Пелам Вудхаус - Любовь на фоне кур Страница 15

Он хлопотал вокруг, пока профессор не переоделся, а затем увел его вниз и угостил сигарой.

— Ну, так в чем дело? Что случилось?

Профессор объяснил. В своих объяснениях он был беспощаден к злополучному мистеру Хоку.

— Я удил, мистер Укридж, сидя спиной к нему, и вдруг лодка закачалась из стороны в сторону с такой силой, что я чуть не потерял равновесие, но тут лодка перевернулась. Это человек — идиот, сэр. Что, собственно, произошло, я не видел, так как сидел к нему спиной, о чем уже упомянул.

— Так Гарнет, конечно, видел. Что случилось, старый конь?

— Все произошло так внезапно! — сказал я. — Мне показалось, что у него начались судороги. Наверное, причина в них. Он имеет репутацию трезвенника и надежнейшего человека.

— Вот таким никогда не доверяй! — сказал Укридж. — На поверку они оказываются самыми вредными. Совершенно очевидно, что он был в стельку пьян и опрокинул лодку, когда решил пуститься в пляс.

— Великое проклятие алкоголь, — сказал профессор. — Да-да, мистер Укридж, не откажусь. Благодарю вас. Благодарю вас. Так достаточно, а содовой поменьше, с вашего позволения. А-а-а! На вкус приятнее соленой воды, мистер Гарнет. Э? Э? Ха… Ха!

Он был в прекраснейшем расположении духа, и я прилагал невероятные усилия, чтобы он и дальше в нем пребывал. Мой план завершился таким триумфом, что его коварная подоплека ничуть меня не тревожила. Согласно моим наблюдениям, так оно обычно и бывает в подобных случаях. Раскаяние пробуждается, если преступление сорвется.

— Как-нибудь на днях нам следует сыграть партию в гольф, мистер Гарнет, — сказал профессор. — Я несколько раз видел вас на поле, играли вы прекрасно. Последнее время я испробовал деревянную короткую клюшку. Просто поразительно, насколько увеличивается меткость.

Гольф удивительно сближает. Мы прогуливались по ферме, обсуждая тонкости игры, и каждое мгновение все больше укрепляло entente cordiale.

— Нет, мы обязательно должны сыграть партию, — сказал профессор. — Интересно установить соотношение наших сил. За время, что я здесь, моя игра значительно улучшилась. Значительно.

— Единственный успех, каким я могу похвастать с тех пор, как начал играть, — сказал я, — это ничья с Энгусом М’Леркином на поле в Сент-Андрусе.

— С тем самым М’Леркином? — спросил профессор уважительно.

— Да, но, наверное, день для него выпал неудачный. Разыгралась подагра или еще что-нибудь такое. И так хорошо я, бесспорно, с тех пор не играл.

— Тем не менее… — сказал профессор. — Нет, мы обязательно должны сыграть партию-другую.

С Укриджем, пребывавшим в состоянии наименьшей своей бестактности, он теперь был на дружеской ноге.

Этому весьма способствовала горячая поддержка, с какой Укридж встречал его обличения по адресу грешного Хока. Человек, которому требуется излить обиду, исполняется симпатией к тем, кто выслушивает его терпеливо и сочувственно. А Укридж был теперь само сочувствие.

— Этот лодочник — беспринципный негодяй, — сказал он, — и ему следует руки-ноги поотрывать. Послушайте моего совета и больше не садитесь в его лодку. Покажите ему, что вы не из тех, с кем можно позволять себе лишнее. Человеческая жизнь в опасности, когда вокруг рыскают такие вот Хоки.

— Вы абсолютно правы, сэр. Этому субъекту нет оправданий. Больше я нанимать его не стану.

Внимая этому дуэту поношений по адресу того, кого я соблазнил свернуть с пути добродетели, я чувствовал себя более чем виноватым. Но профессор не желал и слушать ни о каких смягчающих обстоятельствах. Мои попытки найти ему оправдания встречали самый холодный прием. Профессор все больше разгорячался, и я тотчас бросил моего собрата-заговорщика на произвол судьбы. В конце-то концов добавка к оговоренному вознаграждению (как-нибудь на днях) вполне компенсирует ему убытки, которые ему мог причинить отказ профессора от его дальнейших услуг. Впрочем, положение мистера Гарри Хока было достаточно надежным: я же позабочусь, чтобы он не пострадал.

Исполнившись этим филантропическим чувством, я вновь завел с профессором разговор о достоинствах тех или иных клюшек, прицельных ударах и лунках, таящих те или иные коварства. И за стол села веселая и дружная компания, — к счастью, миссис Бийл не ударила в грязь лицом — наша трапеза состояла из жареной курицы с гарниром и десерта. Последнее время курятина все чаще фигурировала в нашем меню.

Мы проводили профессора в его высушенном костюме, и я вернулся укладывать наших птиц спать в таком счастливом настроении, какого давно не испытывал. Работая, я насвистывал последние новинки регтайма.

