Лев Вершинин - Два веса, две мерки [Due pesi due misure] Страница 58

Уже наступил полдень, когда синьора Гульельмо, уже готового капитулировать, вдруг осенило.

— Стоп! — воскликнул он и схватил меня за рукав. — Мне пришла в голову одна идея. Вот к кому надо постучаться в дверь — к герцогу! Он давно на мели и не задумываясь продаст любую вещь. Недаром пословица гласит: кто легко покупает, тот легко и продает.

Он не назвал фамилии разорившегося герцога, но добавил:

— Краденое добро впрок не идет! Предоставьте все мне. Я вас отрекомендую не как покупателя, а как коллекционера, который наконец-то сможет определить истинную стоимость его библиотеки. Это недалеко, не пугайтесь!

Если меня что и пугало, так это его тоненькие, слабые ножки, семенившие по разбитому булыжнику переулков, ведших к центральной улице. На повороте старик остановился, затем решительно направился к небольшой вилле с двумя входами — один нормальных размеров, но, очевидно, давно замурован, так что между цоколем и косяками выросла густая трава, и второй поменьше. В эту вторую дверь синьор Гульельмо несколько раз постучал.

— Эта дверь только для покойников, — объяснил он. — Ее положено открывать, лишь чтобы вынести гроб, когда придет день. Но герцог давно живет один, и главный вход закрыт вот уже много лет.

Человек, которого мы увидели, когда слегка приоткрылась дверь, имел вид поистине отталкивающий. Я бы скорее принял его за неряшливого слугу, никак не заслужившего той подобострастности, с какой поздоровался с ним синьор Гульельмо. Вот как он предстал перед нами: полы пиджака были сколоты английской булавкой, приподнятый воротник давал понять, до какой степени полинял этот пиджак, лацканы, некогда черные, приобрели темно-коричневый оттенок. Из-под пиджака (кроме булавки, застегнуть его было не на что) выглядывала майка мутно-серого цвета, неумело, а может, торопливо заштопанная розовыми нитками. На запястьях, где полагалось быть манжетам рубашки, и на шее густо ветвились седые пучки волос. Очки у герцога были с картонным кружком вместо одной линзы, и я не знал, то ли мне смотреть на этот кружок, то ли на неослепший глаз за стеклянной линзой.

— Похоже, он собирается умереть раньше меня, — прокомментировал его появление синьор Гульельмо. — Предоставьте все дело мне, а сами стойте спокойно и тихо.

Он поднялся на одну ступеньку, осторожно просунул в щель приоткрытой двери носок ботинка и почтительно произнес:

— Господин герцог меня знает.

Я так и не понял, предназначались ли эти слова мне или старому герцогу.

— И знает, что я не приводил к нему мелких людишек. Этот синьор, видите, тот, что стоит за моей спиной, — не здешний. Он путешествует, чтобы полюбоваться коллекциями красивых антикварных вещей. Знали бы вы, сколько я ему уже всего показал! Но он, как все истинные ценители прекрасного, человек ненасытный. Он интересуется и книгами, особенно старинными. И охотно взглянул бы на вашу библиотеку… При случае мог бы и назвать вам ее подлинную стоимость, ведь цены-то сейчас день ото дня меняются… Разумеется, бесплатно, ну и…

— Нет! — прервал его герцог. — Книги, как и людей, не предают.

— Конечно, не продают! — ловко притворившись, будто он не расслышал, воскликнул старик. — Я знаю, да и кто этого не знает, что господин герцог даже булавки из своего дома не продаст. Верно я говорю, господин герцог? — спросил он, ожидая одобрения патриция, которое придало бы ему уверенности, но герцог остановил его:

— Не предают и не продают. Никому и никогда! — повторил он.

— Ну что вам стоит, — умолял синьор Гульельмо, улыбаясь своим беззубым ртом. — Гость только взглянет на библиотеку, это займет всего каких-нибудь четверть часа. А я, раз уж вы боитесь, посторожу.

— Невозможно! — воскликнул герцог самым громким голосом, какой он смог извлечь из своей хилой груди. — Поймите же, это невозможно!

— Но почему? — спросил старик с обидой и даже с вызовом.

— Потому что я ее замуровал! — крикнул герцог через приоткрытую дверь.

— Замуровал? Как это — замуровал? — подозрительно переспросил синьор Гульельмо. А может, просто делал вид, будто не понял, чтобы получить от герцога более подробные объяснения.

— Велел воздвигнуть вокруг библиотеки каменную стену. Никто ее больше не увидит и не запустит в нее руки, пока я жив! — отрезал герцог.

Он вытолкнул из проема ногу синьора Гульельмо и захлопнул дверь перед самым его носом.

— Черт возьми, как он рассвирепел! — воскликнул старик, подойдя ко мне. — Неплохо господин герцог нас принял, — добавил он с усмешкой, — не правда ли? Впрочем, мы это заслужили! Ей-ей, заслужили!

