Мария Сакрытина - Про любовь (цикл рассказов) Страница 41

   ...Стоящая у окна Ирэн проводила взглядом черноволосого статного красавца и со вздохом отвернулась. Привычно потрепала ждущего её оборотня по щеке. И тихо произнесла:

   - Он не прав. Ты не собачка. И про каблук... тоже неправда. Не верь этому мерзавцу, ладно?

   Оборотень улыбнулся, в темноте сверкнули клыки.

   И хрипло произнёс:

   - Я знаю.

Он и Она[1]

Длинный черный плащ, низко опущенный капюшон, вороной жеребец нервно бьет копытом, пальцы судорожно сжали посох... А на щеках - капли растаявшего снега...

   ... и он. Весь в белом, с коротко постриженными серебряными волосами и пешком!

   Подходит ко мне, заглядывает в глаза и вкрадчиво говорит:

   -Девушка, подвезёте?

Скрипка

Лауреат конкурса Такая Разная Любовь - 1. "Ведьма или ангел, птица или зверь, вернись, я оставлю открытым окно и незапертой дверь..." Наутилус

   Давным-давно один художник написал мой портрет.

   Красно-белый неясный фон, я - конечно же лёжа на постели, полуобнажённая, с распущенными каштановыми волосами. Посреди лба - татуировка в виде звезды, чуть выше - маленькие искусственные рожки.

   У меня никогда не было татуировки, да и рожки, я, естественно, не ношу. Но на том портрете вижу себя такой, какой хотела бы быть. Это не мой настоящий облик. И даже не иллюзия. Тому гениальному художнику удалось сделать больше -передать мою душу.

   Если конечно у таких, как я, есть душа.

   Когда меня спрашивают, какой музыкальный инструмент мне нравится больше, я всегда отвечаю: скрипка. Почему? Из-за тех прекрасных, трогательных звуков, которые она издаёт? Да, конечно. Но главная причина не в этом. Просто по форме скрипка напоминает силуэт женщины. Музыкант осторожно берёт её в руки, нежно касается смычком натянутых струн, словно приглашая на танец...

   Мне нравится вовсе не музыка скрипки. Сам инструмент - ничто. Только его союз с музыкантом способен создать прекраснейшую мелодию, которая заставит рыдать самого черствого человека на земле. Или возродит веру в жизнь у отчаявшихся. Пусть не надолго, только на те мгновения, что играет музыка. Но - возродит.

   К тому же, скрипка так похожа на женщину... Мы можем нести красоту в мир только, пока есть те, кто в ней нуждаются. А уж на какие чудеса способна женщина, когда рядом с ней - талантливый "музыкант", знает разве что Бог.

   Лишь раз за свою долгую, очень долгую жизнь я встретила такого музыканта. С тех пор прошло много лет. Но та музыка до сих пор звучит в моём сознании. И, кто знает, может, именно она даёт мне силы жить дальше?

   У меня было много мужчин. Только в молодости я бросалась к ним, без разбору. Все они были для меня яркими огоньками среди непроницаемой ночной тьмы. И я летела к ним, привлечённая светом, сгорала в их пламени. И, снова оказавшись во тьме, устремлялась к новому огоньку.

   Так повторялось бессчетное количество раз. На заре времён, что люди после окрестят Античностью, мужчины отдавались мне легко и самозабвенно. То было золотое время. О, я помню...

   Помню, как пылал огонь, пожирая огромный, прекрасный город, как исчезали в ненасытном пламени чудесные, хрупкие на вид храмы, как дрожала, стонала земля от падающих на неё колонн, как оседали дома. Там, среди необузданности стихии чувство вспыхивало в сто крат ярче. Сильнее от всеобщей паники, царившей вокруг.

   И всё же император был так наивен...

   Позже, наступило время сдержанности. Люди назвали это моралью, аскетизмом. А по-моему, больше напоминало лицемерие.

   Снова запылали костры. Но теперь уже под звон церковных колоколов.

   Мужчины не стали желать меня меньше. Вовсе нет, но они казались... злее? Они стремились выведать мои секреты, получить из этого выгоду. Словно меня им было мало!

   Впрочем, и я менялась. Теперь мне стала доставляла удовольствие игра. Тонкая, полная условностей игра с мужчиной, который меня не хочет. Хотя нет, конечно же, хочет, но сдерживается изо всех сил. Я имею в виду священников. Рыцари, я уже не говорю о черни, меня не интересовали. В них исчезло изящество, присущее римлянам. А вот служители церкви... Игра с ними была прекрасна! Я соблазняла их, медленно, всё больше и больше увлекаясь. Я зажигала тот огонёк, что, казалось бы, давно уже погас. И, о, какими ненасытными они становились!

