Надежда Первухина - Выйти замуж за дурака Страница 37

– Да, пора на свежий воздух, – приходя в себя, согласилась я. А то что-то становится жарко.

– Жарко? – переспросила Василиса, и лицо ее исказилось гневом. Да ведь они, нехристи, наш терем подожгли! Скорей!

И она что было силы толкнула дверь в сад.

С одной стороны, даже хорошо, что этот забытый черный ход оказался забытым настолько, что весь зарос шиповником, дикой малиной и крапивой высотой в два человеческих роста. Это означало, что нас вряд ли кто-нибудь заметит в таких джунглях, да еще ночью, ой! «Ой» касается другой стороны медали. Крапива, негодяйка, жжется немилосердно, шиповник беспринципно лезет в глаза и уши, а поведение колючих кустов дикой малины вообще выходит за рамки Конвенции по правам человека…

Но мы терпели. И с этим достойным лироэпической поэмы терпением продирались сквозь заросли, чтобы по неприметным садовым тропинкам выйти к заветной беседке. Кстати, ночь уже не была удручающе темной – пламя, взметнувшееся над крышей нашего недавнего жилища, давало отменное освещение.

И тут я услыхала леденящие душу вопли!

– Горим! – оповещал честной народ голос, явно принадлежавший Василисе Прекрасной.

– Спасите наши души! – Это уже моим голосом кто-то истерично надрывался. Весьма похоже.

– А… как это? – поинтересовалась я у тезки, шагая за ней след в след меж зарослей черноплодной рябины.

– Я не такая дура, чтоб дать понять Аленкиным прихлебателям, что мы сбежали. Пусть думают, что мы в огне погибаем.

– И долго наши вопли им слышны будут?

– До тех пор, пока кто-нибудь из этих смуглокожих не попытается проникнуть внутрь терема. Тогда чары развеются.

– Ну, судя по тому, как они его подожгли…

– Да, надеются, мы сами к ним выйдем.

– С поднятыми руками и Альманахом в зубах…

– Сколь раз твердила тебе; не поминай сию книгу всуе! Беду накличешь! Ох, вот и беседка. Скорее внутрь…

Накликала я беду. Или беду вообще кликать не надо. Она сама является. Причем именно в тот момент, когда ты, уже опьяненный ароматом близкой победы, делаешь последний шаг…

И вляпываешься.

Допустим, в грязь.

В беседке стояла Аленка.

Мы замерли на пороге, а я совершенно не к месту и не ко времени поняла, что натерла плечо дерюгой, в которой тащила компьютер.

За спиной Аленки в беседке маячило с полдюжины симпатичных парнишек в белых одеждах и с абсолютно оловянными глазами.

– Я, чаю, вы собрались куда? – хрустальным голосом поинтересовалась у нас узурпаторша. И даже не зашли попрощаться. Нехорошо это. Не по-людски.

Она улыбнулась и сложила ладони лодочкой. Направила их в грудь моей тезки.

– Нехорошо, – повторила Аленка, и из «лодочки» ударил алый пульсирующий луч.

– Нет! – Я это даже не крикнула. Просто мое тело почему-то среагировало быстрее, чем сознание. И я заслонила Василису Прекрасную грудью. Потому что на спине у меня расположился комп.

Луч ударился о мою грудь и рассыпался крохотными безвредными искорками. Все верно, говорила же Руфина, что на меня Аленкино колдовство не действует.

– Не получилось, – разочарованно разомкнула ладони Аленка. Трудно мне с вами. Зато интересно. Эй, ребятки! Ну-ка, потешьте свои могучие телеса во славу нашего приснопоминаемого махатмы!

Аленка отступила внутрь злосчастной беседки, «ребятки» ровным строем пошли по наши души, а я краем глаза успела заметить, что опьяненная магией вседозволенности узурпаторша стоит в сиренево мерцающем круге, начерченном на полу.

– Что это? – успела я спросить прекрасную тезку.

– От нас защита! Нам теперь туда не проникнуть! А очень надо!

– Кумарис! – хором воскликнули просветленные ребята и выхватили из ниоткуда длинные, серебристые копья, напоминавшие иглы. И кинулись на нас, все больше стекленея взглядами…

– А ну, давайте сюда, ошибки природы!–раздался на дистанции, отделявшей нас от прокумаренных головорезов, ехидный металлический голос. И по первому ряду смуглокожих с грохотом хлестнула очередь из «томпсона».

– Это кто еще? – изумилась Аленка, но, из круга своего предпочла покуда не выходить.

– Это Сэм! – Я воскликнула не столько для того, чтобы проинформировать нашу узурпаторшу, сколько обрадовалась неожиданной защите. Не зря татуированные руки в кожаных перчатках торчали за моим плечом чуть ли не каждый день!

Те, кого задели выстрелы Сэма, разлетались как песчинки, подхваченные беснующимся сирокко. Однако оставшиеся только сплотили ряды. И, кажется, смуглокожих стало больше. Далеко вверху изрядно грохнуло.

– С чего бы быть грозе? – напряглась Василиса Прекрасная. Ох, чует мое сердце, Аленкины это проделки.

– Похоже, сия дама клонирует своих подчиненных.

– Что делает?!

– Нарушает запрет на воспроизведение человека противоестественным путем. Впрочем, я не уверена, что они – люди. Ты гляди, Василиса, они идут на нас из беседки уже десятками, а туда, по логике, и пяти человекам сунуться трудно…

В самом деле, на нас, точнее на Сэма, уже шла толпа, взбадриваемая Аленкиными заклинаниями. Но количественное превосходство противника не ввело Сэма в фрустрацию. Пока Василиса Прекрасная шептала девяностый псалом, чтоб вооружиться против врагов духовной силой, Сэм сменил «томпсон» на свой любимый шестиствольный «миниган» и проорал:

– Это все?! Не смешите меня!