Он раскурил трубку и не спеша, по слову после каждой затяжки, так, словно дым помогал ему думать, развернул передо мной совершенно детективную историю, в которой вычитанные где-то приключения причудливо переплелись с городскими преданиями.

— Понадобился такой урок, чтобы все снова всплыло в памяти… Слыхали, замуровал! Несчастный глупец! Но что ему оставалось делать после всего, что тогда случилось?

Он выдержал паузу, ожидая моих вопросов, но я молчал. И тогда, глубоко затянувшись, он возобновил свой рассказ.

— После бегства жены, кстати, подобная же история произошла и с доктором, но герцогиня была очень красивая женщина, не то что докторша — не понимаю, как она могла понравиться кому-нибудь, кроме своего жалкого мужа… Так вот, герцогиня сбежала из дому, и представляете, сколько в городке было разговоров об этом ее романе, который каждый из нас не прочь был пережить… Словом, бедный господин герцог, опозоренный и убитый горем, попытался как-то исправить непоправимое. Он поехал к жене и убедил ее вернуться домой. С возлюбленным ее он воевать не стал, а пообещал ему в обмен на жену уйму денег — сколько тот попросит, столько он и даст. Ну а когда жена вернулась, что он сделал? Довел ее до могилы меньше чем за год. И убивал так медленно, незаметно, что властям не удалось даже привлечь его к суду. В теле бедной госпожи герцогини, истерзанном сначала ядом, а потом вскрытием, не нашли малейших следов этого самого яда… А возлюбленный, думаете, он получил хоть что-нибудь? Ни гроша. Вот так и пропал Данте из Фолиньо… Вы в этих вещах разбираетесь и, конечно же, знаете, что означает — Данте из Фолиньо.

— Очевидно, речь идет об одном из самых ранних и драгоценных изданий «Божественной комедии», отпечатанном в тысяча четыреста семьдесят втором году в Фолиньо.

— То-то и оно! В наших краях. Вот и посудите, где же, как не в этих местах, могла находиться инкунабула, как вы ее называете.

— Что же все-таки случилось с этой инкунабулой?

— Исчезла.

— Ну, знаете, это просто городской порок! — В этом восклицании прорвалась наружу моя долго копившаяся в душе ярость.

— Не стоит преувеличивать, не валите все в одну кучу. Здесь есть немало достойных людей, которых грех смешивать с разными проходимцами.

— Да, разумеется, но расскажите, как пропал Данте.

— Очень даже просто. Ко мне пришел один человек, ну, вроде вас, и сказал, что хочет купить какую-нибудь богатую библиотеку. Я знал, что герцог сидит на мели, он потратил целое состояние на адвокатов, и что же я сделал? Привел его к герцогу! Начался осмотр библиотеки. Покупатель пробыл там целый день, составлял списки, что-то подсчитывал. В конце концов он назвал мизерную сумму, с тем чтобы сделка заведомо не состоялась, и потом сказал, что вернется через несколько дней с более определенными предложениями. Когда мы вышли из дома герцога, знаете, что этот хитрец придумал. Вручил мне пакет, завернутый в газету.

— В этом пакете мои вещи, но так как на ночь я здесь не останусь, принесите их, пожалуйста, к автобусной остановке.

Он ждал меня уже в автобусе, я вручил ему пакет, он дал мне тысячу лир и поблагодарил через раскрытое окно… Поди знай, что крылось за этим «спасибо»! «Я вас облапошил! Вернее, я вас обоих облапошил». Вы, конечно, поняли, что было в пакете?

— Само собой! Том Данте.

— Точно. Из Фолиньо. Если бы я тогда догадался!

— Вернули бы том герцогу?

— Я? Вы что, за идиота меня принимаете? Себе бы оставил. Ты украл книгу у герцога, я краду ее у тебя. Этого подонка отправил к герцогу возлюбленный его покойной супруги, чтобы получить свою долю взамен денег, которые муж-рогоносец пообещал ему как выкуп за сбежавшую жену и обманул. Так вот все и обернулось — сэкономил гроши, а потерял тьму денег. Вы же знаете, сколько сегодня стоит этот том Данте?

— Да, миллионов десять-двадцать!

— Тогда бы я не стоял в жару и в холод на площади, поджидая клиентов.

На обратном пути я все спрашивал себя, уж не заслужил ли я подобный урок. Ведь я нарочно позволил двум носильщикам и шоферу грузовика носить эти бесценные инкунабулы вместе с кипами книг, которым грош цена. Решил схитрить, чтобы никто не понял, какую дорогую вещь я приобрел, и чтобы наследники графа Минарелли не сообразили, что я оказался в выигрыше, купив оптом всю библиотеку и даже не проведя инвентаризации! «Пустую за полную», — шутливым тоном сказал я, прежде чем назвать свою сумму. «Иными словами: хорошо даю за плохое». Так мне удалось обделать это дельце! О да, превосходное дельце! Опустив голову, я, как побитый пес, понуро поплелся к автобусу.