Губерман Игорь - Игорь Миронович Губерман Страница 30

Россия ждет, мечту лелея

о дивной новости одной:

что, наконец, нашли еврея,

который был всему виной.

Ручей из русских берегов,

типаж российской мелодрамы,

лишась понятных мне врагов,

я стал нелеп, как бюст без дамы.

На кухне или на лесоповале,

куда бы судьбы нас ни заносили,

мы все о том же самом толковали —

о Боге, о евреях, о России.

Нельзя не заметить, что в ходе

истории,

ведущей народы вразброд,

евреи свое государство — построили,

а русское — наоборот.

Едва утихомирится разбой,

немедля разгорается острей

извечный спор славян между собой —

откуда среди них и кто еврей.

Я снял с себя российские вериги,

в еврейской я сижу теперь парилке,

но даже возвратясь к народу Книги,

по-прежнему люблю народ Бутылки.

В автобусе, не слыша языка,

я чую земляка наверняка:

лишь русское еврейское дыхание

похмельное струит благоухание.

Везде все время ходит в разном виде,

мелькая между стульев и диванов,

народных упований жрец и лидер

Адольф Виссарионович Ульянов.

За все России я обязан —

за дух, за свет, за вкус беды,

к России так я был привязан —

вдоль шеи тянутся следы.

В любое окошко, к любому крыльцу,

где даже не ждут и не просят,

российского духа живую пыльцу

по миру евреи разносят.

Много у Ленина сказано в масть,

многие мысли частично верны,

и коммунизм есть советская власть

плюс эмиграция всей страны.

Я Россию часто вспоминаю,

думая о давнем дорогом,

я другой такой страны не знаю,

где так вольно, смирно и кругом.

ЕВРЕЕВ ОТ УБОГИХ ДО ВЕЛИКИХ

ЛЮБЛЮ НЕ ДРЕССИРОВАННЫХ,

А ДИКИХ

Был, как обморок, переезд,

но душа отошла в тепле,

и теперь я свой русский крест

по еврейской несу земле.

Здесь мое исконное пространство,

здесь я гармоничен, как нигде,

здесь еврей, оставив чужестранство,

мутит воду в собственной среде.

В отъезды кинувшись поспешно,

евреи вдруг соображают,

что обрусели так успешно,

что их евреи раздражают.

За российский утерянный рай

пьют евреи, устроив уют,

и, забыв про набитый трамвай,

о графинях и тройках поют.

Еврейский дух слезой просолен,

душа хронически болит,

еврей, который всем доволен, —

покойник или инвалид.

Умельцы выходов и входов,

настырны, въедливы и прытки,

евреи есть у всех народов,

а у еврейского — в избытке.

Евреи, которые планов полны,

становятся много богаче,

умело торгуя то светом луны,

то запахом легкой удачи.

Каждый день я толкусь у дверей,

за которыми есть кабинет,

где сидит симпатичный еврей

и дает бесполезный совет.

Чтоб несогласие сразить

и несогласные закисли,

еврей умеет возразить

еще не высказанной мысли.

Да, Запад есть Запад,

Восток есть Восток,

у каждого собственный запах,

и носом к Востоку еврей свой росток

стыдливо увозит на Запад.

В мире много идей и затей,

но вовек не случится в истории,

чтоб мужчины рожали детей,

а евреи друг с другом не спорили.

В мире лишь еврею одному

часто удается так пожить,

чтоб не есть свинину самому

и свинью другому подложить.

Живу я легко и беспечно,

хотя уже склонен к мыслишкам,

что все мы евреи, конечно,

но некоторые — слишком.

Земля моих великих праотцов

полна умов нешибкого пошиба,

а я среди галдящих мудрецов

молчу, как фаршированная рыба.

Слились две несовместных натуры

под покровом израильской кровли —

инвалиды российской культуры

с партизанами русской торговли.

За мудрость, растворенную в народе,

за пластику житейских поворотов

евреи платят матери-природе

обилием кромешных идиотов.

Душу наблюдениями грея,

начал разбираться в нашем вкусе я:

жанровая родина еврея —

всюду, где торговля и дискуссия.

Еврей не каждый виноват,

что он еврей на белом свете,

но у него возможен брат,

а за него еврей в ответе.

Евреев тянет все подвигать

и улучшению подвергнуть,

и надо вовремя их выгнать,

чтоб неприятностей избегнуть.

Не терпит еврейская страстность

елейного меда растления:

еврею вредна безопасность,

покой и любовь населения.

Нельзя, когда в душе разброд,

чтоб дух темнел и чах;

не должен быть уныл народ,

который жгли в печах.

Пустившись по белому