Джон Мильтон - Потерянный рай. Стихотворения. Самсон-борец Страница 7

Современному читателю не просто найти путь к Мильтону и воспринять его поэтическое наследие. Нас разделяют время, различие культур, иные художественные понятия и вкусы. Но тот, кто даст себе труд вчитаться в первые десятки или сотни строк его поэм, окажется охваченным стихией могучего поэтического дара и всеобъемлющей мысли Мильтона. При вдумчивом отношении к его поэзии обнаруживается, что за чуждой, казалось бы, оболочкой, скрываются раздумья о жизни, важные и для человека нашего времени.

Мильтон стоял на рубеже времен. Он впитал наследие тысячелетий — античности, средневековья, Возрождения — и стоял на пороге эпохи Просвещения, открывшей путь литературе нового времени. Он занимает важное место и в художественном и в духовном развитии. Пройти мимо него, оставить без внимания его наследие — значит опустить важное звено в эволюции европейской литературы. Он имеет не только историческое значение. Величавая красота его поэзии, ценимая такими художниками, как Гете, Байрон, Шелли и Пушкин, не может оставить безразличным и современного читателя.

А. АНИКСТ

ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ

Перевод с английского Арк. Штейнберга под ред. С. Шервинского.

КНИГА ПЕРВАЯ

Книга Первая сначала излагает вкратце тему произведения: преслушание Человека, вследствие чего он утратил Рай — обиталище свое; затем указывается причина падения: Змий, вернее — Сатана в облике Змия, восставший против Бога, вовлек в мятеж бесчисленные легионы Ангелов, но был по Божьему повелению низринут с Небес вместе со всеми полчищами бунтовщиков в Преисподнюю. Упомянув об этих событиях, поэма незамедлительно переходит к основному действию, представляя Сатану и его Ангелов в Аду. Следует описание Ада, размещающегося отнюдь не в центре Земли (небо и Земля, предположительно, еще не сотворены, и следовательно, над ними еще не тяготеет проклятье), но в области тьмы кромешной, точнее — Хаоса. Сатана со своими Ангелами лежит в кипящем озере, уничиженный, поверженный, но вскоре, очнувшись от потрясения, призывает соратника, первого после себя по рангу и достоинству. Они беседуют о несчастном положении своем. Сатана пробуждает все легионы, до сих пор так же находившиеся в оцепенении и беспамятстве. Неисчислимые, они подымаются, строятся в боевые порядки; главные их вожди носят имена идолов, известных впоследствии в Ханаане и соседствующих странах. Сатана обращается к соратникам, утешает их надеждою на отвоевание Небес и сообщает о новом мире и новом роде существ, которые, как гласят старинные пророчества и предания Небесного Царства, должны быть сотворены; Ангелы же, согласно мнению многих древних Отцов, созданы задолго до появления видимых существ. Дабы обмыслить это пророчество и определить дальнейшие действия, Сатана повелевает собрать общий совет. Соратники соглашаются с ним. Из бездны мрака возникает Пандемониум — чертог Сатаны. Адские вельможи восседают там и совещаются.

О первом преслушанье, о плодеЗапретном, пагубном, что смерть принесИ все невзгоды наши в этот мир,Людей лишил Эдема, до поры,Когда нас Величайший Человек[21]Восставил, Рай блаженный нам вернул, —Пой, Муза горняя![22] Сойди с вершинТаинственных Синая иль Хорива,[23]Где был тобою пастырь[24] вдохновлен,Начально поучавший свой народВозникновенью Неба и ЗемлиИз Хаоса; когда тебе милейСионский холм[25] и Силоамский Ключ,[26]Глаголов Божьих область, — я зовуТебя оттуда в помощь; песнь мояОтважилась взлететь над Геликоном,[27]К возвышенным предметам устремясь,Нетронутым ни в прозе, ни в стихах.[28]

