Djonny - Сказки темного леса Страница 34

Сложив оружие и приблизившись к одному из его нукеров на десять шагов, необходимо отвесить поясной поклон (если ты простолюдин) или склонить голову (если считаешь себя благородным). Такой же поклон надо бить на пяти шагах, а потом на трех. После этого следует остановиться и ждать, пока очередной нукер Лорифеля не соизволит с тобою заговорить. Первому обращаться к такому нукеру нельзя, вместо этого лучше еще раз обдумать, что за дело у тебя к повелителю Лорифелю?

Странно, но совсем не нашлось желающих обратиться к Лорифелю в рамках предложенного протокола. Более того, появились недовольные такой отстраненностью нового властителя. В сторону Лорифеля понеслись хулительные выкрики и матная брань, которую он и его нукеры презрительно игнорировали. Все это настолько накалило атмосферу, что Лорифель и все его войско получили пизды в первом же бою. В этой акции обуздания принимали участие мы и представители 4-й центурии Хирда под руководством Дональда Маклауда. Вышло это так. Лорифель, воодушевленный беспримерной численностью своего войска, вышел из крепости и обосновался у пляжных ворот. Подступив к его армии, мы принялись оскорблять Лорифеля, называя его обсосом и педерастом — так как стало ясно, что ни о какой будущей дружбе речь в этом случае не идет.

Лорифель, стоя чуть впереди, держал в руках тонкую рейку, на которой крепилось его ебучее знамя. Первый удар в этом бою нанес я, устройством под названием «черепно-мозговая травма» (сплющенным трамвайным поручнем длиной 1,7 метра). Удар пришелся по рейке в том месте, где её держал Лорифель, и послужил двойной цели — перебил флагшток и ушиб Лорифелю пальцы. Затем Барин, прикрывшись шитом, нырнул Лорифелевым прихвостням под ноги. Умело двигаясь на корточках, он принялся вертеться прямо внутри порядков их строя, раздавая жестокие удары по коленям и яйцам своим топором. Топор этот смастерил для Барина я: из каменной резины с беговых дорожек, с ручкой из тонкого ломика, аккуратно затянутого в вакуумный шланг. Этот маневр смешал ряды бестолкового Лорифелева войска. Они все еще кружили на месте, пытаясь сладить с Барином, когда удар сомкнутого строя 4-й центурии развалил их скопище, словно колун — гнилое полено. Знамя Лорифеля досталось Маклауду, пополнив его обширную коллекцию добытых в бою, а также похищенных флагов.

После боя Лорифель вздумал обнародовать накопившиеся претензии. Выйдя на лед маленького озера, он стал трясти обезображенной ударом поручня рукой, созывая любопытный народ.

— На этой игре буду либо я, — на все побережье выл Лорифель, — либо этот меч! Или вы его убираете, или я уезжаю! Ну так что?!

Чтобы всем было ясно, о чем он толкует, Лорифель то и дело указывал здоровой рукой на меня и на мою новую машинку. Озвученная угроза, преломившись в призме его собственного восприятия, ошибочно показалась Лорифелю достаточно веской.

— Эй, Лорифель! — обратился к нему я. — Ты это у кого спрашиваешь?

— У тебя! — не удержался Лорифель, еще больше повышая голос и показывая мне свою несчастную руку. — У кого же ещё? Кто всё это устроил?

— Блин, а ты не передумаешь? — переспросил я на всякий случай. — Либо ты, либо этот меч?

— Точно! — удовлетворенно подтвердил Лорифель. — Или убирай его, или я уезжаю! Он стоял на льду, подбоченившись и глядя на меня с самым свирепым видом. Хотел послушать: что я на это скажу? Но он рассматривал ситуацию однобоко и не ко всякому ответу был морально готов.

— Пошел ты на хуй! — ответил я. — Меч я решил оставить! Это стало моментом истины в наших отношениях с Лорифелем.

Партийные вечера

«Стыдно отвечать за собственные проступки. Не отвечать за собственные проступки не стыдно».

В городе в этом году творились не менее интересные вещи. Некто Король Олмер вместе со Щорсом и Ороме Альдароном Валаром (так, во всяком случае, гласила надпись у него на бейджике) устроили грандиозное позорище — Толкиеновский Фестиваль. Местом для этого мероприятия господа устроители выбрали здание одного ДК на Невском, неподалеку от станции метро «Канал Грибоедова».

Туда набилось куча всякой сволочи, в основном «перумисты»[64] и сорокоманы. Они поделили между собой время семинара, подготовив нескольких лекций, посвященных жутким, отключающим сознание темам. Я рекомендую специалистам, изучающим психологию наркоманов, расщепленное сознание и патологию личности, в обязательном порядке посетить такой семинар.

