Георг Штоль - Мифы классической древности Страница 3

Зевс создал третье поколение, медное, серебряному не равное; из ясеня, что идет на древки смертоносных копий, создал он это племя, жестокосердое, крепкое, могучее. Кровавое дело войны, своевольство и насилие были этим людям потехою и отрадою. Жестко, как алмаз, и неукротимо было их сердце; роста они были исполинского, силы непомерной, страшна была тяжелая рука их. Из меди они строили дома и из нее же выделывали орудия войны и труда, черного железа еще не было. Дикие, войнолюбивые, они истребили друг друга и без имени низошли в аид — как ни были могучи, а не осилили смерти черной.

Когда земля поглотила и это поколение, Зевс вызвал к жизни четвертое — божественный род героев. Они были благороднее, правдивее людей медного века и от старинных людей назывались полубогами. Губительная война и кровавые битвы истребили их. Одни погибли в кадмейской земле, на войне с семивратными Фивами, ратуя за стада Эдиповы; другие пали под Троей, в битвах из-за похищенной Елены. По смерти же отец Зевс поселил их далеко от жилищ людей и бессмертных: на самом краю земли, у потоков океана. Там, на блаженных островах, где властвует Кронос и где земля трижды в год приносит сладкий плод свой, ведут они беззаботную, счастливую жизнь.

Пятый род, живший после героев, продолжающий жить и доныне, железный. Днем и ночью, без отдыха, изнуряют себя эти люди трудами, томятся печалями, и боги посылают им все новые и новые заботы. Суетны, не чисты помыслы и дела их. Отец не любит сына, сын — отца; хозяин не верен гостю, товарищ товарищу; между братьями нет той любви, какая была во времена былые. Нет уважения к сединам родителей; жестокими словами и дурным обращением оскорбляют их дети и остаются неблагодарными за их попечение. Самоуправство всюду; один разрушает у другого город; везде царит неправда, клятвопреступление, надменность, зависть, злоба, и человек дурной и вероломный в большей силе, чем справедливый. Богини святого стыда и справедливости в своих белых одеждах отлетели от земли на небо, и ничего не осталось людям кроме безысходного горя.

Четыре века

(Овидий. Метаморфозы. I, 89-150)

В начале возникло золотое поколение людей; без законов, без принуждения жило оно честно и справедливо. Не было тогда судей, ничего не ведали люди о страхе наказания, а жили в безопасности. Еще не была срублена горная сосна и не была она спущена на морские волны, не посещала стран, ей чуждых. Никуда не отдалялись люди от родных берегов. Города не окружались еще рвами, медная труба, меч и шлем были неизвестны, беззаботно, удобно, спокойно жили люди и без наемных войск. Нетронутая киркой, не взрытая плугом земля все давала сама собой; довольствуясь пищей, даруемой землей, люди собирали в городах душистые ягоды, толокнянку и землянику, куманику и дерновую ягоду, и желуди, падавшие с широколиственного дерева Юпитерова. На земле была вечная весна, тихий ветер лелеял цветы, никем не посаженные, семена всходили и созревали на непаханном поле. Текли тогда молочные реки и реки нектара, и с зеленых дубов капал золотистый мед.

Когда Сатурн низвергнут был в мрачный тартар и миром стал править Юпитер — выросло серебряное поколение; оно было хуже золотого, но лучше медного. Весна не цвела уже круглый год, как но времена первобытные: зиму, лето и осень Юпитер отделил от краткой весны — то зной стоял над землею, обезвлаживая и раскаляя воздух, то цепенела земля от страшного северного ветра и ледяная кора одевала сучья деревьев и скалы. Тогда-то, в первый раз, люди стали искать себе убежища в пещерах, густых кустарниках и хижинах из связанного тростником хвороста. Только теперь стали бросать зерна Цереры в взборожденную плугом землю, и тяжело застонал под ярмом рабочий вол.

Затем следовал медный род, уже по природе своей более суровый и искусный в употреблении страшного оружия, но еще не преступный и не безбожный.

Из твердого железа было последнее поколение. Всевозможные ужасные дела стали совершаться в это железное время. Исчезли и стыд, и правда, и верность, а место их заступили хитрость и обман, коварство, насилие и наглое корыстолюбие. Корабельщик распустил паруса навстречу неизвестным ветрам, и горная сосна, долго стоявшая на высоких горах нетронутой, дерзнула переплыть чуждые ей воды. И земля, прежде общая, как воздух и солнечный свет, теперь тщательно размерена и разделена длинными межами. Не только с тучной почвы стали люди собирать жатву и добывать пищу, но проникли и внутрь земли и начали вынимать из недр ее глубоко сокрытые в них металлы, корень всему злу. Извлечено уже из земли пагубное железо и золото, еще более губительное. Поднялась Война, ратующая и золотом, и железом; и кровавою рукой потрясает она оружием. Все живет теперь грабежом; не безопасен гость у хозяина, шурин у зятя, редка стала любовь и между братьями. Муж замышляет убийство жены, мачехи готовят из бледноцветных трав ядовитый напиток, и сын нетерпеливо добивается прежде времени узнать о часе кончины отца. Исчезла всякая любовь и верность, и дева Астрея, друг справедливсти и права, последняя из бессмертных, оставляет оскверненную кровью землю.

