Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть Страница 51

До встречи с Барбарой оставалось больше двадцати ми­нут. Бэзил нырнул в подвальчик забегаловки «Макдональда». Замученный работой китаец с серыми мешочками под гла­зами, кидая синие сингапурские доллары в ящик кассового аппарата, принял заказ на банку «колы» и картонку с ветчин­ным сандвичем. На экране телевизора солдат колотил кас­кой какого-то араба, который просяще гладил его лицо ла­донью... Давали новости.

На улицу Изумрудного Холма с Орчард-роуд он свернул минута в минуту назначенного срока. Узкий проезд между старых китайских двухэтажек перегораживал круглый при­лавок под навесом. Бочковое пиво разносили по столикам, разбросанным вдоль тротуара, неторопливые ребята в гал­стуках-бабочках, вертя подносы на растопыренных пальцах.

И сразу увидел Барбару. Льняное приталенное платье сероватого оттенка со свободными складками делало ее со­всем юной. Снова показалось, что волосы отдают рыжиной. Изумрудное ожерелье, наверное, стоило денег, хвативших бы на покупку одного из домов рядом.

—    В первый раз на свидании в Сингапуре? — спросила она, приметив пучочек фиалок в его нагрудном кармане.

—   В первый, — сказал он. — И не верю своей удаче...

Букетик удивительно пришелся к платью.

—    Представь меня, Барбара, а то получается, что я под­слушиваю, — сказал коренастый смуглый азиатец из-за ее плеча.

Она выдвинула его за локоть вперед.

Полосатая сорочка навыпуск. Нагловатые глаза за дым­чатыми стеклами очков в стальной оправе. Словно гутали­новые гренадерские усы, переходящие в бакенбарды. Аромат дорогой сигары. Массивный перстень с университетским вензелем.

—    Я Рутер Батуйгас, филиппинский коллега Барбары... Предпочтительнее, когда между местной леди и заезжим фарангом находится третий азиатского обличья. Тут свои обычаи... Так что воспринимайте меня как неизбежный ак­сессуар. Идет? И зовите Рутер. Идет?

—   Я — Бэзил.

—  Что будете пить, джентльмены?

Она выбрала столик у красных колонн «Лавки одной це­ны» с витриной, заставленной миньскими вазами.

—  Ага, — сказал Рутер, — значит, платишь ты, Барбара?

—      Давайте демократическим путем, — предложил Бэ­зил. — Бросим на пальцах! Ну... раз, два, три! Игра!

Вышло платить Барбаре. Бэзил подметил по-змеиному быструю реакцию филиппинца, который явно подстроился, повинуясь ее сигналу.

—   На день, как собирался, или больше? — спросила она.

Бэзил кивнул.

Пока ждали кружки с бочковым «Тайгером», филиппи­нец рассуждал о листках с извещениями о разоблаченных ведьмах, ставшие в средневековой Европе предками газет. Придворные и духовные лица, а также иностранцы остава­лись тогда героями тайных доносов, а не общественного мнения.

—   Как у вас в России, — закончил он.

—      Договоримся, Рутер, не цеплять сегодня Россию, — сказал Бэзил. — Кто его знает, что там происходит и что будет в ее завтрашних газетах? В моей гостинице московских я не видел, в том числе и своей. Верно, и в других местах в Сингапуре положение столь же тревожное...

—     Да, ваших газет в жизни не видел. Правда, смотрел кино «Братья Карамазовы»...

—       Потому что сюжет построен на уголовной истории, так? — сказала Барбара.

—     Да уж верно, — вздохнул Рутер. — Сплошной фрей­дизм. Убийство на почве затянутого и неосознанного сексу­ального соперничества между отцом и сыном... Слишком сложно для моего опыта.

—    Расскажи, Рутер, о своем захватывающем опыте Бэзи­лу, — сказала ехидно Барбара.

—    Мой опыт? Я убил шестерых в порядке самозащиты и дважды привлекался к суду по обвинению в убийстве. В спра­вочнике Интерпола меня называют «самым диким полицей­ским репортером». Я изучал право, потому что готовился после университета поступить в уголовный розыск... А там оказалась такая коррупция, с какой пока нигде не сталкивал­ся, разве что в прессе...

—   В филиппинской полиции? — спросил Бэзил.

—    В манильской, чтобы быть точным... Дело отца и сына Карамазовых с криминалистической точки зрения несколь­ко старомодно. Если Достоевский хотел сказать, что приоб­ретаемый в жизни опыт только жестокость и порок, то он — слабак... Мир таков, как есть, другого не выдумать. Учись желать и пытайся понять...

—    Надеюсь, это уже вывод? — спросила Барбара. — Я хо­тела сказать, что еды не закажу, джентльмены. Закусывать будете в «Холидей инн».

—   Ох, — простонал Рутер. — В честь тебя, Бэзил, выставят немыслимые харчи в ресторане финансовых акул. Хотел бы я знать, кто оплатит на самом деле счет... Слушай-ка, да ты не агент КГБ?

—  Мне бы тоже хотелось это выведать, — сказала Барбара.

—     Не хочется вас огорчать, друзья... Думаю, мне удастся там восстановиться в самое ближайшее время. Меня выбро­сили из отдела особо изощренных диверсий за предатель­ское распитие пива в частной обстановке с одним филип­пинцем и незамужней сингапурской леди. Обвинение — алкоголизм и покушение на невинность.

—   Там это считается серьезной промашкой?

—    Вроде этого, Рутер. А тебе что же, не нравятся пиво и красивые женщины?

—     Ох, — опять простонал Рутер. — Тебя не следует пус­кать на пресс-конференции. Ты задаешь провокационные вопросы...

—    Но одна красавица сильно портит тебе карьеру, верно ведь, Рутер? — спросила Барбара. — Как раз теперь...

—     Я женился на этой женщине, Барбара. Да, это случи­лось со мной. Я вступил в брак... Ей позвонил однажды до­брожелатель и сказал, что меня выловили нагишом и мерт­вым из реки и нужно привезти что-нибудь прикрыть тело в морге. Она ответила, что хочет спать и займется этими забо­тами утром... Для нее я бессмертен. Эта женщина рождена быть моей женой.

—   Что же за работа у тебя такая? — спросил Бэзил.

—    После увольнения из угрозыска я пишу детективы для воскресных приложений... Еще я просматриваю полицей­ские объявления с обещанием наградных за такого-то живо­го или мертвого. Семьдесят с лишним пойманных бандитов. В среднем по триста долларов за голову... Но для этого прежде всего нужна своя голова. Семь футов под землей обрели многие, у которых мускулы не хуже, чем у Сталлоне в «Ре­мбо», но мозги работали плохо... Не смотри на меня как на стукача, Бэзил. Я отлавливаю исключительно бешеных вол­ков, от которых страдают все, не только полиция. Именно поэтому меня терпят в подпольном мире длинных стволов... Знаешь, этот мир очень быстро выдает своих, если они уж слишком привлекают внимание угрозыска. Такие люди ме­шают нормальной жизни всех... Усредненность — в этом спасение преступника. Я себе постоянно напоминаю: усред­няйся, усредняйся. Что съедается в джунглях? Что двигается не в ритм со всем остальным... Либо торопится, либо отстает, либо слишком молчаливо, либо шумит излишне...

—     Этот человек, Рутер, работал во Вьетнаме, — сказала Барбара.

—      Тогда о чем говорить? Не о чем говорить, — сказал Рутер. И без перехода спросил: — А у тебя есть жена и дети, Бэзил?

—    Дети есть, — сказал Бэзил. — Сын. Жены нет. То есть она жива, еще раз вышла...

—   Звучит, как вести с Луны, — сказала Барбара. — То есть такие разговоры о родственниках в России тут вот, в этом месте...

—    А я слышал, что разводы запрещены партией, как у католиков, — сказал Рутер.

—   У коммунистов нет религии, они агностики, — объяс­нила Барбара.

—   Ух, — сказал Бэзил.

Барбара подала официанту сигнал насчет счета.

—  А какие заботы привели в Сингапур, Рутер? — спросил Бэзил.

—   Пока секрет.

—     Да брось, — посоветовала Барбара. — Тебя призвали писать репортажи, открывающие глаза на китайскую ма­фию, в частности на «Бамбуковый сад», который тянет «мас­ляные деньги» с таксистов, девушек доступных достоинств, мусорщиков, держателей автоматов с напитками... Бэзила нечего опасаться... Так ведь, Бэзил?

—   Верно. Но знать интересно.

—   Держись подальше от таких знаний...

Рутер покачал головой.

—     Местные не решаются... Ну, долгая история. Погово­рим о моих очерках после прочтения.