Сиасет-намэ. Книга о правлении вазира XI столетия Низам ал-Мулька - Низам аль-Мульк Страница 22

Рассказ. Этакое рассказывают: царь Рума Парвиз[138] по началу весьма уважал вазира[139] Бахрама Чубина, так что и одного часу не бывал без него, не разлучался с ним ни на охоте, ни во время питья вина, ни в уединении. Этот Бахрам Чубин был бесподобный всадник и несравненный герой. Однажды амили Герата и Серахса привели царю Парвизу триста красношерстных верблюдов, на каждом из которых был груз в харвар из необходимых и ценных вещей. Он распорядился отвести все это во дворец Бахрама Чубина, чтобы было обильное продовольствие на кухне. На другой день Парвизу донесли, что вчера Бахрам разложил своего гуляма, дал ему двадцать палочных ударов. Парвиз разгневался и приказал позвать Бахрама. Когда Бахрам пришел, он распорядился принести из оружейной пятьсот клинков, затем сказал: „Отдели, Бахрам, лучшие из этих клинков“. Бахрам выбрал сто пятьдесят. Затем он сказал: „Из этих выбранных, отбери десяток тех, что поотменнее“. Бахрам отобрал десять клинков. Сказал: „Выбери из этого десятка два клинка“. Бахрам отобрал два клинка. Сказал: „Теперь прикажи, чтобы эти два клинка вложили в одни ножны“. Бахрам сказал. „0 царь! два клинка не войдут хорошо в одни ножны“. „А подходят ли для одного города два дающих приказы?“ Услышав эти слова, Бахрам распростерся ниц, признался, что сделал ошибку. Парвиз сказал: „Если бы у тебя не было передо мной права заслуг, а вознесенного мною не хочу сбрасывать вниз, я не простил бы твоего преступления. Оставь за нами это дело, так как бог сделал нас судьей на земле, а не тебя. Нам надлежит иметь дело со всяким, у кого имеется нужда в правосудии, приказывать надлежащее согласно истине. Если впредь произойдет какой-либо проступок со стороны подручного или раба, надлежит сначала уведомить нас, чтобы мы приказали необходимое наказание и чтобы никого не постигло что-либо не по заслугам. На этот раз я тебя простил“. Бахрам Чубин был сипах-саларом, а ему был сделан такой выговор.[140]

Глава двенадцатая.

О посылке гулямов со двора по важным делам.

Много гулямов отъезжают с государева двора, иные с приказом, другие без приказа; а для людей от этого беспокойство, так как они отбирают имущество. Имеются тяжбы, стоимость которых двести динар, а отправится гулям и потребуется пятьсот динар вознаграждения;[141] люди беднеют и нищают. Не следует посылать гулямов иначе, как по важным делам, а если уж послали, то только с высочайшим приказом. Гуляму же пусть накажут: „Эта тяжба на столько-то, больше этого вознаграждения не бери. Чтобы сделано было надлежащим образом“.

Глава тринадцатая.

О посылке лазутчиков и о мероприятиях ко благу государства и народа.

Надо отправлять лазутчиков постоянно во все места под видом купцов, странников, суфиев, продавцов целительных средств, нищих; пусть они сообщают обо всем, что услышат, чтобы ничто из дел никоим образом не оставалось скрытым, а если произойдет какое событие, будет что нового, чтобы своевременно принять соответствующие меры. Часто бывало, что наместники, мукта, чиновники и эмиры питали непокорство, враждебность, злоумышляли против государя, а прибыл лазутчик, вовремя сообщил государю, вот государь сел на коня, пошел в поход, врасплох обрушился на них, захватил,[142] сделал все их намерения тщетными. Или если какой-нибудь государь с иноземным войском движется походом на страну, государь успеет подготовиться, отразит его. Равным образом, |69| вот сообщили они о положении народа, о благом и несчастном, государи и отнеслись с заботой. Так в свое время делал Азуд ад-даулэ.

Рассказ. Не было из государей Дейлема и других государей ни одного более неусыпного, проницательного, предусмотрительного, чем Азуд ад-даулэ; у него была любовь к строительству, великодушие, он был образован, искусен в правлении. Однажды один фискал написал ему: „Когда я вышел из ворот города по тому делу, за которым ты послал своего раба, и прошел двести шагов, как увидал юношу, стоявшего на обочине дороги, лицо его было бледное, на голове и шее были следы ударов. Увидев меня, он поклонился. Я ответил и спросил: „Зачем ты стоишь?“ Ответил: „Дожидаюсь попутчика, чтобы отправиться в город, где был бы правосудный царь и справедливый судья“. Я сказал: „Понимаешь ли ты, что говоришь? Ты мечтаешь о государе правосуднее Азуд ад-даулэ и судье более сведущем, чем городской казий“. Он сказал: „Если бы у государя была правосудность, он был бы бдителен в делах, а судья был бы правилен. Если же судья неправилен, то, как может быть государь справедлив? — скорее он нерадив“. Я спросил: „Что ты видел из нерадивости государя и глухоты[143] казия?“ Он сказал: „Рассказ мой длинен, но он стал коротким, как только я вышел из этого города“. Я сказал: „Надо обязательно рассказать его мне“. Он ответил: „Пойдем и сократим путь рассказом“. Когда мы вышли на дорогу, он начал: „Узнай, что я сын такого-то человека, купца, дом моего отца в этом городе, в таком-то квартале. Все знают моего отца, что он был за человек, и каким он обладал имуществом. Когда мой отец скончался, я в течение нескольких лет предавался влечениям сердца, удовольствиям и винопитию, затем на меня напал сильный недуг, так что я потерял надежду на жизнь. Во время этой болезни я дал обет богу, если спасусь от этого недуга, совершу хаджж и направлюсь на священную войну. Бог мне дал исцеление, я выздоровел и приступил к осуществлению намерения сначала совершить хаджж, а потом отправиться на священную войну. Я освободил всех бывших у меня невольниц и гулямов, роздал им золото, земельные владения, дома, переженил их, распродал домашние вещи и торговые помещения, получил пятьдесят тысяч динар наличными деньгами. Тогда мне и пришло на ум, что оба предпринимаемые мною путешествия полны опасностей, нецелесообразно вести с собой столько золота. Итак, я решил взять с собой тридцать тысяч динар, а остаток сохранить. |70| Пришел я и купил два медных афтабэ,[144] положил в каждый из них по десяти тысяч динар и сказал: „Теперь надо кому-нибудь их отдать“. Из всего города более всего мое сердце прилежало к главному казию. Он — судья и ученый, — рассуждал я,