Великий потоп

(Овидий. Метаморфозы. I, 163–437)

Много дурных вестей о людской испорченности дошло до Зевса, отца богов. Желая убедиться, что слухи эти несправедливы или преувеличены, он решился оставить небо и в образе человеческом постранствовать между людьми и увидеть все собственными глазами. К несчастию, он нашел, что на деле было еще хуже, чем гласила молва. Всюду встречал он нечестие и дикость. Поздними сумерками прибыл он в аркадский город Ликосуру, в дом царя Ликаона. Войдя в дом, Зевс тотчас же явил знамение божественности своей, и толпа почтила его молитвами и обетами. Но Ликаон глумился над мольбами толпы и сказал: «А вот испытаю я, бог он или смертный». Он решился умертвить своего гостя ночью, в то время как гость будет спать, но перед тем задумал он испытать пришельца иным образом. Был в его доме от народа Молоссов заложник; мечом пронзил ему Ликаон горло, сварил и сжарил еще трепещущие члены его и предложил это кушанье своему гостю: узнает ли — думал Ликаон — что это за пища? Карающей молнией поражает Зевс дом Ликаона. Объятый ужасом, бросился злодей из разрушающегося дома и завыл, не будучи в силах говорить человеческой речью. Кровожадный, как прежде, неистово бросился он на стада. Одежда Ликаона превращается в шероховатые клочья, руки изменяются в ноги, он становится волком и до сих еще пор сохраняет следы своей прежней наружности: те же седые волосы, те же блестящие глаза, ту же кровожадную дикость во взгляде и в движениях.

Один дом разрушен, но не одному дому следовало подвергнуться этой участи; отец богов и смертных решил истребить все нечестивое человечество. Тотчас по возвращении на небо собирает он на совет всех богов. Дорогой бессмертных, блистающим млечным путем подымаются они к небесным царственным чертогам великого Громовержца[9]. Когда блаженные боги длинной вереницей вошли и расселись в мраморной горнице Зевса и сам он, опираясь на скипетр из слоновой кости, воссел на высоком троне, — трижды, четырежды потряс он мощною главой, от мановений которой колеблются земля и море, и молвил так: «Никогда еще не боялся я так, как теперь, за свое царство — даже в то время, когда змееногие гиганты громили небо. На всей земле, от одного края до другого, не нашел я ничего, кроме страшных беззаконий. Все человечество должно быть истреблено». Услышав историю Ликаона, все боги одобряют Зевсово решение, только, озабоченные, спрашивают: в каком же состоянии будет земля, когда истреблены будут люди; кто будет приносить богам фимиам и жертвы? Но царь богов успокаивает их и обещает населить землю новыми, лучшими людьми. Он уже берется за свои молнии, чтобы рассеять их по земле, но боится, не зажегся бы эфир и не сгорело бы небо; и припоминает он, что, по решению судьбы, настанет время, когда земля, море и небесная твердь смешаются в страшном пожаре. Отложил он свои перуны и решился истребить людей водою.

И вот все ветры, что разносят облака и расчищают небо, заключил Кронион в пещеры Эола; волю дал лишь южному ветру, дожденосному Ноту. И влажнокрылый Нот полетел над землей, голова его одета непроницаемым мраком; капли воды падают с седых волос, крыльев, груди и длинной бороды его. Толпой окружают его облака, и лишь подавит их Нот рукою — обильный дождь со страшным шумом льется на землю; Ирида[10] в сияющей одежде без устали черпает воду и питает ею облака. Уже затоплены дождем поля, рушилась надежда земледельца, погибли плоды трудов долгого года — а разгневанному Зевсу мало небесных вод; брат его, бог моря, помогает ему своими водами. Посейдон призывает все реки. «Прорвите плотины, — повелевает он им, — откройте водохранилища, дайте водам вашим полную свободу!» Реки повинуются. Сам Посейдон вонзает трезубец в землю: задрожала земля и водам, таившимся в ее недрах, открыла свободный путь. И вот реки выходят из берегов и уносят за собою деревья, людей, скот, дома, храмы. Нет более предела между водой и землей: все стало морем, безбрежным морем. Где паслись прежде стройные козы, там очутились безобразные тюлени; дельфины кишат в лесах; нимфы моря, нереиды, дивятся рощам, домам, целым городам подводным. Беспорядочной толпой носятся по волнам волки и овцы, львы и тигры; не помогает вепрю его страшная сила, не помогает оленю быстрота его бега, и птица, напрасно искавшая себе места для отдыха, утомленная, падает наконец в море. А люди? Одни ищут спасения на холмах и горах, другие — на челноках и кораблях, но вода залила и холмы, и горы; если же и щадила кого вода, тот погибал от голода.