Абдуррахман Джами - Из персидско-таджикской поэзии

Ильяс ибн Юсуф Низами (1141–1211)

Тот кто скорбен, скрывает томленье свое,Нет, не словом очистится сердце мое.Что за странная роза в саду расцвела:Цвет невидим, но внятно дыханье ее?

Муслихиддин Саади (1184–1292)

Купец какой-то хорошо сказал,Когда он в плен к разбойникам попал:

«Толпе старух подобно войско шаха,Когда грабители не знают страха!

Беда стране, где властвует разбой,Не будет прибыли стране такой.

И кто поедет в край, забытый богом,Где спит закон, где грабят по дорогам?»

Чтоб славу добрую завоевать,Шах чужеземцев должен охранять.

Уважь пришельцев, что приюта просят,Они ведь славу добрую разносят.

А если гостелюбья нет в стране -Ущерб и царству будет и казне.

Ты по обычаям, по доброй вереНе запирай пред странниками двери.

Гостей, купцов, дервишей бедных чти,Очисти от грабителей пути.

Но слух и зренье будут пусть на страже,Чтоб не проник в твой дом лазутчик вражий.

На должность мужа чести назначай,Кормило власти нищим не вручай…

С них ничего ты – царской пользы ради -Не взыщешь, кроме воплей о пощаде.

Коль на своем посту везир не бдит,Пусть наблюдатель твой за ним следит.

Коль наблюдателя везир подкупит,Пусть к делу сам твой грозный суд приступит.

Богобоязненным бразды вручай,Боящимся тебя не доверяй.

Правдивый лишь пред богом полн боязни,За правду он не утрашится казни.

Но честного едва ль найдешь из ста:Сам проверяй все книги и счета.

Двух близких на одну не ставь работу,Дабы от них не возыметь заботу.

Столкуются и станут вороватьИ пред тобой друн друга покрывать.

Когда боятся вора вор, то мимоПроходят караваны невредимо.

Абдуррахман Джами (1414–1492)

Полное имя поэта: Нураддин Абдуррахман ибн Низамаддин Ахмад ибн Шамсаддин Мухаммад.

Взгляд мой, видящий мир земной, – от тебя.Мир цветущий, как сад весной, – от тебя.

Пусть не светит мне серп молодой луны.Дом мой полон яркой луны – от тебя.

Так ты мечешь аркан, что хотели бы всеПеренять бросок роковой – от тебя.

Кто увидел тебя, не укроется тотНи щитом, ни стеной крепостной – от тебя.

Роза хвасталась: я, мол, одежда ее.Но ведь амбровый дух иной – от тебя.

И должна разорваться одежда твоя,Чтоб упасть, отделиться кабой – от тебя.

Говоришь ты: «Что хочет Джами от меня?»Я хочу лишь тебя самой – от тебя.

Что видел в мире этот шейх, укрывшись в своем дому,Отрекшийся от нужд людских, себе лишь нужный самому?

Он сам живую с миром связь, как пуповину, перегрыз,И словно шелковичный червь, ушел в свой кокон – чужд всему.

Звчем, живой среди живых, бежит он от людских тревог?От всех избавясь, от себя куда уйти? В какую тьму?

Он в зрелости, исполнен сил, достойных дел не совершил,Ты, как неверному, ему не доверяйся потому…

Ведь он верблюжьих бубенцов не слышал средь степных песков,Ты, внемля проповедь его, не верь и слову одному.

Влюбленный в ложный блеск, он груду раковин купил,Бесценный жемчуг свой за них отдав неведомо кому.

Джами, не спрашивай его о чаше истинной любви, -Из чаши той не довелось и полглотка отпить ему.

Вот из глаз твоих две слезинки заблестели на розах щек,Будто брызги дождя упали на тюльпановый лепесток.

Если ты слезу уронила, что же мне сказать о себе,Если слезы текут безмолвно по щекам моим, как поток.

У тебя действительно слезы, а не только отблеск моих,Что в глазах твоих я когда-то, словно в зеркале, видеть мог.

Всюду, где на тропинку сада упала твоя слеза, -То живая роза раскрылась, то нарцисса влажный цветок.

Словно редкие перлы-слезы для ушных подвесок твоихНа изогнутые ресницы нанизал ювелир-зрачок.

Изумленный редкостным перлом светлой тайны твоей любви,Нанизал Джами ожерельем жемчуг слова на нитку строк.

Мне чуждой стала мадраса, и ханака мне не нужна,Обителью молитв моих отныне стала майхана.

В круженье зикра голоса дервишей не влекут меня,Спешу под сень, где най звучит, где песня пьяная слышна.

Что спрашиваешь ты меня о шейхах и об их делах?Тут глотка зычная, мой друг, и стоязычная нужна.

Где кравчий, рушащий обет и попирающий запрет?Мы благочестье продадим за пиалу иль две вина.

