Кровавые жернова - Воронин Андрей Николаевич Страница 32

В соседней комнате раздался странный звук, словно кто-то ладонью стучал по подушке, затем послышалось цоканье. В гостиную важно зашел на высоких когтистых лапах черный петух, огромный красавец с огненным хвостом. Петух посмотрел, склонив голову, на Марину, на Полуянова, развернулся и с достоинством, присущим только птицам, покинул гостиную.

– Значит, вы не один? – улыбнулась Марина.

– Не всегда один, – ответил Ястребов, поднимаясь из-за стола. – Я хотел бы задержать вашу спутницу на пару минут. Вы не против?

Марина и Полуянов переглянулись. У женщины засосало под ложечкой. Ястребов, при всех его хороших манерах, внушал ей почти животный ужас. Но отказаться было невозможно – в конце концов, сами пришли за помощью, напросились и побеспокоили человека.

Растерянный Полуянов вышел во двор, присел на треснутый каменный жернов, который помнил еще с детства. Голова кружилась, но не от алкоголя, а словно воздух возле дома был разрежен, как бывает высоко в горах.

– Вам страшно? Вы боитесь колдовства? – почти не шевеля губами, поинтересовался хозяин странного дома. – Марина честно кивнула. – Но вы же хотите ему помочь? Он вам дорог? – И вновь согласный кивок. – Вы на многое готовы ради него? – На этот раз женщина задумалась. – Любая помощь требует жертвы, – произнес Ястребов.

Он взял Марину за руку, и женщина покорно двинулась за ним. Ястребов толкнул дверь, и они оказались в маленькой комнате с одним высоко расположенным окном. Чем-то она напомнила Марине строительный вагончик возле «Паркинга». Одну стену занимали узкие деревянные полки, заставленные стеклянными и керамическими банками разных цветов.

– Присядьте, – предложил Ястребов, предлагая Марине обтянутый кожей круглый табурет, какие стоят у стоек баров.

Женщина чувствовала, что целиком попала под влияние хозяина.

– Левую руку.

В руках Ястребова оказалась костяная игла, то ли рыбья кость, то ли тонко заточенная птичья.

– Если вам страшно – зажмурьтесь.

– Нет, я буду смотреть.

Почти не размахиваясь, Ястребов быстро уколол безымянный палец. Вырвал иглу. Крови не было.

– Это хорошо, – произнес Ястребов, подставляя под ладонь черное керамическое блюдце.

Он пристально смотрел на палец, и под его взглядом выступила крупная горошина крови.

И капли посыпались одна за другой, покрывая блестящую керамику. Кровь остановилась так же быстро, как и пошла.

Ястребов заглянул женщине в глаза.

– Только не говорите ему ничего.

– Почему?

– Иначе не поможет.

Марина смотрела на свой палец, на маленькую точку, след укола. Ей казалось, что иголка осталась в теле.

– Это пройдет завтра на рассвете, – усмехнулся Ястребов. – Вас уже заждались.

Хозяин не стал выходить на крыльцо, сразу закрыл за Мариной дверь.

Антон порывисто поднялся, осмотрелся. Они были одни.

Взял женщину за руку.

– Что там было?

– Я тебе ничего не скажу. Нельзя.

– Как хочешь.

Черный петух уже расхаживал по двору, его красный гребень горел на солнце.

– Мне почему-то кажется, что все у тебя пройдет, – прошептала Марина.

– Посмотрим.

Антон почувствовал тревогу, тело мелко дрожало. Когда они оказались за калиткой, заждавшийся и немного протрезвевший Григорий тут же принялся расспрашивать. Но его расспросы натолкнулись на стену молчания.

Женщина загадочно улыбалась, Антон просто не отвечал.

Обратная дорога оказалась на удивление короткой. Петрович был пьян, но выглядел молодцевато, даже голову держал прямо, выдавали его глаза, смотревшие в разные стороны, да краснота, проступившая на щеках.

Краснов выглядел уставшим. Он посмотрел на часы и произнес, глядя в глаза жене:

– Может, сегодня поедем? Еще успеем, Петрович обещал найти водителя.

– Нет, я не поеду, – ответил вместо Марины Антон.

Краснов удивленно посмотрел на друга:

– Ты хоть жене позвони, что ночевать не придешь.

– Позже из вагончика позвоню.