Но прежде ты, о Дух Святой! — ты храмамПредпочитаешь чистые сердца,[29] —Наставь меня всеведеньем твоим!Ты, словно голубь, искони парилНад бездною, плодотворя ее;[30]Исполни светом тьму мою, возвысьВсе бренное во мне, дабы я смогРешающие доводы найтиИ благость Провиденья доказать,Пути Творца пред тварью оправдав.Открой сначала, — ибо Ад и РайРавно доступны взору Твоему, —Что побудило первую чету,[31]В счастливой сени, средь блаженных кущ,Столь взысканную милостью Небес,Предавших Мирозданье ей во власть,Отречься от Творца, Его запретЕдинственный нарушить? — Адский Змий![32]Да, это он, завидуя и мстя,Праматерь нашу лестью соблазнил;Коварный Враг, низринутый с высотГордыней собственною, вместе с войскомВосставших Ангелов, которых онВозглавил, с чьею помощью ПрестолВсевышнего хотел поколебатьИ с Господом сравняться, возмутивНебесные дружины; но борьбаБыла напрасной. Всемогущий БогРазгневанный стремглав низверг строптивцев,Объятых пламенем, в бездонный мрак,На муки в адамантовых цепяхИ вечном, наказующем огне,За их вооруженный, дерзкий бунт.Девятикратно время истекло,Что мерой дня и ночи служит смертным,Покуда в корчах, со своей ордой,Метался Враг на огненных волнах,[33]Разбитый, хоть бессмертный. Рок обрекЕго на казнь горчайшую: на скорбьО невозвратном счастье и на мысльО вечных муках. Он теперь обвелУгрюмыми зеницами вокруг;Таились в них и ненависть, и страх,И гордость, и безмерная тоска…Мгновенно, что лишь Ангелам дано,Он оглядел пустынную страну,Тюрьму, где, как в печи, пылал огонь,Но не светил и видимою тьмой[34]Вернее был, мерцавший лишь затем,Дабы явить глазам кромешный мрак,Юдоль печали, царство горя, край,Где мира и покоя нет, кудаНадежде, близкой всем, заказан путь,[35]Где муки без конца и лютый жарКлокочущих, неистощимых струйТекучей серы. Вот какой затворЗдесь уготовал Вечный СудияМятежникам, средь совершенной тьмыИ втрое дальше от лучей НебесИ Господа, чем самый дальний полюсОт центра Мирозданья отстоит.[36]Как несравнимо с прежней высотой,Откуда их паденье увлекло!Он видит соучастников своихВ прибое знойном, в жгучем вихре искр,А рядом сверстника, что был вторымПо рангу и злодейству, а позднейБыл в Палестине чтим как Вельзевул.К нему воззвал надменный Архивраг,Отныне нареченный Сатаной,[37]И страшное беззвучие расторгТакими дерзновенными словами:

«— Ты ль предо мною? О, как низко пал[38]Тот, кто сияньем затмевал своимСиянье лучезарных мириадВ небесных сферах! Если это ты,Союзом общим, замыслом одним,Надеждой, испытаньями в бояхИ пораженьем связанный со мной, —Взгляни, в какую бездну с вышиныМы рухнули! Его могучий громДоселе был неведом никому.Жестокое оружие! Но пустьВсесильный Победитель на меняЛюбое подымает! — не согнусьИ не раскаюсь, пусть мой блеск померк…Еще во мне решимость не иссяклаВ сознанье попранного моегоДостоинства, и гордый гнев кипит,Велевший мне поднять на битву с НимМятежных Духов буйные полки,Тех, что Его презрели произвол,Вождем избрав меня. Мы безуспешноЕго Престол пытались пошатнутьИ проиграли бой. Что из того?Не все погибло: сохранен запалНеукротимой воли, нарядуС безмерной ненавистью, жаждой мститьИ мужеством — не уступать вовек.А это ль не победа? Ведь у насОсталось то, чего не может ОнНи яростью, ни силой отобрать —Немеркнущая слава! Если б яПротивника, чье царство сотряслосьОт страха перед этою рукой,Молил бы на коленах о пощаде, —Я опозорился бы, я стыдомПокрылся бы и горше был бы срам,Чем низверженье. Волею судебНетленны эмпирейский наш составИ сила богоравная; пройдяГорнило битв, не ослабели мы,Но закалились и теперь вернейМы вправе на победу уповать:В грядущей схватке, хитрость применив,Напружив силы, низложить Тирана,Который нынче, празднуя триумф,Ликует в Небесах самодержавно!»

Так падший Ангел, поборая скорбь,Кичился вслух, отчаянье тая.Собрат ему отважно отвечал:

«— О Князь! Глава порфироносных сил,Вождь Серафимских ратей боевых,Грозивших трону Вечного ЦаряДеяньями, внушающими страх,Дабы Его величье испытатьВерховное: хранимо ли оноСлучайностью ли, силой или Роком.Я вижу все и горько сокрушенУжасным пораженьем наших войск.Мы изгнаны с высот, побеждены,Низвергнуты, насколько вообщеВозможно разгромить богоподобныхСынов Небес; но дух, но разум нашНе сломлены, а мощь вернется вновь,Хоть славу нашу и былой восторгСтраданья поглотили навсегда.Зачем же Победитель (признаюЕго всесильным; ведь не мог бы ОнСлабейшей силой — нашу превозмочь!)Нам дух и мощь оставил? Чтоб сильнейМы истязались, утоляя местьЕго свирепую? Иль как рабыТрудились тяжко, по законам войн,Подручными в Аду, в огне палящем,Посыльными в бездонной, мрачной мгле?Что толку в нашем вечном бытииИ силе нашей, вечно-неизменной,Коль нам терзаться вечно суждено?»