Время до начала семинара мы коротали на улице — во внутреннем дворике, где прогрессивная ролевая общественность пила пиво и фехтовала на мечах. Мы тоже решили принять в этом участие. С собой у нас было, на всякий случай, два устройства — моя Травма и Гоблиновский правый клинок (обычно он дрался парой). Этот меч называется Слепое Зло (никак не обработанный брусок прессфанеры, с гардой-крылышками и свинцовым яблоком-противовесом). Положив свои клинки на асфальт, мы стали предлагать собравшимся выйти и выбрать один из мечей. А затем сразиться с любым из нас, вооружённым оставшимся. Вскоре нам улыбнулась удача.

Толпа расступилась, и в образовавшийся коридор шагнул длинноволосый юноша в хайратнике, закутанный в светлую занавеску. Он шел важно и с чувством собственного достоинства, исподлобья озирая собравшихся ролевиков. На его рябом лице не было и тени эмоций — только презрение и равнодушная скука.

Мы уже были наслышаны о его подвигах. Его звали Эленелдил, и он сам, по доброй воле, сожительствовал с Лорой в течение целого календарного года. Можете себе представить, как глубоко мы уважали этого воина-извращенца!

Подойдя ближе, Эленелдил скинул плащ-занавеску, оставшись в синей джинсовой паре и рубашке в клеточку. Затем он достал кошелек, вынул сколько-то денег и велел одному из присутствующих сбегать за ящичком пива.

— Чтобы обмыть победу! — громко заявил Эленелдил, после чего поднял с асфальта Слепое Зло и показал им в сторону Гоблина.

Видно было, что Эленелдил больше привык к другому оружию. Он держал меч, словно гимнастическую палку — ухватив сразу за оба конца. Тогда Гоблин поднял Травму, просунул свою лапищу в защиту кисти и взмахнул для пробы несколько раз. После этого он шагнул вперед и ударил Эленелдила сверху. Когда в толпе увидели, что Эленелдил собирается сделать в ответ — многие невольно закрыли глаза, а некоторые даже закричали от ужаса.

Эленелдил выполнил весьма хитрую кату — плавно перетек в новую стойку, поместив клинок прямо у себя над головой. Этот фокус часто показывают в фильмах про ниндзя: меч лежит в чуть приподнятых руках параллельно линии плеч, лишь слегка прикрывая лезвием голову. Вдобавок к этому Эленелдил картинно упал на правое колено. Короче — сделал все, чтобы его башка оказалась прямо на пути Гоблиновского удара Травмой.

Хрясть! Отбить удар Эленелдил не смог — меч вышибло у него из рук, а стальная труба поставила ему на плешь печать, свидетельствующую о его кретинизме. Эленелдила пришлось госпитализировать с разбитой башкой, а нам достался в награду за это ящик пива. Мы спокойно забрали его у Эленелдиловского дружка, пропустившего схватку из-за беготни к ларьку — просто показав ему на лужу крови посередине двора.

— Пора бы и победу обмыть, — объяснили мы. — Уговор дороже денег!

Отмечали победу в туалете ДК. Там спокойно и тихо, можно без паники раскуриться. На стене туалета мы нарисовали виселицу, в петле которой болталась дохлая сорока.[65] По ходу дела у нас зашла речь об устроителях этого позорища — Короле Олмере, Щорсе и всей ихней «перумистской тусовке».

— Выхожу я раз из Дома Книги, и что вижу? — начал Костян. — Навстречу мне пиздует Король Олмер, сам в черном плаще, а на груди корона трезубая нашита. А с ним — кто бы вы думали?

— Кто же? — заинтересовался я.

— Его прихвостень Щорс, а с ним ещё двое в таких же прикидах. И прямо посреди Невского бухаются перед Олмером на колени! Все вокруг так и замерли — люди, машины, всё…

— Ну, а Олмер что?

— Будто так и надо. Потрепал Щорса отечески по щеке, встали они и дальше пошли.

— Дело запущено! — решили мы. — Надо что-то делать!

Для начала мы поднялись в актовый зал. Протолкавшись к сцене, мы немного послушали выступление профессора Барабаша: сумасшедший старик толковал нам про параллели между Гендальфом и Иисусом Христом. Жаль только, что на прямой вопрос: «Значит ли это, что Гендальф был еврей?», профессор Барабаш не нашелся, что ответить.

К стыду этого корифея Толкиеноведения нужно признать — он не ответил ни на один из интересовавших нас вопросов. Проповедовал он увлеченно, но немного не по существу, а закончил своё выступление просто бесподобной формулировкой: