Максим Малявин - Записки психиатра (сборник) Страница 26

В первых же строчках письма прокурору доверительно сообщалось, что Мария Семеновна в течение сорока пяти лет является фотомоделью и что в настоящее время на нее заглядывается великое множество мужчин. Пока читающий эту замечательную новость пытался отмахнуться от кошмарного навязчивого образа, упорно встающего перед глазами, ему предлагалось узнать душераздирающую историю жизни и злоключений просто Марии. Жизнь, как можно было понять, была тяжелой: работал человек то прачкой, то уборщицей, но даже на этом незавидном поприще были у нее тайные недоброжелатели – то белья больше, чем другим прачкам, подсунут, то воду ржавую в прачечную подадут, а то и вовсе вместо порошка яд подложат. Но героиня двухтетрадного романа стойко переносила тяготы и лишения своей работы, и судьба-злодейка решила сделать ход конем. По голове.

Влюбились в нее, всю такую красивую, аж сразу несколько человек: президент всея Руси, мэр всея Тольятти и так, по мелочи, известный певец и не менее известный телеведущий. Вроде бы оно и к лучшему – женихи видные, основательные – ан нет. Вести себя эти с виду солидные и многими даже уважаемые люди стали, как мальчишки в школе, которые норовят то за косу дернуть, то мыша в портфель подкинуть, то с зеркальцем под парту заглянуть. Стыд и срам, право слово! А поскольку мальчики большие, то и пакостить стали в соответствующем масштабе: мало того, что круглосуточно подглядывают, так еще и приходить в квартиру начали. Придут, пока никого нет, белье из шкафа вытащат, вдохновятся, и снова каждый к своим делам – кто государством управлять, кто городом, кто на экран, а кто на эстраду. А белье-то уже не той свежести, этим фетишистам развлечение, а ей все заново стирай! А то вдруг моду взяли мучить ее ночами, аки мышку лабораторную, прости господи: то адские боли в ногах сделают, то гангрену в области правого плоскостопия вызовут, а то в одну ночь и вовсе три раза убили и воскресили, гуманисты хреновы! А однажды пришли, пока Мария была на работе, сломали душ и разбили унитаз. Из хулиганских побуждений. Уж она им записки по всей квартире оставляла – мол, или давайте жениться, или оставьте в покое, я девушка приличная; да ничего не вышло, только дочь обозлилась и не иначе как из зависти в психушку упекла. Недавно на продукты переключились: то молоко заколдуют, то хлеб, а то и вообще на зубную пасту порчу наведут.

Шли годы, менялись мэры и президенты, но все они неизбежно попадались в любовные сети Марии Семеновны, которых она вовсе и не ставила. И по сей день продолжает Мария Семеновна страдать от такой любви, но невзгоды переносит с гордо поднятой головой: нам, фотомоделям, слезы не к лицу!

Батюшка

У психиатрии непростые отношения с религией. С одной стороны, психиатрии как дисциплине научной пристало на веру ничего не принимать, посему откровения пророков рассматриваются лишь как материал для ознакомления и с целью повышения общеобразовательного уровня. Относительно самих пророков и мессий выдвинуто немало предположений, особенно по части психопатологии. С другой стороны, предмет, являющийся объектом внимания психиатров, сам не поддается измерению и не может быть представлен к столь же тщательному осмотру и анатомированию, что и бренное человеческое тело. Посему на многие вопросы ответ «бог его знает» остается преобладающим.

Сейчас между психиатрией и РПЦ установилось некое подобие негласного перемирия. Психиатры не щурятся пристально на заявления пациентов о том, что они блюдут пост и ходят на литургии, а священники убеждают прихожан из числа наших больных, что Господь одобряет не только горячую, от сердца, молитву, но и регулярный, от участкового психиатра, прием лекарств. Более того, у нас при дневном стационаре открыт храм Святого Пантелеймона.

Мне приходилось общаться с разными священниками, одного даже довелось лечить. Более же всего запомнилась мне беседа с одним батюшкой. Весь облик этого священника можно охарактеризовать словом «породистый»: батюшка высокий, статный, плотно сбитый, крест отклоняется от вертикали на должный солидный градус, борода лопатой, густющая, но главное – взгляд. Такой добрый-добрый. И с лукавой искоркой. И бас. Таким не то что бокалы, чугунки крошить можно! И степенные, экономные движения. Перекрестил – что душу заштопал. Не идет – шествует. Сразу видно, божий человек. Такому на исповеди и не захочешь, а поведаешь, с кем, когда и сколько раз, не считая размеров взятки, данной-взятой намедни.

В нашем разговоре речь зашла о том, какова, с точки зрения церкви вообще и батюшки в частности, причина психических расстройств.

– Ну, сын мой, с неврастенией все более-менее понятно. Сие страдание суть наказание души за грех гордыни. Не оценил человек истинного запаса своих душевных сил, возомнил о себе больше, нежели чем на самом деле из себя представляет – вот и растратил лишнего. Вот тебе и страдания, и душа комком за грудиной сжалась, и члены затряслись, и сердечко бьется трепетно, да и от любого звука-блика вздрагивает аки заяц под кустом.

