Дитрих Киттнер - Когда-то был человеком Страница 53

Вот именно. Здесь и зарыта собака. Я должен был сыграть роль клоуна перед финансовыми тузами ярмарки – «профсоюзного клоуна». Им хотелось пощекотать себе нервы, как это бывает, когда, осознавая, что лично тебе ничто не угрожает, смотришь фильм ужасов. Им было бы особенно приятно ощущать свою неуязвимость перед «глупыми шутками глупого клоуна» (подумать только, ведь находятся же такие, которые принимают этот бред всерьез, нет, у нас такие шутки не проходят). И речь шла даже не столько о том, чтобы просто выставить на обозрение «сливкам общества», закосневшего в своих убеждениях левого кабаретиста. Дело было в том, что публика из высших эшелонов власти, снисходительно перемигиваясь, собиралась потешиться именно 1 Мая над проблемами рабочего движения, которые им казались наивными.

Но потом меня стали одолевать сомнения: а не слишком ли я подозрителен к представителям «Капитала»? Возможно, они и не собираются так далеко заходить. И все-таки, когда я вспоминал, перед какой публикой мне предстоит выступать, мне становилось ясно, что мои предположения верны.

Попытки подстроить мне ловушку всегда вызывают у меня неодолимую потребность сделать так, чтобы в нее угодили те, кто ее замышлял. В данном случае у меня были шансы на успех, поскольку план противника был мне известен и я мог положиться на некоторый свой профессионализм и домашние заготовки, которые позволили бы мне самому определить исход поединка. Итак, я принял вызов.

Сначала встал вопрос, сколько мне заплатят за выступление. Я потребовал 2 тысячи марок – в то время это была высокая ставка не только для меня. Если меня хотят попытаться выставить на посмешище, тогда уж для начала пусть раскошелятся, а там будет видно.

«Но у нас соберется не больше сотни людей. Мы. слышали, что обычно вы получаете за свои выступления 800 марок». Говоривший был обескуражен: этот социалист еще пытается подороже продать свою рабочую силу!

«Говоря откровенно, порой я беру и более низкие гонорары. Вот, к примеру, в Эрвитте я выступал вообще бесплатно. Но ведь в вашей среде нет социально необеспеченных, а я ориентируюсь на условия рынка». Над этой последней формулировкой я думал долго. Теперь противной стороне потребовалось время на размышления, но в конце концов она приняла условия.

Крышу одного из самых больших павильонов ярмарки фирма использовала как площадку для отдыха и развлечений ярмарочной элиты. Там было построено просторное бунгало, украшенное вывеской «Клуб "Капитал"», где все было оборудовано, как в роскошном казино, с той только разницей, что абсолютно все развлечения, включая напитки, были бесплатными. Промышленной клиентуре, привыкшей считать все до пфеннига, – фабрикантам, молодым менеджерам, поддерживающим фигуру игрой в теннис, – а также второму эшелону, куда входят редакторы-экономисты и ухоженные секретарши высокого класса, не было, таким образом, нужды пить виски в дорогих, но все же доступных простому смертному заведениях, да к тому же еще и оплачивать заказ. Если руководство считало, что кто- то достоин небольших знаков внимания – в таких случаях слово «подкуп» прозвучало бы чересчур прозаично, – тому просто передавали ключ от этого рая для менеджеров. Удостоенный такой чести мог с полным правом без дальнейших формальностей и обязательств считать себя членом клуба. Некоторые из этих избранных демонстративно носили ключ от райских врат с эмблемой «Клуб "Капитал"» (там собирались могущественные божки экономики) на поясе, как носят свои ленточки – знаки отличия – студенты-националисты, завсегдатаи пивных. Это только свидетельствовало об известном дефиците такта со стороны крупных буржуа.

Программа вечерних развлечений в клубе постоянно обновлялась – певцы, фокусники, шансонетки и, если я правильно помню, научно-экономический доклад – широчайшая палитра либерального времяпровождения. На 1 Мая в сделанном со вкусом календаре значилось: «Ко Дню труда – политическое кабаре Дитриха Киттнера».

Еще полные впечатлений от развевающихся красных флагов в Эрвитте, мы с Кристель минута в минуту прибыли на другой полюс общественных противоречий: на ярмарку. Молодой человек, сдержанный, но внешне вполне дружелюбный, провел нас на площадку для игр менеджеров, находившуюся на крыше павильона, и вежливо передал уже упоминавшийся ключ.