Ты о любви мне раскажи! Я лучше сказок не слыхалПод куполом страны чудес, что сказок исстари полна!

Сожги крыла, как мотылек, пади у ног своей свечи,Чтобы сердца воспламенять, она всевышним зажжена.

Но ты, Джами, чуждайся тех, кто внешним блеском увлечен!Не в каждой раковине, друг, жемчужина заключена.

Нет вина веселья в чаше неба, да и надо просто быть глупцом,Чтобы думать, будто может в чаше быть вино, коль чаша кверху дном.Лишь невежда называет счастьем выгребную яму – этот мир.Так ребенку кажется опухший сановито-важным толстяком.Никому не сшила одеянья из нетленной вечности судьба.Жизнь – халат парадный, жаль – короткий, и к тому же сшит непрочным швом.Ветке, перегруженной плодами, угрожает камень подлецов.В этом мире счастлив неимущий, что забот не знает ни о чем.Перед нами узкая дорога, ночь темна, разбойники вокруг.Проводник в дороге жизни нужен, чтоб с пути не с сбиться непутем.Пусть садовник в юности прививки сделает, как саженцу, тебе,Коль вкусить хорошее мечтаешь в сем саду, давно поросшем злом.Кто, Джами, над бренностью вознесся и в пути утратил «мы» и «я»,Может быть по внешности началом, а по сути может быть концом.

Зонтик от солнца под куполом неба весенние тучки раскрылиНа изумрудной подстилке тюльпаны-рубины шатры водрузилиЧто о тюльпане сказать? Он блестящий красавец в багряной рубахе,Свежею кровью убитых влюбленных смочивший подол в изобилье.Нет, я не то говорю. Он красавец, взметнувший над травами пламяОгненных ран умерщвленных сердец, чья нетленна любовь и в могиле.Донышко чаши его золотое обильно присыпано чернью,Точно Заллах забросал Фаридуна сокровиша черною пылью.Диву даюсь, наблюдая, как ветер на воду наносит узоры,Сотни рисунков – без чар колдовства, без малейших усилий,В зеркале вод отражение трав с рамкой тронутой патиной, схоже.Зеркало плеса – сиянье сердец, тех, с которых печаль соскоблили.Ночь лепестковой чадрою завесила сад, чтобы утром просохла,После того как ее постирала в ущербного месяца мыле.Падает в чашу тюльпана роса, и бессмертные строки о камне,Брошенном в чашу Маджнуна Лайли, зазвучали воскресшею былью.Слово твое, о Джами, на весах дружелюбия взвешено точно.В слове завистников нет равновесия, гири поставить забыли.

Я поднял выю помыслов высоких,Освободившись от ярма стяжанья;Презрел богатства, власть. Мне светит бедность:Пред ней, как ночь пред солнцем, тьма стяжанья.

Ты дружбы не води с людьми глупей тебя,Достойнейшим всегда внимай, благоговея.И сам не докучай тем, кто мудрей тебя:И мудрый хочет быть с тем, кто его мудрее.

Разочарован я: порядочных людейНе вижу наяву, не вижу в сновиденьях.От солнца жарким днем я в тень спешу скорей:Мне не жара страшна, своей боюсь я тени.

Джами, раз не находится живых людей на свете -Блаженны мирно спящие, им предназначен рай.Осталась пыль на площади от тех, кто шел за правдой,Но время пыль развеяло, пустым стал отчий край.

Афзаладдин Хакани (1121–1199)

Был Хакани с родными разлученИ в дом с одною дверью заточен,Но в этой яме жить ему нельзя,И выйти из нее не может он.Он, как паук, сидит в углу,Как муравей за камнем затаен.Замок снаружи и суровый страж.И узник в безнадежность погружен,Он проливает слезы, как Джейхун,Он самаркандским вздохом опален.Отсюда выход только в небеса.Глухие стены с четырех сторон.На воле связан был его язык,А здесь он сердцем к богу устремлен.Но все ж, покамест он томится здесь,Он от толпы презренных удален.Не думай о блаженстве, Хакани!Ты и надежд на радости лишен.

Моя дальновидная новорожденная дочь,Увидев, что мир этот место плохое, – ушла.Она поняла, что несчастья еще впереди,От низких душою, от злобного роя ушла.Она увидала, что в мире пороков и тьмыИзноет, измучится сердце живое, – ушла.Увидев, что беден мой дом и что я ей не рад,Она в неизвестность, дитя дорогое, – ушла.Увидев сестру свою старшую в черной чадре,Подумав? «О, боже, мученье какое!…» – ушла.

Очень кислы плоды на ветвях государстваИ не стоят того, чтобы их собирать.Угощенья на скатерти мира невкусныИ не стоят того, чтобы мух отгонять.Все дары и деяния шахов ничтожныИ не стоят того, чтобы их восхвалять.

Насир Хосров (1003–1123)