Ему Отступник тотчас возразил:

«— В страданьях ли, в борьбе ли, — горе слабым,О падший Херувим! Но знай, к ДобруСтремиться мы не станем с этих пор.Мы будем счастливы, творя лишь Зло,Его державной воле вопреки.И если Провидением своимОн в нашем Зле зерно Добра взрастит,Мы извратить должны благой исход,В Его Добре источник Зла сыскав.Успехом нашим будет не однаждыОн опечален; верю, что не разМы волю сокровенную ЕгоСобьем с пути, от цели отведя…Но глянь! Свирепый Мститель отозвалК вратам Небес карателей своих.Палящий ураган и серный град,Нас бичевавшие, когда с вершинМы падали в клокочущий огонь,Иссякли. Молниями окрыленныйИ гневом яростным, разящий громОпустошил, как видно, свой колчан,Стихая постепенно, и ужеНе так бушует. Упустить нельзяСчастливую возможность, что оставилВ насмешку или злобу утолив,Противник нам. Вот голый, гиблый край,Обитель скорби, где чуть-чуть сквозит,Мигая мертвым светом в темноте,Трепещущее пламя. Тут найдемУбежище от вздыбленных валовИ отдых, если здесь он существует,Вновь соберем разбитые войска,Обсудим, как нам больше досадитьПротивнику и справиться с бедой,В надежде — силу или, наконец,В отчаянье — решимость почерпнуть!»Так молвил Сатана. Приподнял онНад бездной голову; его глазаМетали искры; плыло позадиЧудовищное тело, по длинеТитанам равное[39] иль Земнородным —Врагам Юпитера! Как Бриарей,[40]Сын Посейдона, или как Тифон,[41]В пещере обитавший, возле Тарса,Как великан морей — Левиафан,[42]Когда вблизи Норвежских береговОн спит, а запоздавший рулевой,Приняв его за остров,[43] меж чешуйКидает якорь, защитив ладьюОт ветра, и стоит, пока заряНе усмехнется морю поутру, —Так Архивраг разлегся на волнах,Прикованный к пучине. НикогдаОн головой не мог бы шевельнутьБез попущенья свыше. ПровиденьеДало ему простор для темных делИ новых преступлений, дабы самПроклятье на себя он вновь навлек,Терзался, видя, что любое ЗлоВо благо бесконечное, в ДоброПреображается, что род людской,Им соблазненный, будет пощаженПо милости великой, но втройнеОбрушится возмездье на Врага.Огромный, он воспрянул из огня,Два серных вала отогнав назад;Их взвихренные гребни, раскатясь,Образовали пропасть, но пловецНа крыльях в сумеречный воздух взмыл,Принявший непривычно тяжкий груз,И к суше долетел, когда назватьВозможно сушей — отверделый жар,Тогда как жидкий жар в пучине тлел.Такой же почва принимает цвет,Когда подземный шторм срывает холмС вершин Пелора, или ребра скалГремящей Этны,[44] чье полно нутроОгнеопасных, взрывчатых веществ,И при посредстве минеральных сил,Наружу извергаемых из недрВоспламененными, а позади,Дымясь и тлея, остается дноСмердящее. Вот что пятой проклятойНащупал Враг! Соратник — вслед за ним.Тщеславно ликовали гордецы.Сочтя, что от Стигийских вод спаслисьОни, как боги, — собственной своейВновь обретенной силой, наотрезПроизволенье Неба отрицая.

«— На эту ли юдоль сменили мы, —Архангел падший молвил, — НебесаИ свет Небес на тьму? Да будет так!Он всемогущ, а мощь всегда права.Подальше от Него! Он выше насНе разумом, но силой; в остальномМы равные. Прощай, блаженный край!Привет тебе, зловещий мир! Привет,Геенна запредельная! ПримиХозяина, чей дух не устрашатНи время, ни пространство. Он в себеОбрел свое пространство и создатьВ себе из Рая — Ад и Рай из АдаОн может. Где б я ни был, все равноСобой останусь, — в этом не слабейТого, кто громом первенство снискал.Здесь мы свободны. Здесь не создал ОнЗавидный край; Он не изгонит насИз этих мест. Здесь наша власть прочна,И мне сдается, даже в бездне власть —Достойная награда. Лучше бытьВладыкой Ада, чем слугою Неба!Но почему же преданных друзей,Собратьев по беде, простертых здесь,В забвенном озере, мы не зовемПриют наш скорбный разделить и, вновьОбъединясь, разведать: что ещеМы в силах у Небес отвоеватьИ что осталось нам в Аду утратить?»

Так молвил Сатана, и ВельзевулОтветствовал: «— О Вождь отважных войск,Воистину, лишь Всемогущий могИх разгромить! Пусть голос твой опятьРаздастся, как незыблемый залогНадежды, ободрявшей часто насСреди опасностей и страха! ПустьОн прозвучит как боевой сигналИ мужество соратникам вернет,Низринутым в пылающую топь,Беспамятно недвижным, оглушеннымПаденьем с непомерной вышины!»

