезненный интерес к тюрьме со стороны обывателя. В тюрьме сидит большинство вполне нормальных людей (слово «нормальные» – применительно к нашему «нормальному» государству), и придурков среди них не больше, чем на базаре или вокзале.

Впрочем, каждая камера – это маленький мирок со своими традициями, укладом и законами. Атмосфера в камере (в прямом и переносном смыслах) принципиально различается в зависимости от того, маломестная она или общая.

Итак, вариант первый – вы попали в тройник.

В тройник попадает большинство новых зэков. Это объясняется тем, что здесь вас легче изучить, в маломестной камере вы будете всегда на виду. Позже, через три-пять-десять дней вас, скорее всего, выкинут в общую хату, так как вы не представляете никакого интереса. А если не выкинут, есть основания хорошенько подумать, какой именно интерес вы представляете и для кого. Интерес может быть трех видов: профессиональный интерес опера к вашим преступлениям, оставшимися нераскрытыми; «любительский» интерес опера или его начальников к содержимому кошелька ваших родственников; ну, и смешанный профессионально-"любительский" интерес (наиболее распространенный).

Когда контролер на посту станет, гремя ключом, открывать дверь камеры, в эту сторону будет обращено внимание всех ее обитателей. Словом «контролер» до недавнего времени официально назывались сотрудники СИЗО, которые несут службу на постах возле камер, проводят прогулку, выводят зэков в санчасть. До семидесятых годов прошлого века контролеры назывались «надзирателями». Надо сказать, это более точное слово – от «надзирать», что, собственно, они и должны делать. Потом появилось «контролер», этот термин уже поглупей, «контролировать» имеет более широкий смысл, чем «надзирать». Несколько лет назад и слово «контролер» было отменено (да здравствует бюрократическое творчество!), вместо него теперь – «младший инспектор», хотя понятие «инспектировать» вообще невозможно привязать к тюремному надзирателю, который выдает зэкам передачи или водит их в баню.

Самое забавное, что неформальной лексике совершенно наплевать на изыски чиновников, «попкарем» называли и надзирателя, и младшего инспектора теперь называют. Вот так, презрительно и обидно – попкарь. Слово «контролер» привычней, поэтому и употребляется в книге.