С первых же шагов мы окунулись в атмосферу роскоши – все было сделано со вкусом. Это фешенебельное место отдыха было оборудовано с большой любовью, но еще больше туда было вложено денег. Толстый ковер вызвал у нас чувство, какое бывает у незваных гостей. Бар был забит батареями бутылок шампанского и прочих дорогих сортов спиртного, но выглядело это ненавязчиво. В здании находились телекс, телефон, копировальный аппарат – разумеется, для бесплатного пользования. Тут было все, что только может пожелать себе душа менеджера: не клуб, а прямо-таки штаб-квартира какого-нибудь концерна. Только вместо зала заседания было оборудовано небольшое казино с биллиардом и множеством игральных автоматов, а также автоматизированным стендом для стрельбы. Во всем этом был один лишь недостаток: бесплатное пользование. Не могу себе представить, чтобы игра на автомате доставляла хотя бы половину того удовольствия, которое получаешь, когда выигрываешь право испытать судьбу еще раз бесплатно: здесь ведь в любом случае ни за что не надо платить.

Наш сопровождающий осведомился с гордостью, в которой нельзя было не расслышать стальных ноток: «Ну, господин Киттнер, как вам все это нравится?»

Возможно, из-за того, что я ощущал себя в этой обстановке немного плебеем и мне было необходимо срочно вернуть себе чувство уверенности, я ответил: «Прекрасно, действительно прекрасно, жаль только, что все это не для рабочих».

С этого момента молодой человек стал держаться с нами подчеркнуто холодно.

Обслуживающий персонал в прекрасно сшитых костюмах с эмблемой клуба и белоснежных рубашках с откровенной неприязнью наблюдал за учиненным нами беспорядком в зале, куда мы вносили «юпитеры» и протягивали кабели. Вышколенная прислуга с несколько ироничной миной, но тем не менее предупредительно и вежливо помогала нам всякий раз, когда мы просили об этом.

Время, оставшееся до выступления, мы с женой использовали для того, чтобы совершить короткую прогулку по павильонам ярмарки и пригласить на концерт восемь или десять молодых ребят, в основном студентов, которые подрабатывали здесь в качестве стендистов. Наши расчеты на то, что корректно одетых посторонних пропустят, оправдались. Видимо, это было сделано еще и потому, что хозяева не желали портить атмосферу неприятными сценами, которые могли разыграться у входных дверей. Мы же организовали студентам неплохой вечер с бесплатными напитками, а для себя создали хотя бы небольшой оазис из благожелательно настроенной публики. А это было весьма необходимо нам для выступления.

Роскошный зал был более чем переполнен – в него набилось около 120 человек. Тесно было, как в банке с сардинами: большинство людей, стиснутых со всех сторон, не могли поднести бокал ко рту. Крошечный пятачок возле микрофона я вынужден был отвоевывать себе, чуть ли не пробиваясь локтями.

Не успел я раскрыть рот, как из публики раздался первый выкрик. Он полностью отражал настроение, царившее в зале. «Держите крепче свои часы: красные пришли!» Громовой хохот. Кричавший – небольшого роста толстяк, светловолосый, в рубашке, сшитой на заказ, – аж раскраснелся от удовольствия и никак не мог успокоиться от радости.

– На что мне ваши часы? – подчеркнуто простодушно осведомился я. – Они же отстают.

– Это как? – Он все еще фыркал, но уже не так громко. – Неправда, мастер. Мои часы не отстают.

И он горделиво продемонстрировал окружающим свое сокровище.

– Отстают, отстают, – настаивал я, – по меньшей мере на полстолетия.

После этого воцарилась тишина. Слышалось лишь хихиканье тех десяти, которых я привел с собой для поддержки. Теперь мне нужно было завоевать тактическое преимущество. Сцены или какого-либо возвышения в зале не было. Мне было ясно, что, стиснутый со всех сторон, я буду не в состоянии ничего сделать, самые убийственные пассажи утонут во всеобщем хаосе.

– Итак, господа, – возвысил я голос, – давайте-ка поиграем во внепарламентскую оппозицию! Устроим сидячую забастовку. Садитесь-ка на пол, ковер достаточно толстый.

Господа сначала было заартачились. Ясное дело, они меньше всего беспокоились за стрелки на брюках. Они, видимо, сообразили, что и стратегически, и психологически ситуация изменилась бы в мою пользу: ведь тогда им пришлось бы смотреть на меня снизу вверх. Я научился у боннских политиков, что, когда тебе нужно попытаться завоевать благоприятную для себя позицию, это надо делать, прикрываясь интересами тех, кто был ущемлен в своих правах.