Пять поэм - Низами Гянджеви Страница 30

Шапур второй раз показывает Ширин изображение Хосрова

Глава почти повторяет предыдущую. Ширин резвится с подругами на новом месте, снова находит изображение Хосрова, рисунок у нее отнимают и уничтожают.

Шапур в третий раз показывает Ширин изображение Хосрова

Как души мудрецов — зеленые ковры, А воздух — ласковость младенческой поры. Прохладный ветерок приятней ветров рая, Лужайка в лютиках от края и до края. Каменья словно храм; обвили их вьюнки, Причесывая луг, струятся ветерки. И говор горлинок, и рокот соловьиный Меж пламенных цветов сплелись в напев единый. Пернатых волен лёт, не страшно им людей, Порхают радостно меж трепетных ветвей. Две пташки здесь и там, прижавшись друг ко другу, Дают пример цветам, дают отраду лугу. На луг пришел Шапур, и для услады глаз Хосрова светлый лик он создал в третий раз. Узрев безбурный луг под куполом лазури, Здесь гурия вино решила пить меж гурий. И вновь увидели красавицы глаза То, чем смирилась бы души ее гроза. Она поражена подобной ворожбою, Уж дев играющих не видит пред собою. Сосредоточен взор, встает она, идет, Изображение в объятия берет. Ведь в нем отражено ее души мечтанье, И вот оно в руках! И счастье и страданье! Она в беспамятстве, она стоит едва, Шепча недолжные — забудем их! — слова. Да! Коль все меры взять и слить все меры эти, И дивов, как людей, в свои поймаем сети. Лишь те, чей лик из роз и что подобны дню, Столепестковую увидели родню, Как стало ясно им, что облик сей красивый — Не зло, что не грешны тут сумрачные дивы. В работу мастера вгляделись, — не скрывать Хотят ее теперь, а холить, восхвалять. Кричат красавицы: «Пусть все придет в движенье,— Клянемся разузнать, чье здесь изображенье!» Увидела Ширин, что их правдива речь И что хотят они печаль ее пресечь. «Ах, окажите мне, — она взывает, — помощь! Ведь от друзей друзьям всегда бывает помощь. Чтоб дело подогнать, порою нужен друг, Порою нужен он, чтоб дел сомкнулся круг. Лишь с другом не темна житейская дорога, Нет ни подобия, ни друга лишь у бога». Промолвила Ширин с великою тоской: «Навек утрачены терпенье и покой. Подруги! Этот лик мы от людей не скроем. Так выпьем за него! Веселие утроим». И снова на лугу — веселие одно. Пир начинается, вино принесено. И за газелями поются вновь газели, И голос кравчего приятней пьяных зелий. Напиток горький пьет сладчайшая Ширин. О, горечь сладкая! Властнее нету вин. И с каждой чашею в томлении великом, Ширин целует прах, склонясь пред милым ликом. Когда же страсть и хмель ей крепче сжали грудь, Терпенье тронулось нетерпеливо в путь. Ширин, одну луну поставив при дороге,— «Кто ни прошел бы здесь, — приказ дает ей строгий,— Узнай, что делает он в этой стороне, Об этом облике что может молвить мне». Одних спросили вслух, других спросили тайно. Что ж? Все таинственно и все необычайно! И тело Сладостной ослабло в злой тоске, И все от истины блуждали вдалеке. И, как змея, Ширин в тоске сгибалась грозной, Из раковины глаз теряя жемчуг слезный.

Появление Шапура в одежде мага-жреца

Переодетый Шапур приходит к Ширин. Она спрашивает его, кто изображен на портрете. Шапур говорит ей, что это Хосров, и тогда Ширин раскрывает ему свою тайну — она полюбила Хосрова. Шапур признается ей, что портрет рисовал он сам, и советует Ширин отпроситься на охоту, ускакать от сопровождающих и, если она не встретит Хосрова, ехать в Медаин, где у Хосрова есть прекрасный замок. Он вручает ей перстень с именем Хосрова, который она должна предъявить привратнику.

Бегство Ширин от Михин-Бану в Медаин

Ширин просит Михин-Бану отпустить ее охотиться на быстроногом Шебдизе. Во время охоты она опережает своих спутниц и скрывается от них. Михин-Бану горюет, но она уверена, что Ширин вернется. А Ширин тем временем скачет в Медаин.

Купание Ширин в источнике

Рассвет; уже вдали мерцает бледный свет, А изнуренной мгле уже надежды нет. Нарциссов тысячи с крутящихся просторов Скатились. Всплыл рубин меж облачных уборов. [149] Полна и горечи, и страстного огня, Ширин торопит бег прекрасного коня. И распростерся луг, мерцающий росою, И чистый ключ сверкнул эдемскою красою. Стыдясь блестящих вод источника, поник, Померк живой воды прославленный родник. Скиталица Ширин! Ее разбито тело. Пыль с головы до ног прекрасную одела. Вокруг источника — услады этих мест — Все кружится она; безлюдие окрест. И спешилась Ширин, и скакуна — на привязь, И взор ее блеснул, безлюдьем осчастливясь. Источник радости к источнику идет, Блестя, он взор небес своим блистаньем жжет. Вот сахарный Сухейль [150]освобожден от шерсти, И вскрикнул Тиштрия [151], увидев прелесть персти. Лазурная вилась вкруг чресел ткань. Кумир Вошел в ручей, и вот — огнем охвачен мир. Лазурью скрытые, чуть виделись плеяды. Шиповник с лотосом сплетаться были рады. Вот всю ее стеной обводит синева, Луны над синевой сияет голова. Сеть, свитую из кос, влачит она в затоне, Не рыба, а луна попалась ей в ладони. [152] О, мускус черных кос над бледной камфорой! Мир гаснул пред ее победной камфорой. Иль час грядущего ее душе был ведом? Иль знала, кто за ней сюда прибудет следом? Из вод ключа Ширин, что сладостней всего, Готовила джуляб для гостя своего.