Эльмира Нетесова - Закон Тайга Страница 63

— Какая пахота? Ты охоту пахотой лаешь? - изумился Тимка.

—    А что это, по-твоему, - балдеж, выпивон?

—  Это все равно, что на дело идешь. Капканы на пушняк, как наколки с утра на вечер, - кого тряхнуть надо, метишь. А потом, как дань с фраеров, - хиляй и снимай. Только на воле тому сто шухеров возникнут. А тут - никого. Одна тайга. И ты - бугор, без пера и пушки берешь с нее свой положняк, навар. Коль такое пахотой облаять, то что ты петришь в делах? Это ж пуш­няк! Я на нем по куску в месяц заколотил на дедовой заимке! Его собирать - кайф! У меня и нынче руки трясутся, когда соболя иль норку из петли достаю. То тебе не дохлую кассу на почте трясти иль старушечьи сумки выдирать. Не хочешь дела, сиди здесь, стереги пушняк, какой мы брать будем. Но усидишь ли? - усмехнулся Тимка.

—  А на кой сдавать пушняк? - прищурился бугор и про­должил: - Я и сам могу толкнуть его на материк. Не зря ж у меня кликуха Филин. Петрю, значит.

—  Не сдашь, тебя в зону толкнут. Усек? Думаешь, без понта тебя и кентов сюда заткнули? - перебил Тимка.

—  Заначку сделаю. Чтоб часть - себе...

—  Замучаешься. Мусора сюда наведываться будут. Обшмо­нают! И тогда - амба! Вы ж - условники!

—  В шалаше не спрячу. В тайге места хватит. Ее не обшмо­нать, - усмехнулся бугор и спросил: - А ты нычку держишь?

—  Нет. Не получилось.

—    Кто встрял?

—  Непруха. Вначале, как и ты, хотел все себе сграбастать и на материк. Да самого медведь сгреб. Едва одыбался. Теперь уж не помышляю про навар.

—  В сознательные заделался? - хохотнул Филин.

—  Мне до них невпротык. Это точна. А вот греха бояться стал...

—  Ты о чем? - не понял бугор.

—  Знаешь, ведь я в тайгу вором нарисовался. Сам по себе. Никто меня не звал, не ждал. Завалился к деду. И приклеился. И все б ладно, если б не медведь. Может, и сдох бы в дураках. Да только не его, не зверя я тогда испугался. А смерти... Жить захотелось. Дышать. И к Богу обратился всем своим поганым нутром. Слова сказать не успел. Подумал. А Бог и услышал. Даже меня. Не дал сдохнуть. Из медвежьих лап вырвал... Не враз я допер. Нынче знаю, что шатун тот меня стремачил. За разбой, за то, что с тайги хотел я свой навар снять. Вот так бы и остался под корягой. В тайге не пофартишь, Филин. Она - не человечий дом. Когда я на катушки свои снова встал, все обду­мал. Вспомнил. Как и для чего дышать остался. Больше зарекся в тайгу вором рисоваться. Знаю, спросит. И уж не поверит, не спустит.

—   Блажной совсем. Да для того и тайга, чтобы медведи в ней водились. А шатуну, как и фартовому, без разницы, с кого навар снять. Лишь бы в пузе тепло стало. Зверь и тем паче без мозгов... А в тебе страх засел. Все потому, что в делах долго не бывал. Мозги и поржавели. Нуда пустое. На волю выйдем, все пройдет, - улыбался Филин.

—  Нет, бугор. Не кент я тебе. Сдыхать, как и дышать, один раз дано. А мне в селе ожмуровку все время устраивали. Выжи­вать устал. Усек иль нет? Надоело быть трамбованным. А пото­му додержу вас до воли и все! Крышка!

—  Не дергайся, Тимофей! От нас запросто не линяют.

—  А я с закона выброшен.

—  Хрен тебе! Ввели! Иначе кто б из наших пошел за тобой в тайгу. Фартовый ты! Того все кенты потребовали.

—  А меня кто спросил? - удивился Тимка.

—  А на что? Кто от чести откажется? Мы ж тебя по всем правилам, на сходе. А не спросили, потому что времени не было. Да и приморен ты был. В больнице. Не прорвешься. Как сейф с рыжухой, тебя стерегли.

—    Нет, Филин! Не смогу я так. Оторвался от вас. Душой. Обратно не прирасту. Не дано мне.

—  Почему?                                                                                            

—  Много пережил. Думал, сдохну. От стыда и горя. Но тебе не понять. Мне даже хавать было не на что. Хоть накройся. Копейки не дали. Мое зажилили. Дарья поняла. Хоть и баба. Одолжила. Выжить помогла. Хотя кто я ей? Когда же вас при­перло, ко мне прихиляли. Срань свою забыли. И снова под примусом... А на хрена вы мне? Отболело! Остыло! Завязал!

—  Усек. Не дери глотку! - вздохнул бугор. И сел ближе к Тимке, накинул на плечи телогрейку. - А мне взбредало, что ты в бугры метишь. Над всеми. И меня, и кентов за обязаловку подомнешь. А ты чудной, Тимка. Видать, тот шатун сильней фартовых. Не то мозги, душу твою перетряхнул. Вывернул наиз­нанку.

