Дитрих Киттнер - Когда-то был человеком Страница 9

И только через десять лет мои действия были признаны правомерными, что одновременно явилось звонкой оплеухой комитету по правовым вопросам. В одном серьезном учебнике для будущих юристов все происшедшее со мной приводится в качестве примера под рубрикой «Упражнения средней трудности для начинающих». Озаглавлена эта история «Кабаретист с противогазом». После подробного (на семнадцати страницах) анализа случившегося авторы учебника приходят к выводу: «Меры, предпринятые полицией против Киттнера, можно квалифицировать как нарушение закона». Таким образом, этот случай стал классическим примером полицейского произвола.

По этому учебнику обучается нынешнее поколение юристов в ФРГ. Извлекли ли они – ив первую очередь полиция – из этого уроки, я еще когда-нибудь при случае проверю.

КАК МЕНЯ ОДНАЖДЫ СОВЕРШЕННО НЕ ПОНЯЛИ

Когда наш ансамбль в 1960 году готовил первую программу, мы с женой жили в маленьком деревянном домишке на склоне горы, прямо над Гёттингеном. Мы выбрали его, поскольку у нас всегда было туго с деньгами. С октября по апрель ходить там можно было только в резиновых сапогах, благо они дешевы, а в холодные вечера нередко приходилось отрываться от писанины, чтобы над огнем еле коптившей керосиновой печурки отогреть закоченевшие пальцы. Но великолепное лето с лихвой вознаградило нас за нехватку комфорта зимой. Мы провели его в буквальном смысле за столом под сливовыми деревьями.

Весь наш коллектив собирался каждые два дня в саду не только потому, что у нас не было репетиционного зала. Вдоль границы участка шла тропинка, на которой частенько можно было видеть гуляющих. Таким образом, нашей первой, к сожалению, не приносящей Дохода публикой были граждане, которые, взобравшись порой на забор и покачивая удивленно головами, пытались понять, что у нас там происходит. Попытки эти были безуспешными: с такого расстояния можно было расслышать в лучшем случае обрывки фраз. Однако кучка странно одетых и оживленно жестикулирующих (в соответствии с разработанной мизансценой) людей была достаточно необычна, чтобы тот или иной прохожий не возымел время от времени желания задержаться у дырявого забора. И в самом деле, кому могло прийти в голову, что в саду репетируют?

Ударным номером нашей программы был скетч под названием «Судите и не будете судимы». Речь в нем шла о тех (к сожалению, за прошедшие годы тема не потеряла своей актуальности), кто во времена нацизма занимался судопроизводством и, не понеся никакого наказания, сохранив и места, и привилегии, продолжает вершить «право» в соответствии с неизменными традициями, словно ничего не случилось.

Кульминацией сцены, изображавшей слушание дела, был момент, когда для всех троих ее участников – судьи, адвоката и обвиняемого – в пылу схватки оживает прошлое и они в едином порыве вскидывают руку в нацистском приветствии. Для правильного понимания сцены важно было не переиграть, и потому мы вновь и вновь, до полного изнеможения репетировали этот кусок – ив саду тоже.

Во время одной из пауз я заметил одинокого зрителя. Это был прилично одетый мужчина лет сорока, судя по виду, какой-нибудь бравый учитель. Он энергично поманил меня и, когда я подошел, тоном заговорщика прошептал: «Молодой человек, то, чем вы здесь занимаетесь, слишком опасно». До меня не сразу дошло, что он имеет в виду, и я с непонимающим видом уставился на него. Тогда он объяснился: «Это хорошо, что есть еще молодежь, которая не продала своей чести союзникам. Но поймите, сад просматривается со всех сторон. Вы можете нажить себе кучу неприятностей, это неразумно. Сегодня нужно действовать осторожнее». Я все еще не мог найти слов. Тогда «соратник» заметил фамильярно: «Знаете что, навестите меня как-нибудь, мы обо всем поговорим спокойно… Есть другие пути».

С этими словами «доброжелатель» протянул мне визитную карточку и четким немецким шагом стал спускаться с горы. Он и в самом деле оказался учителем средней школы, хотя и немного неосторожным. А может, и нет.

Мы были молоды тогда и потому оставили все это без последствий. А жаль, думаю я сейчас.

