Djonny - Сказки темного леса Страница 57

— Как вы смеете, — сурово спросил он, — приезжать сюда и такое устраивать? Колдовать, вызывать гром и молнию, людей пугать и перевернутые кресты вокруг моей стоянки в землю закапывать? А?

— С этого места, — попросил я, — если можно, подробнее…

Оказалось, что до Маккавити уже дошли слухи про вчерашний обряд. Но дошли в несколько преувеличенном и немного искаженном виде. Говорили, будто бы мы чашками пили кровь, поклонялись Сатане и весь вечер сыпали в адрес Маккавити чернейшими проклятиями. А поутру возле стоянки Маккавити обнаружили шесть вкопанных в землю перевернутых крестов, которые нам тут же предъявили в доказательство Маккавитские ученики.

— И еще, — суммировал Маккавити свои обвинения, — когда к вам посылают за разъяснениями, вы моих учеников на хуй посылаете, да еще…

— Да каких учеников? — взбеленился вдруг Крейзи. — Какие, на хуй, кресты, какие проклятия? Ты в своем уме?

— Я предстою в Ордене Света, — сурово объявил Маккавити, — и знаю, что говорю!

— Ложный насквозь твой свет, — возразил ему Крейзи, — потому что ты мужиков в жопу ебешь! Я тебе натурально говорю, крестов твоих мы знать не знаем, делать нам больше не хуй, как их вокруг тебя в землю закапывать! А касаемо обрядов наших — не твоего ума дело, что и как мы устраиваем! Если боишься колдовства — носи амулет! — закончил Крейзи свою речь. — Пошли отсюда, Петрович! (Петрович — это, стало быть, я.)

Мы поднялись и пошли к себе, а Маккавити встал и крикнул нам вдогонку:

— И повежливей надо себя вести, когда к вам людей за расспросами посылают!

— Про что это он? — спросил я у Крейзи, но он только плечами пожал.

Когда мы пришли на стоянку, то первым делом увидели Барина. Он сидел у костра с недовольным лицом и пил водку. Заметив нас, он оживился и вышел навстречу:

— Хотите знать, что тут без вас творилось?

— Ясное дело, — кивнул Крейзи. — Валяй, рассказывай. Мы уселись у огня, и Барин начал объяснять:

— Сижу я на стоянке, пью водку — и тут выходит их лесу какое-то хуйло. Здесь, спрашивает, стоянка Грибных Эльфов? Ну, я ему отвечаю: «Мне почем знать?», да только он настойчивый оказался. Знаю, говорит, что здесь! Меня, говорит, Маккавити послал, разузнать, к каким силам вы апеллировали, когда вчера хотели его молниями убить?

— Вот кого Маккавити имел в виду, — толкнул я Крейзи локтем. — Когда толковал про обиженного ученика!

Надо здесь пояснить, что Кузьмич разговоров о колдовстве на дух не переносил. Все рассуждения про мистику, даже самые осторожные, Барин сразу же посылал на хуй. Ни во что подобное он не верил, придерживаясь в жизни сугубо материалистических убеждений. Ему было похуй не то что на мистику, а и на самого Сатану — в его мире совершенно ненужного. Так вышло потому, что без бога Сатана — не пришей к пизде рукав, а в бога Кузьмич не верил.

— Вот я его и спрашиваю, — продолжал Барин, — ты что, совсем охуел? Ты ебнутый? А он давай сердиться и указывает мне — надо дельно отвечать: какие применяли пентакли, какие слова говорили? Как сумели заклясть молнию? Я от этого сам чуть не охуел! Иди, говорю ему, отсюда добром, ебанат несчастный! В дурдом тебе надо! Там тебя всему научат — и словам, и пентаклям, и как молнию заклинать! Пошел-ка ты на хуй!

Могила для Щорса

«Имели Щорса с колыбели

Среди тугих подушек.

И прутья жесткие скрипели

И не было игрушек»

В августе этого года под Питером появился новый игровой полигон — возле станции «Шапки». Это холмистая местность вокруг небольшого озера, открытый и светлый сосновый бор. Первой нашей игрой здесь были «РХИ-96» производства Джулиана, Щорса и Ингвара. Со всеми ними на этой игре так или иначе получились смешные истории.

Мы приехали в Шапки шумной толпой и поселились на сконструированной неизвестно кем делони.[91] Это помост на высоте примерно четырех метров, окруженный хлипкими перилами, с отверстием посередине шириной примерно метр на метр. Мы занавесили перила одеялами, отверстие посередине заложили щитом и взялись за обустройство эльфийского быта — принялись пить водку и курить коноплю. Делонь наша располагалась у озера, почти в самом центре полигона, от неё до «мастерской стоянки» было рукой подать.