Гриша пребывал в расстройстве. Пока он ходил, экскаваторщик ушел, прихватив с собой остатки самогона, даже двухлитровой банки не оставил. Тарой в деревне дорожили, особенно вместительной.

– Гриша, ты, наверное, выпить хочешь? – уже по-дружески, как в далекой молодости, обратился Полуянов к Грушину.

– Почему бы и нет? Завтра на работу не идти… – Гриша подхватил ополовиненную бутылку коньяка и посмотрел на присутствующих по очереди.

Согласился пить лишь Петрович, да и то из принципа, чтобы Грише меньше досталось.

– Я сам все уберу, – пообещал Петрович, когда Марина попыталась составить пластиковые тарелки. – В костер брошу, все и сгорит.

– Можно, я бутылки заберу? – показал Гриша на бутылки из-под коньяка.

Один Полуянов, выросший в деревне, понял, зачем понадобились Грушину фигурные бутылки от дорогого коньяка. Настоит самогон на травках и не грех будет закрашенный самодельный напиток на стол поставить.

Самогон Краснову понравился, и он стал договариваться с Гришей, чтобы тот завтра к утру подогнал пару литров.

– Найду, – пообещал Гриша. – Только банку найдите.

Петрович неопределенно мотнул головой:

– У меня в тумбе письменного стола возьми.

Две есть. Только вымыть не забудь.

Вскоре Гриша уже прикручивал к багажнику велосипеда сумку с тарой. А затем, держась за руль, побрел по тропинке, наперед зная, что ему есть чем оправдаться перед женой: как-никак, Антон Полуянов приехал, человек в деревне уважаемый, хотя и не всеми любимый.

Антон почувствовал, что ему нужно побыть одному. Он направился к реке. Как завороженный, он смотрел на бегущую воду, на отражавшееся в ней холодное вечернее небо. Странным было это переливчатое соединение воды и воздуха.

Скрипнула старая ива, склонившаяся над водой. Антон поднял голову и увидел вдалеке идущего по проселочной дороге мужчину с косой на плече. Его силуэт казался вырезанным из плотной черной бумаги. Всех местных Антон знал, но понять, кто именно идет, как ни старался, не мог, пока наконец одинокий косец не скрылся за пригорком.

Глава 10

Пьяные не всегда засыпают быстро, все зависит от количества выпитого. Если пьян слегка, то спишь легко и сны видятся приятные. Но если перепил, то заснуть бывает сложно; то потолок наползает, то кровать шатается, как корабль в шторм. Антон Полуянов хоть и выпил много, но успел протрезветь. Помог этому визит к обитателю дома мельника. Боль ушла, и даже закрадывалась мысль, стоит ли идти с утра к Ястребову, ведь и так хорошо. Антон лежал на спине и не мог уснуть, потому что не чувствовал привычной боли, жжения, зуда. Гостевой вагончик за день прогрелся на солнце и отдавал ночью свое тепло обитателям.

В строительном вагончике были две небольшие комнаты, соединенные между собой тамбуром. Полуянов лежал, прикрывшись простыней лишь до пояса, смотрел в расчерченный деревянными планками потолок. Он слышал, как стрекочет сверчок, спрятавшийся под полом, слышал, как ворочается Сергей.

"Марина тоже не спит, наверное. Не собирался я сегодня ехать в Погост, не собирался оставаться на ночь. Приехал Сергей, я сорвался, не стал ему возражать. Почему все так происходит? Хочу одного, а получается другое.

Столько лет мы были знакомы с Мариной, и только потом, после дурацкой встречи на улице, нас потянуло друг к другу, словно какая-то неведомая сила бросила ее мне в объятия. Наверное, она тоже не думала, что так может случиться".

Будильника не было, и Антон боялся пропустить рассвет. Тем не менее он забылся сном на короткое время, даже не заметив, как это произошло. Повернувшись на бок, он посмотрел на желтую занавеску, прикрывавшую небольшое окно строительного вагончика. От лунного света, бьющего прямо в окно, желтая штора стала немного зеленоватой, и еле различимая зелень напомнила прохладную воду, сквозь которую просвечивают водоросли. Сон пришел удивительный, реальный, с запахами, звуками, насыщенный цветом. Антону казалось, что он вновь вернулся в детство, когда весь большой мир замыкался для него горизонтом вокруг деревни Погост. И не было лучшего места на свете для жизни, для игр и всего остального. А самым умным человеком в мире являлся школьный учитель.