Он смолк, и тотчас Архивраг побрелК обрыву, за спину закинув щит, —В эфире закаленный круглый диск,Огромный и похожий на луну,Когда ее в оптическом стекле,С Вальдарно[45] или Фьезольских высот,[46]Мудрец Тосканский[47] ночью созерцал,Стремясь на шаре пестром различитьМатерики, потоки и хребты.Отступник, опираясь на копье,Перед которым высочайший стволСосны Норвежской, срубленной на мачту,Для величайшего из кораблей,Казался бы тростинкой, — брел впередПо раскаленным глыбам; а давно льСкользил в лазури легкою стопой?Его терзали духота и смрад,Но, боль превозмогая, он достигПучины серной, с края возопивК бойцам, валяющимся, как листваОсенняя, устлавшая пластамиЛесные Валамброзские ручьи,Текущие под сенью темных кронДубравы Этрурийской;[48] так полегТростник близ Моря Чермного,[49] когдаВетрами Орион[50] расколыхалГлубины вод и потопил в волнахБузириса[51] и конников егоМемфисских,[52] что преследовали вскачьСынов Земли Гесем,[53] а беглецыВзирали с берега на мертвецов,Плывущих средь обломков колесниц;[54]Так, потрясенные, бунтовщикиЛежали грудами, но Вождь вскричал,И гулким громом отозвался Ад:«— Князья! Воители! Недавний цветНебес, теперь утраченных навек!Возможно ли эфирным существамСтоль унывать? Ужели, утомясьТрудами ратными, решили выВ пылающей пучине опочить?Вы в райских долах, что ли, сладкий сонВкушаете? Никак, вы поклялисьХваленье Победителю воздатьУниженно? Взирает Он меж темНа Херувимов и на Серафимов,Низверженных с оружьем заодноИзломанным, с обрывками знамен!Иль ждете вы, чтобы Его гонцы,Бессилье наше с Неба углядев,Накинулись и дротиками молнийКо дну Геенны пригвоздили нас?Восстаньте же, не то конец всему!»Сгорая от стыда, взлетели вмигБойцы. Так задремавший часовойСпросонья вздрагивает, услыхавНачальства строгий окрик. СознаваяСвои мученья и беду свою,Стряхнув оцепененье, СатанеПокорствуют несметные войска.Так, в черный день Египта, мощный жезлВознес Амрамов сын, и саранча,[55]Которую пригнал восточный ветр,Нависла тучей, мрачною, как ночь,Над грешной Фараоновой землейИ затемнила Нильскую страну;Не меньшей тучей воспарила ратьПод своды адские, сквозь пламена,Ее лизавшие со всех сторон.Но вот копьем Владыка подал знак,И плавно опускаются полкиНа серу отверделую, покрывРавнину сплошь. Из чресел ледяныхНе извергал тысячелюдный СеверПодобных толп,[56] когда его сыны,Дунай и Рейн минуя, как потопНеудержимый, наводнили Юг,За Гибралтар и до песков Ливийских!Начальники выходят из рядовСвоих дружин; они к Вождю спешат,Блистая богоравной красотой,С людскою — несравнимой. ДовелосьИм на небесных тронах восседать,А ныне — в райских списках ни следаИмен смутьянов, что презрели долг,Из Книги Жизни вымарав себя.Еще потомство Евы бунтарямИные прозвища не нарекло,Когда их допустил на Землю Бог,Дабы людскую слабость испытать.Им хитростью и ложью удалосьРастлить едва ль не весь Адамов родИ наклонить к забвению ТворцаИ воплощенью облика егоНевидимого — в образы скотов,[57]Украшенных и чтимых в дни торжествРазнузданных и пышных; Духам ЗлаУчили поклоняться, как богам.Под именами идолов ониЯзыческих известны с тех времен.[58]

Поведай, Муза, эти имена:[59]Кто первым, кто последним,[60] пробудясь,Восстал из топи на призывный клич?Как, сообразно рангам, шли к Вождю,Пока войска держались вдалеке?

Главнейшими божками были те,[61]Кто, ускользнув из Ада, в оны дни,Ища себе добычи на Земле,Свои дерзали ставить алтариИ капища близ Божьих алтарейИ храмов; побуждали племенаМолиться демонам и, обнаглев,Оспаривали власть Иеговы,[62]Средь Херувимов, с высоты Сиона,Громами правящего! Их кумиры —О, мерзость! — проникали в самый Храм,Кощунственно желая поругатьСвященные обряды, адский мракПротивоставив свету Миродержца!Молох шел первым — страшный, весь в кровиНевинных жертв.[63] Родители напрасноРыдали; гулом бубнов, ревом трубБыл заглушен предсмертный вопль детей,Влекомых на его алтарь, в огонь.Молоха чтил народ Аммонитян,[64]В долине влажной Раввы[65] и в Аргобе,В Васане и на дальних берегахАрнона; проскользнув к святым местам,Он сердце Соломона смог растлить,И царь прельщенный капище емуНапротив Храма Божьего воздвиг.[66]С тех пор позорной стала та гора;Долина же Еннома, осквернясьДубравой, посвященною Молоху,Тофет — с тех пор зовется и еще —Геенной черною,[67] примером Ада.