Кто-то не стесняется нацистской символики и сегодня…

КАК ОДНАЖДЫ ПОЛИЦИЯ «ПРЕСЛЕДОВАЛА» БЕЗЗАКОНИЯ НАЦИСТОВ

Как-то однажды поздним вечером, возвращаясь с гастролей, мы остановились в небольшой, но приличной гостинице в старой части города. Это было здание старинной архитектуры с круглыми толстыми стеклами в окнах. И нам показалась уютной, почти домашней атмосфера в зале с низкими сводами, с клетчатыми скатертями на столах и запахом жареной картошки. Несколько припозднившихся гостей, заглянувших сюда, вероятно, после театра, вполголоса обсуждали городские сплетни.

Мы ждали заказа, а тем временем мой коллега Вилли Вайст-Бош, рассматривавший выставленные на обозрение пивные кружки и оловянные тарелки, обнаружил антиквариат особого рода: маленький настольный черный флажок с вышитыми на нем серебряными рунами – эмблемой СС, руководимой Гиммлером организации, объединявшей преступников, на совести которых миллионы убитых.

Мы сняли эту мерзость со стены и подвергли тщательному осмотру. Вокруг блестящих, вышитых серебром символов можно было прочесть и вышитый готическими буквами девиз этой организации убийц и палачей: «Моя честь – в верности».

Сомнения быть не могло: здесь спустя десятилетия после бесславного конца коричневых орд открыто выставлялись на всеобщее обозрение нацистские символы веры! Редко нашу труппу охватывало такое единодушное возмущение и гнев. Особенно это поразило Вилли. Он, который никогда не упускал возможности пошутить, сидел подавленный, бледный как мел, бормоча: «Так вот оно как…» Вилли не раз рассказывал нам, что нацисты уничтожили почти всю его семью в концентрационном лагере.

Мы позвали хозяйку и гневно потребовали у нее объяснений. Она поразила нас полным непониманием случившегося. «Чего вы от меня хотите? Эти господа проводят здесь заседания, это мои лучшие клиенты, не могу же я… Это же всего лишь ХИАГ, она не запрещена». И она показала нам обратную сторону лоскутка. В самом деле, так же аккуратно, как и на лицевой стороне, там было вышито: «ХИАГ, организация взаимопомощи бывших членов СС, товарищество г. Хамельна».

ХИАГ действительно существует. Возмутительно, но факт, она в Федеративной республике не запрещена. Это официальная организация закоренелых эсэсовцев (среди них есть депутаты бундестага), тоскующих, пользуясь попустительством государства, на своих сборищах о померкшем «блеске» третьего рейха. И возможно, не только мечтающих. Они, в чей адрес нередко поступают официальные приветственные адреса, регулярно устраивают свои встречи, и я не решаюсь даже подумать, что там эти господа обсуждают во время застолий после официальной части. Во всяком случае, от единодушных излияний на страницах «Фрайвиллиге», официального органа этого союза, просто тошнит. Активистов или тихих сторонников ХИАГ можно встретить на всех сборищах старых или новых нацистов.

Итак, в этой гостинице «братья» регулярно устраивали свои «бдения», и хозяйка отказывалась убрать мерзкий настольный флажок.

Я обратил ее внимание на то, что «публичная демонстрация эмблем национал-социализма», как об этом говорится в законе, наказуема. Бесполезно.

Мне не оставалось ничего другого, как позвонить в ближайший полицейский участок. Я изложил суть проблемы и попросил прислать кого-нибудь, кто был бы полномочен конфисковать эту мерзкую тряпку и положить конец скандалу.

Через полчаса и в самом деле появились двое полицейских. Они вначале пошептались с хозяйкой, сидевшей за стойкой в соседней комнате. Только потом подошли со служебным выражением на лицах к нашему столу. «Вы звонили? В чем дело?» В чем было дело, они, конечно, уже знали от хозяйки, но видимость беспристрастности следовало сохранить. Мы рассказали еще раз обо всем и предупредили, что хотим подать заявление о возбуждении дела.

«Что вы так горячитесь? – попробовал успокоить нас один из полицейских и добавил несколько язвительно: – Вас никто не принуждает ходить сюда».

Стоявшая рядом хозяйка поняла намек и объявила, что отныне нам запрещено переступать порог ее заведения. Полицейский, однако, не стал развивать эту тему, на первый раз ему было достаточно простой угрозы. Если понадобится, дело можно будет повернуть совсем иначе. «Дайте нам сначала выяснить кое-что другое, – сказал он, – у вас всегда будет время показать этим людям…» И после значительной паузы: «На дверь».

Его коллега заявил совсем уж цинично: «Вас никто не заставляет смотреть на этот флажок. Смотрите в другую сторону!» И, обращаясь к Вилли, который взволнованно пытался объяснить, как оскорбляет его этот символ нацизма: «А вы-то что вообще можете об этом знать? Вы слишком молоды для этого».