— Оригинальный старый пузанчик, — задумчиво сказал Укридж, наливая себе еще виски с содовой. — Бог мой, я бы с наслаждением полюбовался на него в воде. И почему такие прелести всегда случаются там, где меня нет?

Глава XII

КОЕ-КАКИЕ ЭМОЦИИ И ЖЕЛТЫЙ ЛЮПИН

Слава, настигшая меня вследствие этого отважного спасения, причиняла определенные неловкости. Я стал меченым. Если я шел по деревне, из окон высовывались головы и взгляды провожали меня, пока я не скрывался из вида. Если я сидел на скамейке, позади меня возникало людское полукольцо, застывшее в немом восхищении. Я был Человеком Дня.

— Нуждайся мы в рекламе для нашей фермы, — сказал Укридж в один из таких моментов, — лучше тебя, Гарни, мой мальчик, мы ничего не нашли бы. На прошлой неделе ты обеспечил нам три конкретные яичные заказа. И, говорю тебе, соль в том, что мы нуждаемся в любых заказах, приносящих наличные. Положение фермы критическое. Сундуки опустошены почти вчистую. И скажу тебе еще одно. Я устал питаться только курятиной и яйцами. Милли тоже, хотя вслух она этого не говорит.

— И я тоже, — сказал я, — но у меня нет желания подражать гордой сдержанности твоей жены. Я больше не желаю даже видеть курятину. А что до яиц, то мы ими скоро захлебнемся.

Предыдущая неделя была отмечена однообразием нашего провианта. На завтрак мы получали холодную курицу и яйца, днем — вареную курицу и яйца, жареную курицу и яйца вечером. Трапезы превратились в тягостное испытание, а миссис Бийл горько жаловалась, что мы не даем ей развернуться. Она была кухаркой, которая украсила бы дом любого олдермена, и стряпала чудесные обеды для гурманов, и вот в этой забытой Богом глуши единственная доступная ей перемена блюд сводится к вареным и жареным курицам, к вареным яйцам и яичницам. Мистер Уистлер, если бы его принудили писать только вывески для пивных, предположительно, испытывал бы именно такое парализующее раздражение. Что до ее супруга, то Наемный Служитель воспринимал жизнь с обычной спокойной невозмутимостью и словно видел в происходящем самый развеселый фарс в своей жизни. По-моему, Укриджа он считал чокнутым симпатягой и готов был сносить некоторые неудобства ради привилегии наблюдать его в действии. Еда протестов у него не вызывала: когда человек долгое время подкреплял силы армейской солониной, что ему монотонность ежедневной курятины и яиц!

— Никуда не денешься, — сказал Укридж. — Здешние торговцы, совершенно очевидно, все до единого мелочные подозрительные пошляки. Требуют денег, хоть ты тресни!

Он привел несколько выразительных примеров. Викерс, мясник, первым нанес удар, намекнув, что ему хотелось бы увидеть цвет денег мистера Укриджа, а уж потом отпускать ему новые отборные части туш. Доулиш, бакалейщик, высказался в том же филистерском духе два дня спустя; и с тех пор ряды этих исповедников пассивного сопротивления непрерывно пополнялись все новыми и новыми неофитами.

Торговцы Комбе-Регис страдают дефицитом Чистой Веры, а не только гордой нормандской крови.

— А что, если ты им уплатишь некоторую сумму в счет долга? — порекомендовал я. — Они снова откроют тебе кредит.

— Мой дорогой старик, — внушительно сказал Укридж, — нам необходим каждый наличный пенни. Ферма прямо-таки пожирает деньги. Инфернальный хрип обошелся нам уж не знаю в какую сумму.

Бесспорно, эта коварная эпидемия оказалась очень дорогостоящей. Мы смазывали горлышки кур наилучшим терпентином — во всяком случае, Укридж с Бийлом смазывали, однако вопреки их усердию десятки птиц сдохли, и мы были вынуждены потратить заметно больше, чем хотелось бы, на пополнение птичьего поголовья. Битва, имевшая место в первый день после принятия новых членов, произвела на меня неизгладимое впечатление. Последствия ее все еще давали о себе знать, и некоторые из новопринятых имели крайне понурый вид.

— Нет, — сказал Укридж, подводя итоги, — этим людишкам придется подождать. Мы не в состоянии помочь им в их неприятностях. И, Господи Боже ты мой, можно подумать, будто они уже давно ждут своих денег. Мы ведь прожили тут чуть больше месяца. Ничего возмутительнее мне слышать не доводилось. Честное слово, я склонен пойти и поговорить напрямую кое с кем из них. Я поселяюсь тут и стимулирую их торговые обороты, обеспечиваю им большие заказы, а они допекают меня своими счетами, хотя знают, что я с головой ушел в заботы о курах. Мы как раз достигли критической точки. И при данном положении вещей было бы безумием уделять внимание чему-то еще. Эти подлюги получат свои деньги в надлежащее время.