Вторым шел Хамос — ужас и позорСынов Моава.[68] Он царил в землеНово и Ароера, средь степейСпаленных Аворима; Езевон,Оронаим, Сигонова страна,И Сивма — виноградный дол цветущий,И Елеал, весь неохватный крайДо брега Моря Мертвого, пред нимСклонялся.[69] Он, под именем Фегора,[70]В Ситтиме соблазнил израильтян,Покинувших Египет, впасть в разврат,Что принесло им беды без числа.[71]Он оргии свои до той горыПростер срамной и рощи, где кумирГосподствовал Молоха — людобойцы,Пока благочестивый не пресекИосия[72] грехи и прямо в АдНизверг из капищ мерзостных божков.За ними духи шли, которым дваПрозванья были общие даны;[73]От берегов Евфрата до рекиМеж Сирией и Царством пирамид[74] —Ваалами, Астартами звалисьОдни — себе присвоив род мужской,Другие — женский. Духи всякий полПринять способны или оба вместе —Так вещество их чисто и легко,Ни оболочкой не отягчено,Ни плотью, ни громоздким костяком.Но, проявляясь в обликах любых,Прозрачных, плотных, светлых или темных,Затеи могут воплощать своиВоздушные — то в похоть погрузясь,То в ярость впав. Израиля сыныНе раз, Жизнеподателя презрев,Забвению предав Его законныйАлтарь, пред изваяньями скотовУниженно склонялись, и за тоИх были головы обреченыСклоняться столь же низко пред копьемВрагов презренных.[75] Следом Аштарет,Увенчанная лунным рогом, шла,Астарта и Владычица небесУ Финикиян. В месячных ночах,Пред статуей богини, выпевалМолитвословья хор Сидонских дев.И те же гимны в честь ее Сион[76]Пятнали. На горе Обиды храмПоставил ей женолюбивый царь.[77]Он сердцем был велик, но ради ласкЯзычниц обольстительных почтилКумиры мерзкие. Богине вследШагал Таммуз,[78] увечьем на ЛиванеСириянок сзывавший молодых,Что ежегодно, летом, целый деньЕго оплакивали и, следя,Как в море алую струю влечетАдонис, верили, что снова кровьИз ран божка окрасила поток.Пленялись этой притчей любострастнойСиона дщери. ИезекиильИх похоть созерцал, когда у вратСвятых ему в видении предсталОтпавшего Иуды гнусный грехСлуженья идолам.[79] Шел Дух вослед,Взаправду плакавший, когда КивотомЗавета полоненным был разбитЕго звероподобный истукан.Безрукий, безголовый, он лежалСредь капища, своих же посрамивПоклонников; Дагоном звался он[80] —Морское чудо, получеловекИ полурыба. Пышный храм егоСиял в Азоте. Палестина вся,Геф, Аскалон и Аккарон и Газа,Пред ним дрожали.[81] Шел за ним Риммон;[82]Дамаск очаровательный служилЕму жильем, равно как берегаАваны и Фарфара — тучных рек.[83]Он тоже оскорблял Господень Дом:Утратив прокаженного слугу,[84]Он повелителя обрел: царяАхаза,[85] отупевшего от пьянства,Принудил Божий разорить алтарьИ на сирийский лад соорудитьСвятилище для сожиганья жертвБожкам, которых он же победил.

Шли дале демоны густой толпой:Озирис, Гор, Изида — во главеОбширной свиты;[86] некогда ониЕгипет суеверный волшебствомЧудовищным и чарами прельстили,И заблуждающиеся жрецы,Лишив людского образа своихБогов бродячих, в облики зверейИх воплотили. Этой злой чумыИзраиль на Хориве не избег,[87]Из золота заемного отливТельца; крамольный царь[88] свершил вдвойнеЗлодейство это — в Дано и Вефиле,Где уподобил тучному быкуСоздателя, что в ночь одну прошелЕгипет,[89] и одним ударом всехМладенцев первородных истребилИ всех низринул блеющих богов.

Последним появился Велиал,[90]Распутнейший из Духов; он себяПороку предал, возлюбив порок.Не ставились кумирни в честь егоИ не курились алтари, но ктоВо храмы чаще проникал, творяНечестие, и развращал самихСвященников, предавшихся грехуБезбожия, как сыновья Илия,[91]Чинившие охальство и разгулВ Господнем Доме? Он царит везде, —В судах, дворцах и пышных городах, —Где оглушающий, бесстыдный шумНасилия, неправды и гульбыВстает превыше башен высочайших,Где в сумраке по улицам снуютГурьбою Велиаловы сыны,[92]Хмельные, наглые; таких видалСодом, а позже — Гива,[93] где в ту ночьБыл вынужден гостеприимный кровНа поруганье им жену предать,Чтоб отвратить наисквернейший блуд.