Дальнейшую картину описывать бессмысленно. Хотя бы потому, что ее аналог можно найти в любой игре жанра «экшн»: герой остается один на один с кучей бесконечно набегающих врагов.

Хотя на самом деле враги не могут возникать бесконечно.

Или биться бесконечно.

Как кому понравится.

Словом, когда наш Сэм полностью очистил площадку перед беседкой, Аленка в сиреневом круге уже не стояла, а сидела, обхватив руками голову.

Сэм выпустил из пулемета последнюю очередь и, сочтя свою миссию выполненной, скромно пристроился у меня в тылу.

Аленка подняла голову и холодно посмотрела на нас.

– Вам все равно не уйти. При каждом слове из ее рта вылетали… нет, не алмаз и роза. И не жаба с кинзой. Просто небольшие серебряные молнии. Я разрушила чары этого места. Вернее, перевела их на себя. Теперь я здесь хозяйка. И, сопротивляясь, вы только оттягиваете неизбежное…

– Неизбежное что? –резонно поинтересовалась я. Аленка слегка растерялась от такого вопроса и чуть не подавилась своей очередной молнией.

– Как что? Мой приход к безраздельной власти. Владычество черной магии. Порабощение…

– А поинтересней ничего не могла придумать?

Василиса Прекрасная толкнула меня в бок:

– Нашла время для разговоров! Идем в беседку, нам Аленку сейчас свалить легче легкого, потому как она вовсе без сил.

– Это неэтично, – улыбнулась тезке я.

– Чего-о?!

– Нельзя поступать с противником так, как он поступил бы с тобой.

– Это ещё почему?!

– Сказка… Сказка не сложится. Я заметила, что Аленка слушает меня со все возрастающим вниманием.

– А что ж ты тогда предлагаешь? – вскинулась моя прекрасная тезка.

– Мы уйдем; Просто уйдем, как говорится, куда глаза глядят. И я почему-то уверена, что Аленка не посмеет ни препятствовать нам, ни вредить нашим близким.

Гром загремел снова. Только звучал он как-то по-другому. Если раньше у Аленкиного грома был какой-то жестяной, бутафорский звук, то сейчас гремело так, словно наивная вера крестьян в мчащегося на колеснице Илью-пророка – не просто вера, а апостериори доказанный факт.

Аленка посинела, как покойница,

– Все равно по-моему будет! – кричала она, и тут в саду началась буря.

– Ты хотела идти, куда глаза глядят?! – завопила мне, пригибаясь от ветра, Василиса Прекрасная. Ты про эти глаза говорила?!

И она показала мне куда-то за верхушки сада. Я посмотрела, и в сердце у меня ощутимо что-то щелкнуло. Так иногда бывает. Перед инфарктом.

Прямо над встрепанными бурей деревьями, с абсолютно темного неба, чуть подернутые наступающим грозовым фронтом, на нас смотрели ГЛАЗА.

Точнее, не на нас. Они глядели именно туда, куда нам с Василисой и нужно было сейчас идти. Несмотря на то, что на нашем пути опять вырос целый лес крапивы и, чертополоха.

– Не пушу! – кричала нам вслед Аленка, но крики ее пропали втуне.

Ибо те, кто идет туда, куда глаза глядят, приходят куда надо.

Режим дня в ЛТО, то есть лечебно-трудовом очистилище, был выверено точен и размерен, как качание маятника. И создан исключительно для того, чтобы все, оказавшиеся под крышами этого негостеприимного учреждения, поняли, что жизнь – это не только холодный душ.

В шесть утра «пациентов» (так обращались к несчастным затворникам смуглокожие братья милосердия и оловянноглазые, напоминавшие оживших мертвецов лекари. Сами кутежане слово «пациент» сочли сильно ругательным) криками «Подъем! Становись на поверку!!!» подымали с жестких, неудобных для спанья топчанов. Вообще, кутежане – народ, привыкший вставать с первыми петухами, но такое грубое и бесцеремонное вторжение в утренний сон нервировало и вызывало массу негативных эмоций. Однако даже эмоции свои пациенты не могли высказать от души и как следует. За каждое ругательство или высказанное в адрес лекарей недовольство полагалось две очистительных клизмы (чеснок, бодяжник, корень копытень в основных ингредиентах). За брошенный искоса гневный взгляд – освежающий ледяной душ в целиком каменной и темной клети, лицемерно именуемой смуглокожим персоналом «Дворец просветления кармы». А уж за отказ подчиниться требованиям лекаря, за буйство и рукоприкладство (были, были случаи, когда здоровенному главному лекарю некоторые кутежане наставляли фонарей под глазом, требуя справедливости!) наказание имелось одно – обитая белым железом комната, где нарушителя ждала капельница с раствором перестоявшего сока молодильных яблок… Так что, нежели через три с того момента, как ЛТО приняло первых кутежан, увеличилось количество резко постаревших пациентов. И уменьшилось число бунтовщиков. Перебродивший сок молодильных яблок давал сильный, своеобразный аромат. Этим ароматом пропитались все коридоры «лечебного учреждения». Это был запах позорной и покорной несвободы. Кутежанам, оказавшимся в ЛТО, чудилось, что они насквозь пропитались этим гнилостным запахом, и потому вчерашние бесстрашные и несокрушимые витязи, мудрые мастера и острые на язык поселяне теперь стыдились лишний раз посмотреть друг другу в глаза – боялись увидеть отражение собственной трусости и покорности. Ведь сдались этим прощелыгам вашнапупским, и почти что без боя!..