Шарип Окунчаев - Месть по иронии Страница 29

— Отец мой, Олег Иванович, но в поселке его называли дядя Олег, был на фронте, воевал, до Берлина дошел. Домой вернулся весь в орденах. Умер, царствие ему небесное, в 2003 году. Так вот, после возвращения женился и на свет появились мы — трое сыновей. Мама наша все дочку хотела. Я, самый младший, у папы был любимчиком как бы. Рассказывать фронтовые будни он не очень любил. А служил он в разведке. Нас тренировал, учил приемам самообороны, особенно много занимался со мной, гонял аж до седьмого пота. Я всю жизнь ему за это благодарен. Помогло, всегда выручало. Кроме того с тобой считаются, если ты умеешь постоять за себя, особенно там, на зоне. Так вот, Майрбек, одну историю он нам рассказал, как он воевал вместе с чеченцем на фронте. Когда у вас там началась война 1994 году, он ругался, что нам с трудом приходилось его успокаивать. Все говорил, что вот взять бы сейчас оружие и всех там, в Кремле, к стенке поставить. Сколько можно давить одну и ту же нацию постоянно. Говорил, что этого надо было ожидать и, кстати, сами чеченцы, мол, говорили, что когда-то на нашей земле должна пролиться кровь. Надо же, — возмущался он, что чеченцы об этом давно знали, якобы их богословы предсказали еще в ХIХ веке. И, главное, все сходится. Теперь расскажу, почему он был такой прочеченский.

Витя замолчал, опять сделал паузу, выпил соку. Все стояли и ждали продолжения рассказа, у всех появился огромный интерес, особенно замерли в ожидании Майрбек с Расулом. Пока Витя молчал, подъехал Мовсар, оказывается, его посылали за свежей бараниной для шашлыка. Говядина была, но захотели баранину и тут Мовсар быстро сообразил, организовал и привез.

— Молодец, быстро ты, однако, — похвалил его Витя, — садись теперь.

— Нет, пусть постоит, — сказал Майрбек, — он знает, что ему делать, так что не волнуйся, Витя. Так мы слушаем, рассказывай, нам интересно.

— Конечно, но послушать-то он может, ему должно быть тоже интересно. Я ваши понятия отлично знаю и ничего не говорю, но хочу, чтобы вы все послушали. Мовсар, ты своих друзей также можешь пригласить, это надо знать, — продолжал Витя. — Так вот, молодежь, слушайте. Как рассказывал отец, с ним в роте разведки служил чеченец по имени Муса, все его звали Мишей. Когда какое-то отделение посылали на боевое задание, все замирали в ожидании, чтобы с ними послали вот этого Мусу. Если не именно Мусу, то хотя бы любого другого чеченца, это считалось надежным для выполнения задания. Самое главное — их своеобразная тактика находить при любых ситуациях выход из тупика и с наименьшими потерями. Бывало, что в основном возвращались все в полном составе.

Это было в 1943 году. Надо было послать разведчиков для выполнения одного сложного задания. Они шли на явную гибель. Нужно было разгромить в одной деревне штаб немцев и доставить важные документы. Послали на это задание отделение, где вместе оказались Муса и мой папа. До этого они знали хорошо друг друга, но в близких дружеских отношениях не были. При любых обстоятельствах один боец должен был вернуться с документами. Вся надежда на успех, это был расчет на внезапность нападения. Дополнительно были подключены еще воинские подразделения и партизаны для отвлекающего маневра, которые должны были завязать бой, и в это время их отделение должно было осуществить дерзкое по своему плану нападение. Они незаметно подошли к штабу со стороны леса и ждали. Завязался бой, немцев и военной техники кругом было много. Видимо, готовилась какая-то войсковая операция. Разведчики ринулись и настолько молниеносно, расстреливая каждого встречного гитлеровца, что фашисты были ошарашены. Повезло, что документы были на столе и их рассматривали важные чины.

Расстреляв почти всех, забрали документы и одного раненого генерала. Побежали к лесу.