—  Знаешь, когда-то я, дурак, Горилле не поверил. Что баба и тайга умеют мозги перевернуть любому фартовому и душу очис­тят, коль она в нем не сгнила. Не знаю, как баба... Но тайга умеет с этим сладить, - перебил Тимка бугра и добавил: - А бугрить я не хочу. Нахлебался я от фартовых. Был в законниках, канал, при­моренный, в параше. Вот только человеком не жил еще. А надо бы. Жить нам один раз дано. Вот и я хочу. Сам по себе. Отмантулю с вами этот год. И все...

—  Это ты напрочь? Не ссышь разборки? - заледенел голос Филина.

—  Уже нет. Устал пугаться. К тому же не мне, вам бояться надо, чтобы со мной, не приведись, что-нибудь не случилось. Вам не от Вахрушева, а от вышки не слинять. Это, как два пальца обоссать, понятно. Мусора даже случайность на вас спи­шут. И уж все выместят разом. Слинять не пофартит. Вокруг - тайга. Чуть высунулся - тюряга либо локаторщики. От них не смыться. Да и в тайге без меня сдохнете. Так что на понт не бери. Не мне за свою шкуру, тебе за меня дрожать надо теперь, днем и ночью, каждую минуту. И молить Бога, чтоб не плюнул я на вас.

—   Вот, падла, гонорится! И не ссыт, что калган в сраку вобью! - запыхтел Филин, отодвинулся от Тимки.

—  А с чего мне трястись? Ты - бугор в селе. А в тайге ты кто? Кентов не накормишь, сам с голодухи сдохнешь.

—  Я к голоду привыкший, Тимка. Сколько его терпел, дру­гим на десятерых бы помнилось. Так что не тем берешь. Мне смалу, сколько себя помню, все жрать хотелось. Оттого и воро­вать начал, - разговорился Филин.

«Звеньк», - стукнул капкан за шалашом. Тимоха вскочил. За ним Филин из шалаша вывалился.

За корягой под сугробом сверкали зелеными звездами глаза лисы.

—  Попухла! - взревел бугор. Лиса, услышав этот рык еловой в сугроб влезла. Задрожала от страха.

Всего-то и хотела заячьим нутром полакомиться. А оно при­мерзло к железу. Едва потянула заячью печень, капкан срабо­тал, прищемил железными зубами обе лапы. Рвалась лиса из капкана. Но куда там! Кровь из лап на снег текла. Эх-х, горе- голод заманил в ловушку.

Тимка коротко ударил лису по голове. Та, тявкнув, упала без дыхания. Бригадир открыл капкан. Вытащил лису, перерезал ей горло.

—  Зачем ты ее на перо взял? - удивился Филин. - Ведь замокрил...

—    Я однажды вот так же вытащил огневку и оставил у зимо­вья. Думал, утром шкуру сниму. А проснулся, ее и след про­стыл. Оклемалась и слиняла. Не пришиб, оглушил на время. Да ладно б просто сбежала. А то и зайца моего сперла. Готового, ободранного. Неподалеку сожрала. Дед Коля надо мной с неде­лю смеялся, все вспоминал, как лиса меня за лень проучила, - ответил Тимка. И, подживив костер, тут же принялся снимать с лисы шкуру.

У Филина глаза загорелись:

—   Вот это мех! Хороша зараза. За такую большие башли сорвать можно.

—  Тьфу ты, гад! Не успел порадоваться удаче, - вздохнул Тимка.

—    А фортуна - это башли! Все верно. А для чего ты ее поймал?

—  У нас с тобой радости разные. Ты про башли, я про уда­чу, какую тайга подарила. Вон какую красавицу не пожалела - отдала мне, - радовался бригадир.

—  И сколько тебе за нее дадут? - прищурился Филин.

—  На то охотоведы есть. Они оценивают.

—  За пять червонцев беру ее у тебя, - выдохнул бугор.

—  Сам поймай. Заимка не барак. И я тебе не сявка. Хватит на чужом хрену в рай ездить! - вспылил Тимка.

—  Не дымись, кент. Не хочешь, не надо, - согласился Фи­лин без злобы, не сводя глаз с лисьей шкуры.

Остаток ночи Филин провел с фартовыми. Забрался меж ними в самую прогретую середину и спал, пока Бугай не заорал диким голосом:

—  Кенты! Гляньте, кого Тимоха приволок! Да проснитесь, задрыги!

Прямо перед шалашом бригадира лежал убитый олень. Тим­ки не было. Не оказалось среди фартовых и Кота.

—  Куда они слиняли? - удивлялись условники.

— Далеко не смоются. Вы вот что, сообразите костер, да этого рогатого оприходуем в ведро, - скомандовал Филин.

Пока условники притащили сушняк, из тайги вернулись Тимка с Костей. У обоих полные руки связок. На них зайцы, белки, соболи, куропатки.

—  Добытчики нарисовались, - осклабился Филин.

—   Долго дрыхнем, фартовые! - не скрыл раздражения Тимка.

Позвав бугра, он стал учить, как правильно свежевать тушу. Нож в его руках был послушен. А у Филина выпадал в снег.

—  Вот гад, жмурить и то легше, - чертыхался Филин, но не отошел.

— Тоньше бери. Зачем столько мяса на шкуре оставляешь? Потом отдирать тяжело - сухое. И спать на ней не сможешь - вонять будет.

—  Спать на ней? Неужели мне ее дашь? - изумился Филин.

—  Подарю, чтоб всякая зверюга, когда в шалаш вползет, тебя от всех отличила. Чтоб не ошиблась и не промахнулась, - рассмеялся Тимка.