Дитрих Киттнер - Когда-то был человеком Страница 29

Но ведь в бундестаге речь шла о ситуациях местного значения, к тому же действующих ограниченное время. И вот какому-то маленькому работнику юстиции удалось обойти те гарантии, которые казались очень надежными. При этом он формально даже не нарушил текста параграфов. Достаточно федеральной прокуратуре только заявить, что где-то когда-то может возникнуть угроза освобождения из тюрьмы заключенных, – как хоп! – и вот по всей стране уже действует ограниченное чрезвычайное положение, а полиция расширяет свои права. Все так просто!

Может быть, отцы закона проглядели лазейку? Или они с помощью маленького трюка обманули общественность и парламент? Кто оказался прав: противники чрезвычайного положения с их сомнениями или сторонники с их бесконечным доверием к исполнительной власти? Или это была всего лишь генеральная репетиция?

Самая большая подлость заключалась в том, что такое резкое ограничение гражданских прав произошло безо всякого шума, втайне. Все военачальники прошлого, даже фактически ничем не стесняющие себя фашистские коменданты городов в гитлеровской армии, предупреждали о чрезвычайном положении с помощью по меньшей мере письменных и устных объявлений. Граждане же Федеративной Республики даже не подозревали, что на них временно распространяется чрезвычайное положение. Статья (на полстранички в газете или заметное рекламное объявление), оповещение по радио и телевидению не были бы лишними, и граждане знали бы об этих изменениях, затрагивающих их правовой статус.

Я хотел все разузнать поточнее и потому позвонил в полицейское управление моего родного города. Ведь и на Ганновер должно было распространяться действие этих законов, так как здесь предположительно сидел нидерландский террорист. А в 35 километрах от Ганновера – в Целле – еще несколько других.

«Я хотел бы только справиться, распространяется ли в настоящее время в связи с законами об облавах чрезвычайное положение и на Ганновер?»

«По этому поводу ничего не могу вам сказать».

Я вспомнил полицейские заграждения, которые видел несколько дней назад в Дюссельдорфе, и тот ответ, который я там услышал.

«Может быть, вы мне дадите понять как-нибудь иносказательно? Я как гражданин этого города хотел бы знать, в каком положении нахожусь. Например, нужно ли брать с собой удостоверение личности, если выходишь за хлебом?»

«Это было бы нелишним. Больше ничего сказать не могу».

Я поблагодарил за разговор и позвонил представителю министерства внутренних дел по связям с прессой, с которыми незадолго до этого полемизировал на страницах местной газеты. Но и здесь я получил стереотипный ответ: «По этому вопросу ничего не могу сказать».

«Но, послушайте, если бы закон вступил в силу, министерство внутренних дел должно было бы узнать об этом первым! Если же вы ничего не знаете, то так и скажите, это равно отрицательному ответу».

«Я же вам ответил: по этому поводу ничего не могу сказать».

«Вы не можете сказать "да" или "нет"?»

«Я скажу вам иначе, господин Киттнер: если бы мы действительно захотели здесь воспользоваться чрезвычайными законами, то вы и некоторые другие… э-э-э… люди давно бы это почувствовали на себе».

Разговор был на этом закончен. Следовало поразмыслить над формулировкой, которую не случайно выбрал представитель министерства внутренних дел по связям с прессой. Он не сказал, что чрезвычайное положение не было объявлено, а только что в настоящее время оно по отношению ко мне и другим… э-э… людям не применяется. Итак, генеральная репетиция?

Оба господина, с которыми я беседовал, явно уходили от ответа на вопрос, было ли объявлено чрезвычайное положение, поскольку, если бы это не соответствовало действительности, им ничего не стоило дать отрицательный ответ.

Позднее я рассказал эту историю одному молодому журналисту в Ганновере. После того как тот проверил все факты, он решил, что из этой истории можно сделать потрясающий материал. «"Тайное чрезвычайное положение в Ганновере?" – неплохой заголовок!»

«Ты это не напечатаешь», – выразил я опасение.

«Почему же, это здорово, это я помещу. Это будет бомбой».

Мы поспорили на бутылку шампанского.

Увиделись мы с ним полгода спустя. Его газета ничего не поместила.

«У тебя были трудности с той историей, связанной с законом об облавах?» – спросил я как бы между прочим.