– А, положим, обсессивно-фобические явления?

– Это, чадо мое, есть одержимость. Демонические мысли.

Брови святого отца чуть сдвинулись, и я почувствовал легкий дискомфорт. На месте демонических мыслей я бы поспешил убраться подальше в геенну огненную, подалее от карающей пудовой десницы.

– А истерический невроз, батюшка?

– Истерический невроз, равно как и кликушество, суть необузданный разгул страстей низменных, распущенность и отсутствие внутренней сокровенной строгости к себе. Ох, и беда с такими прихожанками! От иной не знаешь, чего и ожидать – то ли лоб расшибет, молитву творя, то ли под рясу к тебе полезет – мол, проникся ли отче ея срамною красотищей, тьфу ты, Господи, прости!

– А с ипохондриками что? Что по этому поводу думает святая церковь?

– Церковь, сын мой, знает. Это вы, люди светские, думаете, в том удел души вашей незрячей, чтобы к истине на ощупь брести, аки котята слепые, несмышленые. Ипохондрия сиречь сотворение кумира из своего драгоценного здоровья. Помнишь, чадо, слова о том, что тело – храм? Так вот, храм-то храм, но только лишь как хоромы для души, не более. А до кого-то не дошло слово Божье; ну да что ж поделаешь, видать, пока Господь мудростью одаривал, эти охламоны в своей хоромине евроремонт делали. Или унитаз импортный ставили.

– Отче, мы с вами все о неврозах толковали. А психозы – это что? С бредом, галлюцинациями…

– А вот это, сын мой, от лукавого. С этим биться и нам, и вам. Нам – молитвой и постом, вам – галоперидолом.

– То есть одной лишь молитвой – никак? – решил я подначить батюшку. Он взглянул на меня очень терпеливо и понимающе – дескать, иной бы огреб и за меньшее, да что с тебя, материалиста диалектического, возьмешь, окромя анализа кала на гельминты…

– Чадо, вот ежели б Богу было угодно чудеса творить направо и налево, да на оленях разъезжать, да каждому подарочек под елку ховать – он бы так и делал. Да только мудрость его превелика, и чует Спаситель – зело велика в народе страсть к халяве. Дай вам поблажку, вы не то что Бога, вы как ходить и хлеб насущный добывать разучитесь, а будете только милостей клянчить да адвокатам жаловаться – мол, тут не по списку благодать снизошла да там вовремя елей с манной небесной недопоставили. Дудки! Только потом и кровью, трудом ежедневным да благодарностью превеликой за хлеб насущный. Аминь.

Я даже перекрестился, чем заслужил степенный наклон головы и одобряющий взгляд. Батюшка ушел, оставив в душе невольное восхищение и белую зависть: бывают же люди!

Учебная тревога

С некоторой ностальгией вспоминаются времена, когда учения по гражданской обороне сводились к заучиванию цепочки, по которой нужно было оповещать друг друга о случившемся ядерном взрыве. Живо представлялся телефонный разговор в апокалиптических тонах:

– Любовь Александровна, вы грибочек-то видели? Ну как же, вы на кухне в окно гляньте, там и обзор, и ракурс… Увидели? Ну, передайте дальше по цепочке, что сбор в дурдоме, оттуда выдвигаемся на заданные позиции. Ага, и вас. Ага, и вам.

Ну, и обязательно нужно было знать точку развертывания эвакуационного дурдома. Название населенного пункта запоминалось с лету: Старое Эштебенькино. Так что в случае ядерной войны кто куда, а мы – в Старое Эштебенькино. Всем составом.

Время шло, и оказалось, что в окружающей жизни полно ахтунгов и помимо ядерной войны. Вон целый химзавод под боком. Конечно, граждане привыкли к такому соседству, сразу за забором выросли огородики с будками, вызывающими острый приступ клаустрофобии даже у бывалого шахтера. А что, близко к городу и удобрять не надо, пара выбросов – и то, что не скукожилось, прет дуром, только что само по воду не ходит. Опять же, списанные газгольдеры – очень полезная в хозяйстве вещь. Пусть занимает пол-участка, пусть половина таблицы Менделеева, причем далеко не мирная, намертво продиффундировала в металлическую стенку – зато своя вода, пару раз купались без химзащиты, живы до сих пор. А теперь выясняется – неладно что-то в ихнем королевстве, оборудование на ладан дышит, не ровен час, рванет, и придется учиться дышать аммиаком. Опять же, плотина. Опять же, террористы, покарай их три раза Аллах противоестественным образом. Вот возьмут и захватят наш стратегически важный дурдом – что, господа медики, делать будете? Пытаемся объяснить, что, мол, чьи террористы, тот пусть их и спасает – не понимают медицинского юмора, обижаются товарищи при погонах, говорят – нет, дескать, в вас должного градуса гражданской ответственности и необходимого наклона чинопочитания. Пытаемся втолковать, что градус-то как раз есть, – опять какие-то обиды.