В этом году в природе произошла редкая аномалия — еще не перевалило за пятнадцатое августа, а на полях уже вовсю поперли грибы. Крейзи вместе с Иришкиной соседкой по даче, Ленкой Глазовой, собрал в районе Грузино не меньше полутора тысяч штук. Так что нам не приходилось скучать, сидя у себя на делони. Кое-кто в тот раз даже переусердствовал с грибами.

Строри и Барин сьели примерно по сто двадцать штук, запивая все это дело красным вином. Против обыкновения, затеяли они это дело субботним днем — светило яркое солнце, а кругом нашей делони суетился со своими заботами разномастный народ. Все бы ничего, но тут Строри и Барин неожиданно перекинулись.

Всего минуту назад они еще сидели на делони, весело болтая ногами и посмеиваясь дружеским шуткам. Но в следующий момент темное облако снизошло на их разгоряченные наркотиками умы. Первым накрыло Строри: взяв две бутылки вина и штык-нож, он спустился с делони и в категорической форме позвал за собой Кузьмича. Больше никто из братьев с ними не пошел, но через пару часов я разглядел Барина и Строри с навеса. Они устроились неподалеку, на залитом солнцем бугорке. Тогда я взял у Крейзи несколько папирос с планом и отправился к ним. Перед братьями стояла початая бутылка вина, но на их лицах я не увидел радости, не заметил привычного оживления. Вглядевшись получше, я не поверил собственным глазам — такие мрачные были у них рожи. На лбу у Строри выступили капельки пота, голубые глаза подернулись мутной поволокой. Но говорил он быстро и жестко, как человек, только что принявший ответственное решение.

— Убьем Щорса сегодня вечером. Сначала убьем, а потом похороним по-человечески…

— Да, — поддержал его Барин, — мы не бросим его, мы не звери! Похороним его в глубокой могиле, куда сможет потом приезжать его отец или мать… Сказав это Барин горько заплакал у Строри на плече.

— Ты не представляешь, брат, — сквозь слезы произнес он, — как мне жаль его мать! Растить такого мудака…

Я прилично охуел с такого разговора, а особенно — с тех слез, что Кузьмич размазывал по Строриной афганке и у себя по щекам. Я в жизни не видел, чтобы Барин плакал, а тем более — рыдал в три ручья, как сейчас.

— Вы чего, братья? — спросил я, потихоньку приближаясь. — Чего это с вами? Но тут Барин обернулся на голос — и я замер. Застыл, словно вкопанный. Лицо Кузьмича было ужасно: разводы грязи, прорезанные светлыми полосами стекающих слез. А из-под этой маски на меня смотрели совершенно безумные, пластмассовые глаза. Я словно споткнулся об этот взгляд, мне стало не по себе. Я испугался, несмотря на принятые мною сто двадцать грибов, немыслимое количество плана и несколько бутылок вина.

— Мы решили сегодня кого-нибудь убить, — внятно произнес Барин. — И остановили свой выбор на Щорсе. Но мы не хотим делать этого тихо — мы не крысы, чтобы прятаться по кустам. Мы сделаем это при всех, возле «мастерской», на закате!

— Вы ебнулись? — тихо спросил я. — На хуй при всех-то? Где вы потом будете скрываться?

— Мы не будем скрываться! — повернулся ко мне Строри. — Мы во всем сознаемся и сядем в тюрьму, как правильные пацаны.

— Сознаетесь? — машинально переспросил я. — Сядете в тюрьму?

А потом у меня у голове словно бы перещелкнуло и я начал осторожно, шаг за шагом пятиться назад. Строри проводил меня тяжелым взглядом — я прямо-таки ощущал, как ползает по мне перекрестие мыслительного прицела. Но все обошлось, братья меня пока еще узнавали. Тогда я медленно отошел подальше, развернулся и побежал обратно к делони.

— Тревога! — вопил я. — Строри с Кузьмичом перекинулись!

Я не ошибся. Братья снялись со своей засидки на пригорке, достали откуда-то пару штыковых лопат и пошли по дороге, что вела к «мастерской стоянке». Непосрественно пред «мастерской» они разделись по пояс и принялись копать, лишь изредка останавливаясь, чтобы перекурить и выпить полстакана теплой водки или вина. Они рыли могилу, причем делали это с таким серьезными и мрачными лицами, что мало кто решился поинтересоваться о надобности этой затеи. Хотя место было — мало сказать, что людное.

Единственный, кто на это решился, был Ингвар — человек небольшого ума, зато известной надменности. Приблизившись к раскопу вальяжной походкой, он заметил с некоторым неудовольствием:

— Что это тут такое? Кто разрешил? Ну-ка, быстренько закопайте все это обратно! Надо было видеть, какую реакцию вызвали его слова. Строри, сидевший до этого на краю будущей могилы, встал и подошел к Ингвару практически вплотную. Вопреки обыкновению, Костян не кричал и не обзывался, не хамил, не лез в драку и не угрожал.