Дитрих Киттнер - Когда-то был человеком Страница 28

Однако то, что этот парень мне так наивно растолковывал, было не только его личным мнением. Это была суть опасного псевдоучения «теории фашизма», распространенного в кругах леваков. Его сторонники напоминают мне самоубийцу, который открывает газовый кран, однако в последний момент поспешно зажигает еще и спичку и взрывает весь дом со всеми его обитателями. Кроме того, опыт немецкой и не только немецкой истории дает более чем достаточные основания сомневаться в том, что население ФРГ действительно поднимается против прокладывающего себе дорогу нового фашизма и на этот раз сумеет покончить собственными силами с этим преступным явлением в его наиболее отвратительной форме. Правда, шок, перенесенный в 1945 году, вызвал к жизни в будущей ФРГ стремление к осуществлению действительно демократического государственного устройства. Можно было говорить о стремлении к разрешению противоречий в социалистическом духе, однако вскоре бразды правления вновь захватили представители старых сил, и развитие пошло в противоположном направлении.

При решении некоторых проблем реакционные группировки в государственном аппарате и экономике попытались даже повернуть колесо истории на целое столетие назад. Например, приняв указ о «запретах на профессии», который не только по своим формулировкам напоминает принятый нацистами в апреле 1933 года Закон о восстановлении высшего чиновничества. Тут высокочтимые судьи, как говорится, перещеголяли практику кайзеровского судопроизводства. Кроме того, недавние опросы показали, что почти четвертая часть населения ФРГ все еще или уже опять тяготеет к фашистскому идейному наследию. Таким образом, насущной задачей является не провоцировать взрыв «откровенного фашизма», а совсем наоборот, вырвать с корнем его уже довольно окрепшие ростки.

Пугающе выглядит цинизм, с которым приверженцы «теории фашизма» хладнокровно принимают в расчет неизбежную ликвидацию остатков основных гражданских свобод, для них кровь антифашистов все равно что водица. То, что планы подобных псевдореволюционеров – спровоцировать взрыв фашистских настроений – полностью совпадают с намерением экстремистских террористических банд, не нуждается в доказательствах. Даже если побудительные мотивы одних и тех же действий могут отличаться друг от друга, цели обеих сторон, по крайней мере на первом этапе, идентичны. Их представления о втором этапе – слепое блуждание, попытка выдать желаемое за действительное, основанные на вере, что сначала нужно подохнуть, чтобы потом когда-нибудь воскреснуть из мертвых. Но в классовой борьбе одной веры мало.

Однако в первой части «теория фашизма» содержит элементы реальности. В самом деле, не так уж трудно в ФРГ в результате террористических актов добиться еще большего сдвига вправо.

Если говорить несколько упрощенно, то за каждым новым террористическим актом следуют два новых закона, еще больше ограничивающие свободы всех граждан. И если это есть причина и следствие, то я должен сказать народу: «Нацисты в 1933 году скорее всего тоже сами подожгли рейхстаг…»

Несомненно, что реакционные политики очень охотно, даже слишком охотно используют в своих целях террористические акты в качестве предлога. Тут каждая из двух сторон по мере сил «помогает» другой. Не будь террористических актов, последовательным сторонникам ущемления основных гражданских свобод пришлось бы их организовать. Всякий раз после подобных покушений усиливалось военное оснащение полиции и погранслужб, а также расширялись их права. Гражданские же права, считавшиеся ранее неприкосновенными, – такие, как право свободного выбора защитника или его право посещать заключенных, – ограничивались или отменялись вообще.

Все указывает на то, что процесс этот будет продолжаться. В последнее время наметилась тенденция заменять открытое слушание дела, что давало известные гарантии обвиняемым против судебного произвола, закрытым. Причем мотивировка была явно притянута за уши: нужно якобы защитить обвиняемых от излишнего интереса «общественности». Легко себе представить, как за закрытыми дверями будут вестись процессы против левых.

В 1978 году, несмотря на отчаянное сопротивление небольшого числа депутатов, большинству в бундестаге удалось протащить так называемый закон об облавах, в соответствии с которым права полиции были расширены до немыслимых ранее пределов. Если раньше по старому закону для заключения кого-либо под стражу полиции требовалось наличие обоснованного подозрения, хотя на практике обоснование подчас фабриковалось задним числом, то сейчас по закону об облавах можно арестовать и засадить в камеру, а то и в лагерь для заключенных любого, даже если ему лично нечего инкриминировать. Проверка мотивов ареста производится намного позднее, а до этого полиция может в принципе делать все, что ей заблагорассудится. Если к этому добавить юридически разрешенную только в ФРГ тотальную изоляцию, то не исключено, что арестованный на какое-то время может вообще исчезнуть (прямо как в странах Латинской Америки с диктаторскими режимами), причем на вполне законном основании.

Возможно, представители так называемой социально- либеральной коалиции из СДПГ и СвДП, предлагая закон на рассмотрение, предполагали, что он не будет использован в полной мере (такая возможность предусмотрена параграфом III Уголовно-процессуального кодекса), но зачем тогда принимать закон, которым не собираешься пользоваться?

Нетрудно представить себе такой состав правительства, которое воспользуется этим законом безо всяких колебаний.

Для успокоения общественности и противников нового закона парламент внес оговорку: новые положения считались имеющими силу только в случае непосредственной угрозы террористических действий, только в определенном месте и только на ограниченный срок. Наличие непосредственной опасности в каждом конкретном случае определяет независимый судья, только он имеет право принимать решение о расширении полномочий полиции. Раньше подобная ситуация называлась «малым чрезвычайным положением».

Весной 1978 года мы с Кристель трижды за один только час натыкались на полицейские кордоны (было это недалеко от Дюссельдорфа). При этом все подъезжающие машины, а их было несколько сотен, останавливали и обыскивали. Образовались очереди. В нескольких шагах стояли полицейские с автоматами на изготовку – это была картина, знакомая нам по телекадрам из стран Латинской Америки, где еще сохранились диктаторские режимы.

Во всех трех случаях я поинтересовался у полицейских, на каком основании меня обыскивали. Ответ во всех трех случаях был одинаков: «Это наше право. Не мешайте!»

«Но закон об облавах еще даже не вступил в силу». Только один снизошел до ответа: «Это вы так считаете».

Несколько дней спустя я прочел в газете «Франкфуртер рундшау» крошечную заметку. Депутат бундестага от СДПГ Манфред Шмидт из Мюнхена, ни в коем случае не левый, сделал заявление для прессы, в котором горько жаловался: он-де голосовал за закон об облавах, но если бы знал, какие формы этот закон примет на практике, то голосовал бы против.

Заметка была такой маленькой, что я на нее просто не обратил бы внимания, если бы из-за кратковременного пребывания в больнице не был обречен читать газеты от корки до корки. Новость показалась мне достойной внимания. Первое применение на практике новых, вызывающих столько споров законоположений, да еще сразу же после их принятия, – да ни один репортер не упустил бы такую тему! Однако в газетах ни строчкой не сообщалось о введении «малого чрезвычайного положения». А социал-демократический депутат говорил уже о применении на практике этого закона.

Чтобы получить информацию, я задействовал все находящиеся в моих руках рычаги. Сам депутат был в отпуске, но позднее он подтвердил все, добавив следующее: уже в конце мая 1978 года следователь при федеральном суде в Карлсруэ по имени Кюн по инициативе прокуратуры стал пользоваться на практике особыми полицейскими полномочиями. И что самое характерное – не в каком-то определенном районе, а во всех городках и в их округе в радиусе 30 км. Под этот закон попадали тюрьмы с заключенными в них террористами, с лицами, подозревавшимися в террористической деятельности, с теми, кто им симпатизировал или подозревался в этом.

Если учесть, что заключенных с давних пор совершенно сознательно разбрасывают по различным тюрьмам, чтобы «уменьшить опасность контактов между ними и тем самым уменьшить шанс на побег», то можно легко себе представить карту Федеративной Республики Германии в те дни: она напоминала большую картину с множеством изображенных на ней кружков 60 километров в диаметре, которые граничили или перекрывали друг друга. В этих местах было введено «малое чрезвычайное положение». По моей, может, и поверхностной оценке менее полусотни таких областей могли гарантировать осуществление чрезвычайного положения на территории всего государства. Местонахождение этих зон действия чрезвычайных законов можно было к тому же варьировать, перемещая некоторых заключенных из одной тюрьмы в другую.