   Помню, был один, очень упорный, или как он говорил, верный во Христе, священник. Кем он только не называл меня! И дочерью сатаны, и порожденьем Ада, и матерью Геенны! И так страстно, так чувственно это у него получалось!

   Зато потом, своей рукой подписав мне смертный приговор, он бросился в огонь, чтобы "умереть вместе со мной".

   Никогда больше эта игра не дарила мне такого удовольствия.

   Жаль, что он действительно умер. Сгорел на костре, в последнее мгновение осознав, насколько был прав, принимая меня за сверхъестественное существо.

   А потом пришло Возрождение.

   Собственно, не так уж много изменилось. Не вернулось время почитания красоты и силы, как я надеялась. Костры на площадях не погасли. Только изящество и культ женщины снова вошли в моду. И отлично, потому что священники мне наскучили.

   Те самые грубые, жестокие рыцари вдруг превратились в галантных и опрятных господ. Да, вовсе не все они сияли так же ярко, как во времена моей молодости. Однако именно тогда появился человек, в чьём огне я сожгла свои крылья. А он подарил мне новые.

   На берегу моря, ночью, среди цыганского табора я впервые увидела его.

   Молодой мужчина в одежде аристократа, подошёл к нашему костру и остановился поодаль. Девочка, сидевшая по левую руку от меня, играла на скрипке. Неумело, звуки получались корявые и какие-то... приземлённые. Но сама игра ей, видимо, очень нравились. Хотела бы я хоть раз испытать что-нибудь такое, что вызвало бы на моём лице такую же отстраненную, довольную и к тому же глупую улыбку.

   Мужчина какое-то время просто стоял, наблюдая. Потом подошёл ближе, взял прислонённую к корзине с вещами, "свободную" скрипку. Нежно, и в тоже время напористо провёл несколько раз смычком по струнам, приноравливаясь. И заиграл...

   Казалось, он позабыл обо всё на свете. Для него не существовало ничего, кроме скрипки - его женщины, с которой он вёл безмолвный разговор. А музыка... стала лишь отражением, фоном, передававшим их общие чувства.

   Я никогда не видела и не слышала ничего более красивого.

   Следующей ночью я пришла в его дом.

   Конечно же, он не мог мне отказать. Никто не мог. Но в его в руках я познала то, что не дали, не могли дать мне тысячи других раньше. С ним я чувствовала себя скрипкой. Хрупким инструментом, к которому прикасались мягко и бережно, и в то же время настойчиво и трогательно. Я пела для него, а он отдавал мне свою силу. Не делился, а отдавал.

   Так было тысячи раз до него и не особенно меня беспокоило. Просто когда один сосуд истощался, я прикладывалась к другому. Но это вино мне хотелось пить вечно.

   Люди всегда всё усложняют. Но и мы - не исключение. Я вышла замуж за любимого, строго наказав ему... не смотреть на моё отражение в зеркале. Для меня причина была ясна, как день, но он, естественно, ничего не понял.

   Просто, стараясь пить вино медленнее, я чувствовала весь аромат, весь букет в его полноте. И в то же время испытывала жажду. Так не могло продолжаться вечно.

   Однажды, подойдя к зеркалу, я, вместо привычного отражения, увидела свой настоящий облик: тощее, лысое, крылатое создание с россыпью рожек на голове.

   Сначала мне хотелось разбить все зеркала в доме. Конечно, я не стала так поступать - появились бы ненужные вопросы, а у меня не было желания что-либо менять.

   Зеркала остались. Но теперь я стала бояться. Впервые за долгие годы я испугалась потерять красоту.

   "Пить" других мужчин я не могла. Мы верны тем, с кем находимся в данный момент. А мой ненасытный возлюбленный требовал всё больше и больше. О, ему нравилось играть на мне. Наша общая музыка стала для него воздухом, без неё он не мог жить.

   А время текло быстро, как вода в горной реке.

   Мой возлюбленный менялся. Но одно оставалось прежним, и оно держало меня рядом с ним. Его свет, его игра, его музыка - были чистым огнём, сжигавшим меня без остатка. Только гореть ему оставалось недолго.

   Конечно, он старел быстрее других. Когда его ровесники разъезжали по балам и флиртовали с дамами, мой возлюбленный лежал в постели, не в силах пошевелиться. Да, он осунулся, похудел, но в его глазах сверкал всё тот же дикий, первозданный огонь.

   А музыка становилась всё тише и тише...

   И однажды утром... он не проснулся.

   Я заранее знала, видела подобное не раз. Но всё же... Накануне, ночью, лёжа в кровати рядом с ним, я почувствовала, что его огонёк трепещет, как пламя свечи на ветру. Вот-вот угаснет...