«Не пошла», – ответил он коротко. Но шампанское за ним, в этом коллега меня заверил.

Что касается закона об облавах, то я с тех пор о нем ничего не слышал. Но я и некоторые другие… э-э… люди своевременно почувствуют, если он вступит в силу.

В 1983 году я на этом закончил рассказ о моих интересных расследованиях. Сегодня есть повод дописать к нему еще несколько строк. Речь пойдет о бомбе в буквальном смысле этого слова.

С самой весны 1986 года одна скандальная история не сходит со страниц газет. Ответственные за все случившееся ничего не отрицают. Поэтому с полной уверенностью можно утверждать, что с одобрения премьер-министра земли Нижняя Саксония Эрнста Альбрехта так называемое ведомство по охране конституции совместно с так называемой антитеррористской группой (федеральная пограничная служба) осуществила одну террористическую акцию, а именно взрыв тюремной стены в Целле, обвинив в этих действиях террористов из «РАФ» [17]. Даже полиция и безрезультатно рыскавшие прокуроры не были информированы об истинной подоплеке этой акции, связанной якобы с попыткой освободить заключенных. Время действия – вскоре после тайного вступления в силу «малого чрезвычайного положения». Конечно, о планах наших тайных служб я ничего не могу сказать, ведь они содержатся в тайне. В противовес этому не остался тайной взрыв истерии, связанной с терроризмом, который имел место после организованного в министерских кабинетах «фейерверка».

Ведь всем известно, что Альбрехт перед взрывом в Целле заявил, что располагает доказательствами: именно в тюремных камерах планируются все насилия, включая убийства, однако предъявить соответствующие доказательства он отказался. Да и зачем? Дыра, обнаруженная в тюремной стене, – достаточно веское доказательство.

Каждый может прочитать в газете, что Альбрехт, когда все вышло наружу, заявил: мол, акция (все расходы по которой легли, разумеется, на плечи налогоплательщиков) служила цели внедрить в ряды террористов двух доверенных лиц (осужденных уголовников, пользующихся, очевидно, особым доверием властей). С их помощью предполагалось якобы предотвратить будущие преступления. В некоторых газетах появились также сообщения о свидетелях, рассказывающих, как подобные доверенные лица – террористы на государственной службе – пытались силой склонить их к организации побегов и даже к убийству директора тюрьмы в Целле. При этом им предлагали оружие и взрывчатку.

В таком повороте нет ничего нового. За это время в ФРГ стало известно о множестве аналогичных случаев провокаций. Но когда в утренних газетах я вижу заголовки, сообщающие о признании какого-нибудь мюнхенского агента, который (по заданию так называемого ведомства по охране конституции) произвел серию террористических актов, то более критично отношусь к своему собственному, основанному на опыте рассказу. В начале его я тогда писал: «Если бы не было террористических актов, то последовательные сторонники ограничения основных прав были бы вынуждены их организовывать».

Сегодня это высказывание мне представляется несколько наивным.

ВЗВЕШЕННОЕ РЕШЕНИЕ

И снова неонацисты выставили в Крёпке, географическом центре Ганновера, информационный, а точнее говоря, дезинформационный стенд. Несколько полицейских скромно стояли в стороне, не вмешиваясь ни во что. Мероприятие, во время которого открыто восхвалялись преступления фашистов, было санкционировано властями.

Я оказался здесь случайно. Увидев происходящее, я решил разузнать подробности.

Итак, придав лицу молодцеватое выражение «истинного немца» и стараясь держаться как можно прямее, я подошел к столу с нацистской литературой.

«Ну, – обратился я к пожилой женщине, сидевший за столом (ее прическа а-ля Гретхен была воплощением «истинно немецкой женщины»), – пожалуй, слабовато… что вы тут предлагаете?… Небось, что посерьезнее – не рискнули… Ну ясно, слишком опасно».

«Да нет. Теперь не так уж и опасно», – улыбнулась светловолосая «единомышленница». Она запустила руку в слегка прикрытый ящик и протянула мне пачку со словами: «Вот то, что нужно!» Это были листки, предназначенные для расклеивания на стенах домов, заборах, ветровых стеклах машин и т. д. На них я увидел сверху свастику, а под ней: «Немцы, не покупайте у евреев!», на другом листе было написано: «НСДАП сегодня нужна, как никогда!» – откровенная пропаганда нацизма.