Вот — главные по власти и чинам.Пришлось бы долго называть иныхПрославленных; меж ними божестваИонии,[94] известные издревле;Им поклонялся Иаванов род,Хотя они значительно позднейСвоих родителей — Земли и Неба —Явились в мир. Был первенцем ТитанС детьми, без счета; брат его — Сатурн[95]Лишил Титана[96] прав, но, в свой черед,Утратил власть; Сатурна мощный сынОт Реи — Зевс — похитил трон отцаИ незаконно царство основал.На Крите и на Иде[97] этот сонмБогов известен стал сперва; затемОни к снегам Олимпа вознеслисьИ царствовали в воздухе срединном,[98]Где высший был для них предел небес.Они господствовали в скалах Дельф,[99]В Додоне[100] и проникли за рубежДориды,[101] словно те, что в оны дни,Сопутствуя Сатурну-старику,Бежали в Гесперийские поля[102]И, Адриатику переплывя,Достигли дальних Кельтских островов.Несметными стадами шли и шлиВсе эти Духи; были их глазаПотуплены тоскливо, но зажглисьУгрюмым торжеством, едва ониУвидели, что Вождь еще не впалВ отчаянье, что не совсем ещеОни погибли в гибели самой.Казалось, тень сомненья на челоОтступника легла, но он, призвавПривычную гордыню, произнесИсполненные мнимого величьяСлова надменные, чтоб воскреситьОтвагу ослабевшую и страхРассеять. Под громовый рык роговИ труб воинственных он повелелПоднять свою могучую хоругвь.Азазиил[103] — гигантский Херувим —Отстаивает право развернутьЕе; и вот, плеща во весь размах,Великолепный княжеский штандартНа огненно-блистающем копьеВознесся, просияв как метеор,Несомый бурей; золотом шитьяИ перлами слепительно на немСверкали серафимские гербыИ пышные трофеи.[104] Звук фанфарТоржественно всю бездну огласил,И полчища издали общий клич,Потрясший ужасом не только Ад,Но царство Хаоса и древней Ночи.Вмиг десять тысяч стягов поднялись,Восточной пестротою расцветивЗловещий сумрак; выросла как лесЩетина копий; шлемы и щитыСомкнулись неприступною стеной.Шагает в ногу демонская ратьФалангой строгой, под согласный свистСвирелей звучных и дорийских флейт,[105]На битву прежде воодушевлявшихГероев древних, — благородством чувствВозвышенных; не бешенством слепым,Но мужеством, которого ничтоПоколебать не в силах; смерть в боюПредпочитавших бегству от врагаИ отступленью робкому. ЗатемДорийский, гармоничный создан лад,Чтоб смуту мыслей умиротворить,Сомненье, страх и горе из сердецИзгнать — и смертных и бессмертных.[106] Так,Объединенной силою дыша,Безмолвно шествуют бунтовщикиПод звуки флейт, что облегчают путьПо раскаленной почве. НаконецВойска остановились. Грозный фронт,Развернутый во всю свою длинуБезмерную, доспехами блестит,Подобно древним воинам сровнявЩиты и копья; молча ждут бойцыВелений Полководца. АрхиврагОбводит взглядом опытным рядыВооруженных Духов; быстрый взорОценивает легионов стройИ выправку бойцов, их красотуБогоподобную и счет ведетКогортам. Предводитель ими горд,Ликует, яростней ожесточась,В сознанье мощи собственной своей.Досель от сотворенья ЧеловекаЕще нигде такого не сошлосьБольшого полчища; в сравненье с нимКазалось бы ничтожным, словно горстьПигмеев, с журавлями воевавших,[107]Любое; даже присовокупивК Флегрийским исполинам[108] род геройский.[109]Вступивший в бой, с богами наряду,Что схватке помогали с двух сторон,Под Фивами и Троей, — присчитатьК ним рыцарей романов и легендО сыне Утера,[110] богатырейБритании, могучих удальцовАрморики; неистовых рубакИ верных и неверных, навсегдаПрославивших сраженьями Дамаск,Марокко, Трапезунд, и Монтальбан,И Аспрамонт;[111] и тех придать, когоОт Африканских берегов Бизерта[112]Послала с Шарлеманем воевать,Разбитым наголову средь полейФонтарабийских.[113] Войско Сатаны,Безмерно большее, чем все войскаЛюдские, — повинуется ВождюСуровому; мятежный Властелин,Осанкой статной всех превосходя,Как башня высится. Нет, не совсемОн прежнее величье потерял!Хоть блеск его небесный омрачен,Но виден в нем Архангел. Так, едваВзошедшее на утренней заре,Проглядывает солнце сквозь туманИль, при затменье скрытое Луной,На пол-Земли зловещий полусветБросает, заставляя трепетатьМонархов призраком переворотов,[114] —И сходственно, померкнув, излучалАрхангел часть былого света. СкорбьМрачила побледневшее лицо,Исхлестанное молниями; взор,Сверкающий из-под густых бровей,Отвагу безграничную таил,Несломленную гордость, волю ждатьОтмщенья вожделенного. ГлазаЕго свирепы, но мелькнули в нихИ жалость и сознание виныПри виде соучастников преступных,Верней — последователей, навекПогибших; тех, которых прежде онЗнавал блаженными. Из-за негоМильоны Духов сброшены с Небес,От света горнего отлученыЕго крамолою, но и теперь,Хоть слава их поблекла, своемуВождю верны. Так, сосны и дубы,Небесным опаленные огнем,Вздымая величавые стволыС макушками горелыми, стоят,Не дрогнув, на обугленной земле.Вождь подал знак: он хочет речь держать.Сдвоив ряды,[115] теснятся командирыПолуокружностью, крыло к крылу,В безмолвии, близ Главаря. НачавТрикраты, он трикраты, вопрекиГордыне гневной, слезы проливал,Не в силах молвить. Ангелы одниТак слезы льют. Но вот он, подавивРыдания и вздохи, произнес:

«— О сонмы вечных Духов! Сонмы Сил,Лишь Всемогущему не равных! БраньС Тираном не была бесславной, пустьИсход ее погибелен, чемуСвидетельством — плачевный облик нашИ место это. Но какой же умВысокий, до конца усвоив смыслБылого, настоящее познав,Дабы провидеть ясно и предречьГрядущее, — вообразить бы мог,Что силы совокупные боговПотерпят пораженье? Кто дерзнетПоверить, что, сраженье проиграв,Могучие когорты, чье изгнаньеОпустошило Небо, не пойдутОпять на штурм и не восстанут вновь,Чтоб светлый край родной отвоевать?

Вся Ангельская рать — порукой мне:Мои ли колебания и страхРазвеяли надежды наши? Нет!Самодержавный Деспот свой ПрестолНезыблемым доселе сохранялЛишь в силу громкой славы вековой,Привычки косной и благодаряОбычаю. Наружно окружасьВеличьем венценосца, он сокрылРазящую, действительную мощь,И это побудило к мятежуИ сокрушило нас. Отныне мыИзведали могущество Его,Но и свое познали. Не должныМы вызывать на новую войнуПротивника, но и страшиться намНе следует, коль Он ее начнет.Всего мудрее — действовать тайком,Обманчивою хитростью достичьТого, что в битве не далось. ПускайУзнает Он: победа над врагом,Одержанная силою меча, —Лишь часть победы. Новые мирыСоздать пространство может. В НебесахДавно уже носился общий слух,Что Он намерен вскоре сотворитьПодобный мир и населить егоПородою существ, которых ОнВозлюбит с Ангелами наравне.На первый случай вторгнемся тудаИз любопытства иль в иное место:Не может бездна адская держатьНебесных Духов до конца временВ цепях, ни Хаос — в непроглядной тьме.В совете общем надо эту мысльОбдумать зрело. Миру — не бывать!Кто склонен здесь к покорности? Итак,Скрытая иль тайная война!»Он смолк, и миллионами клинковПылающих, отторгнутых от бедрИ вознесенных озарился АдВ ответ Вождю. Бунтовщики хулятВсевышнего; свирепо сжав мечи,Бьют о щиты,[116] воинственно гремя,И Небесам надменный вызов шлют.

Вблизи гора дымилась — дикий пикС вершиной огневержущей, с корой,Сверкающей на склонах: верный признакРаботы серы, залежей рудыВ глубинах недр.[117] Летучий легионТуда торопится. Так мчатся вскачь,Опережая главные войска,Саперы, с грузом кирок и лопат,Чтоб царский стан заране укрепитьОкопами и насыпью. ОтрядМаммон[118] ведет; из падших Духов онВсех менее возвышен. Алчный взорЕго — и в Царстве Божьем прежде былНа низменное обращен и тамНе созерцаньем благостным святыньПленялся, но богатствами Небес,Где золото пятами попиралось.Пример он людям подал, научилИскать сокровища в утробе горИ клады святокрадно расхищать,Которым лучше было бы навекОстаться в лоне матери-земли.

На склоне мигом зазиял разруб,И золотые ребра выдиратьУмельцы принялись. Немудрено,Что золото в Аду возникло. ГдеБлагоприятней почва бы нашлась,Дабы взрастить блестящий этот яд?Вы, бренного художества людейПоклонники! Вы, не щадя похвал,Дивитесь Вавилонским чудесам[119]И баснословной роскоши гробницМемфиса,[120] — но судите, сколь малыОгромнейшие памятники в честьИскусства, Силы, Славы, — дело рукЛюдских, — в сравненье с тем, что создаютОтверженные Духи, так легкоСооружающие в краткий часСтроение, которое с трудом,Лишь поколенья смертных, за векаОсуществить способны! Под горойПоставлены плавильни; к ним ведетСеть желобов с потоками огняОт озера. Иные мастераКидают в печи сотни грузных глыб,Породу разделяют на сортаИ шихту плавят, удаляя шлак;А третьи — роют на различный ладИзложницы в земле, куда струейКлокочущее золото бежит,Заполнив полости литейных форм.Так дуновенье воздуха, пройдяПо всем извилинам органных труб,Рождает мелодический хорал.

Подобно пару, вскоре из землиПри тихом пенье слитных голосовИ сладостных симфониях воссталоОбширнейшее зданье, с виду — храм;[121]Громадные пилястры вкруг негоИ стройный лес дорических колонн,Венчанных архитравом золотым;Карнизы, фризы и огромный сводСплошь в золотой чеканке и резьбе.Ни Вавилон, ни пышный Алкаир[122],С величьем их и мотовством, когдаАссирия с Египтом, соревнуясь,Богатства расточали; ни дворцыВластителей, ни храмы их богов —Сераписа и Бела,[123] — не моглиИ подступиться к роскоши такой.Вот стройная громада, вознесясь,Намеченной достигла вышиныИ замерла. Широкие врата,Две бронзовые створки распахнув,Открыли взорам внутренний простор.Созвездья лампионов, гроздья люстр,Где горные горят смола и масло,Посредством чар под куполом парят,Сияя, как небесные тела.С восторгом восхищенная толпаТуда вторгается; одни хвалуПровозглашают зданию, другие —Искусству зодчего, что воздвигалХоромы дивные на Небесах;Архангелы — державные князьяТам восседали, ибо Царь ЦарейВозвысил их и каждому велелВ пределах иерархии своейБлестящими чинами управлять.[124]Поклонников и славы не лишен.Был зодчий в Древней Греции;[125] народАвзонский[126] Мульцибером[127] звал его;А миф гласит, что, мол, швырнул ЮпитерВо гневе за хрустальные зубцыОграды, окружающей Олимп,Его на землю.[128] Целый летний деньОн будто бы летел, с утра до полдняИ с полдня до заката, как звездаПадучая, и средь Эгейских водНа остров Лемнос рухнул. Но рассказНе верен; много раньше МульциберС мятежной ратью пал. Не помоглиНи башни, им воздвигнутые в небе,Ни знанья, ни искусство. Зодчий самС умельцами своими заодноВниз головами сброшены ТворцомОтстраивать Геенну.Той поройКрылатые глашатаи, блюдяПриказ Вождя и церемониалТоржественный, под зычный гром фанфарВещают, что немедленный советСобраться в Пандемониуме[129] должен, —Блистательной столице СатаныИ Аггелов его. На громкий зовДостойнейших бойцов отряды шлютПо рангу и заслугам; те спешатВ сопровождении несметных толп,Теснящихся у входов, наводнившихВсе портики, — сугубо главный зал(Ристалищу подобный, где с бронейТяжелой свыкшиеся ездоки,Гарцуя пред султанским троном, цветЯзыческого рыцарства на бойСмертельный вызывали горделивоИль предлагали копья преломить)[130], —Здесь, на земле и в воздухе, кишат,Свища крылами, Духи; так, весной,Когда вступает солнце в знак Тельца,Из улья высыпают сотни пчел,Вперед-назад снуют среди цветовРосистых иль, сгрудившись у летка,Что в их соломенную крепостицуВедет, на гладкой подставной доске,Бальзамом свежим пахнущей, рядятО важных государственных делах, —Так, сходственно, эфирные полкиРоятся тучами. Но дан сигнал, —О, чудо! — Исполины, далекоПревосходившие любых гигантовЗемнорожденных, вмиг превращеныВ ничтожных карликов; им нет числа,Но могут разместиться в небольшомПространстве, как пигмеи, что живутЗа гребнем гор Индийских,[131] или теМалютки-эльфы, что в полночный часНа берегах ручьев и на лесныхОпушках пляшут; поздний пешеходИх видит въявь, а может быть, в бреду,Когда над ним царит Луна, к землеСнижая бледный лёт,[132] — они ж, резвясь,Кружатся, очаровывая слухВеселой музыкой, и сердце в немОт страха и восторга замирает.Так уменьшились Духи, и чертогВмещает неисчетные роиПросторно. Сохранив свой прежний рост,На золотых престолах, в глубине,Расселись тысячи полубогов —Главнейших Серафических князей,В конклаве тайном.[133] После тишиныНедолгой был ко всем провозглашенПризыв: Совет великий начался!

КНИГА ВТОРАЯ