К несчастью, немцы быстро разгадали этот маневр и начали преследование. Куда бежать под покровом темной ночи мог ориентироваться только Муса. Он впереди, а остальные что есть мочи бежали сзади. За ними шли немцы, и вслед велся шквальный огонь. Первым в ногу ранило Николая, говорят, был здоровый такой украинец, по кличке Хохол. Так бы и не заметили кого ранило или нет, но он бежал впереди с «языком». Муса на миг остановился и спросил: «Ну как ты?» — «Уходите, я прикрою», — был ответ. У них другого выхода и не было, они дали ему дополнительно автомат трофейный и побежали. Через некоторое время послышались автоматные очереди Николая. Пробежать надо было еще метров триста, а там должны были их поджидать дополнительные силы своих, которым необходимо было дать отпор преследованию, чтобы разведчики могли уйти. Затем стрельба Николая затихла, не прошло и минуты, как произошел взрыв, все поняли, что он себя взорвал. Тут ранило отца, и так как он бежал сзади, то никто и не заметил, что он упал. Попали в него две пули, одна в бедро, вторая сзади на вылет через живот чуть выше таза. Отец начал быстро терять сознание, но из последних сил собрался встретить врага и отстреляться. Тем не менее силы покинули его и дальше ничего не помнил. Очнулся он в домике, где у них стояла санчасть. Как потом выяснилось, когда они добежали до дозора, то есть своих, Муса дал две минуты на передышку и тогда только заметили, что Олега нет. Муса говорят, не задумываясь пропал в ночной тьме, а остальным приказал бежать дальше доставить документы и «языка». И ахнуть не успели, как он побежал на прогулку навстречу врагу, нарушая приказ. Была дана команда: на потери не обращать внимание. Если бы операция сорвалась, его ждал расстрел.

Немцев было много, видимо, были подняты на ноги все, кто держал оружие, по всей видимости, был нанесен большой урон и увели важную «птицу» в лице генерала. Они светили фонарями, но все равно осторожничали после боя с Николаем. Как они не заметили папу, когда он лежал, непонятно, видимо, не судьба была тогда умереть. Муса, когда побежал, чтобы отыскать своего бойца, заметил немцев и ушел чуть в сторону и пополз. Как ему удалось на него наткнуться, только одному Богу и ему известно, но он подполз и потащил его в небольшую лощину, а там чуть вниз была небольшая речка, и по этой речке на спине доставил папу до части. Немцы же, пробежав чуть вперед, нарвались на засаду наших бойцов, которые прикрывали уход разведчиков и после непродолжительного боя повернули обратно. Муса потом рассказал отцу, что он примерно понял, где его угораздило, потому что, когда бежали, то он постоянно оглядывался, следил за каждым. Когда побежал обратно, то думал, что успеет, но не успел и чуть не столкнулся нос к носу с фашистами. Он прилег, но заметил при лунном свете лежащего отца. Оказывается и отец, теряя сознание, заметил в стороне низину и там несколько деревьев. Он пополз туда и спрятался за дерево, чтобы было бы удобно и отстреливаться и вывести немцев на ложный след в сторону от беглецов, там и потерял сознание. Тактика разведчика маневрировать спасла его от явной гибели. Вот с тех пор они побратались. Таких бойцов, как папа, спасенных Мусой, в полку было немало. Но с отцом у них сложились особые, братские отношения. Он рассказывал, что бесстрашный был армеец и вообще чеченцы были настоящими воинами.

— А как в дальнейшем сложились их отношения, имеется в виду после войны? — спросил Майрбек.

Все слушали с большим интересом. Витя опять выпил немного сока.

— Воевали они до конца вместе, — продолжил он свой рассказ, — но получился казус в 1944 году. Мусу пригласили в штаб полка и объявили, что всех чеченцев и ингушей снимают с фронта и отправляют в Сибирь, якобы всю их нацию депортировали, как врагов народа. Приказано всех снимать с фронтов и отправлять туда же. Мусу спас командир полка, который очень уважал и ценил его, который в документах написал, что он по национальности кумык, а не чеченец. Муса долго не соглашался, но его все уговорили, так он остался дальше служить. В полку были еще несколько человек: двое чеченцев и один ингуш, но их отстоять не удалось. Тогда говорят, что все за них переживали. После войны Муса отправился искать своих и нашел их в Киргизии в городе Ош, дальше между собой они связь потеряли. Отец долго его искал, и вот пришла весточка в 1975 году, что он живет и здравствует в селении Гойты. Из Киргизии они, оказывается, вернулись не сразу, как все, а только в 1969 году. Папа, не задумываясь, решил поехать в Чечено-Ингушетию и меня взял с собой. Мне тогда было 15, а отцу 60 лет. Незабываемая встреча. Как нас встретили — просто слов нет. Мы погостили неделю, впечатлений уйма. Что такое гостеприимство бывает я и представить не мог. Далее мы дружили семьями, переписывались, я до сих пор общаюсь с его сыном Усманом. Приглашаю в гости сюда, не едет, может, соберусь сам поеду. Вот такие дела, ребята, почему я и вся наша семья уважает чеченцев. Когда я был на зоне, там тоже пришлось пообщаться с вашим братом, и что мне импонирует, так это те понятия, которые существуют там, это как бы переписанные ваши обычаи. Вся ваша нация живет по понятиям, по законам чести, про отдельных отморозков мы не будем говорить, их везде и во всех народах хватает. Я давно хотел с вами встретиться и рассказать об этой истории, да все никак не удавалось.