Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть Страница 69

Согласие русского на встречу заполучали несколько рис­кованно. Клео, звонивший Севастьянову, сказал, что пригла­шает его побеседовать по рекомендации адвокатской конто­ры «Ли и Ли». Русский не мог по телефону, находившемуся в помещении торгпредства и прослушиваемому их контр­разведкой, подробно расспрашивать. Севастьянов, как сле­довало из намеков Ли, действовал без санкции, на свой страх и риск. А это у бюрократов — смертельный грех. Вполне возможно, русский решил сыграть личную игру. Интрижка с женой сотрудника посольства в Бангкоке — немаловажный штрих в пользу предположения.

Ведя «ситроен» эстакадой над лагуной, Бруно вздохнул. Далеко внизу напротив причала Клиффорда красные джон­ки, подняв плавники парусов, уваливались под ветер. Если бы Барбара приняла предложение на палубе посудины да Сузы... Если бы приняла.

Сбросил бы с рук «Деловые советы и защиту», «Индо-Австралийский», остановил бы захват «Нуган Ханг бэнк» и наплевал на «Мосберт холдинге» вместе с китайскими скор­пионами Клео и Кротом, а в придачу на «Бамбуковый сад» и Крут! Да, он вынашивал большой жизненный план...

Возможно, Севастьянов вынашивает собственный боль­шой жизненный план, связанный с женщиной, которая при­ходила к нему в номер в бангкокском «Амбассадоре»?

Если эта ящерица Клео оказался схваченным за хвост, именуемый Ли Тео Ленг, он же Амос Доуви, русским ловка­чом — кто бы мог ожидать от бюрократа? — пусть хвост и останется в руках удачника. Хвост, даже при цене в восемнад­цать миллионов, стоит ящерицы в любом случае.

Радиотелефон подал сигнал. Номер принадлежал его кон­торскому телефону в «Деловых советах и защите». На авто­мобиль вызовы шли по радио.

—   Слушаю, — сказал Бруно.

—     Рад вас слышать, дорогой господин Лябасти... Здесь стряпчий Ли из конторы «Ли и Ли».

—  Взаимно, дорогой господин Ли. Взаимно... Вниматель­но слушаю вас.

—   Только пожелание... Да, именно только оно. От членов коадъюторского совета. У них там складывается впечатление о необходимости передачи ваших дел.

—   Передаче моих дел?

—   Ну, да. У меня, знаете ли, сложилось вполне определен­ное впечатление из бесед с членами совета на этот счет. Этот город, знаете ли, господин Лябасти, Сингапур. Вы живете в нем десяток с лишним лет, не так ли? У меня сложилось определенное впечатление, что передача дел сыну в резуль­тате... в результате какого-то форсмажорного обстоятельст­ва... скажем так. Вот... передача дел сыну. Он, кажется, в Банг­коке? Вот что подходило бы сейчас и вам, и ему. По наследству... Скажем так.

—   По наследству?

—   Скажем так, господин Лябасти. По законам этой стра­ны, где, как писала одна журналистка, кровь голубая, а богат­ство старинное... Ваш сын сможет именно этими словами говорить о своих движимых и недвижимых активах. Вы — нет... Если согласитесь, такое же предложение получит и гос­подин Сурапато. У него тоже прекрасный сын... Правда, в отличие от Жоффруа балбес, хотя и китаец...

Бруно обошел красный «фольксваген» со срезанными для фасона крыльями. Из окна высовывалась болонка с красны­ми подтеками на шерсти под глазами. С языка тянуло слюну.

—    Но ведь имущество и капиталы Клео формально при­надлежат его отцу, — идиотски сказал Бруно.

—    Господин Сурапато в эти минуты торопится к уважае­мому бывшему депутату Лин Цзяо, который почувствовал роковое жжение в области грудной клетки...

—   От имени кого вы говорите, господин Ли?!

—  Никто не хочет скандала, господин Лябасти, из-за этих восемнадцати миллионов, незаконно присвоенных Клео и вами тоже. Вы не там их взяли.

—   Севастьянов посещал вас!

—     Севастьянов бессмертен, потому что он — государст­венный служащий. Нет его, будет другой... Необходимо ваше завещание. Вы патриот этого города, господин Лябасти, а у этого города, знаете ли, почти ничего нет своего, кроме ре­путации. Таким образом, вы обещаете все взвесить и после­довать, скажем так, благоразумному совету. Да!

«Возьми себя в руки», — сказал он себе,

—   Обещаю, — ответил в телефон.

—     Вот и отлично. Я всегда вас считал, да и не только я, совершенно нашим. Ваш поступок не будет забыт. Ваши дети будут счастливы. Да... Всего доброго!

Ли разъединился.

Бруно набрал номер телефона квартиры на Кэйрнхилл- серкл. Слушал безответные гудки... Отец Клео уже ушел в мир иной?

Он представил поросшее дикой травой поле, холмы и рытвины, безобразные оползни оврагов и обрушившиеся участки каменной ограды китайского кладбища на берегу острова Пулау-Убин. Каждый раз, возвращаясь с рыбалки, Бруно приходилось пересекать запущенные аллеи, вдоль ко­торых поднимались надгробия и мавзолеи, похожие на ми­ниатюрные копии банковских зданий и торговых контор. Какое же архитектурное сооружение закажет Клео отцу? И будет ли его собственное надгробие поставлено Сун Юй в форме дорических колонн с фаянсовыми великоханьскими львами, как перед дубовыми дверями компании «Лин, Клео и Клео»?

Телефон на Кэйрнхилл-серкл ответил после десятого или пятнадцатого гудка. Бог, которому все эти долгие секунды молился Бруно, существовал.

В просторной квартире Клео Сурапато сквозняки гуляли по комнатам, бесстыдно, как покрывала танцовщиц, задирая над распахнутыми всюду дверями прозрачные белые зана­веси. Выписанные на них каллиграфом поминальные чер­ные иероглифы, казалось, метались сами по себе словно летучие мыши, вспугнутые среди бела дня. Дети с выпачкан­ными сластями мордашками носились, визжали и кричали, отнимая друг у друга игрушки. Едва не опрокинули в спальне покойного поставец литой бронзы с жертвенными воскуре­ниями перед лакированной табличкой с именами предков. Ни хозяева, ни гости ничего непочтительного в этом не усматривали. Депутат Лин Цзяо, бесспорно, скончался, и тело находилось в морге, но дух обретался в семье, в этом доме, наслаждаясь разноголосьем детской толпы, радуясь преумножению здорового и сытого, хорошо одетого потом­ства.

Клео улыбался родственникам, очень дальним, правда, скорее землякам, чем единокровникам, подгонял как поло­жено нанятых официантов из ресторана гостиницы «Манда­рин», изрекал банальности. А на душе камнем лежало сооб­щение Сун Юй, ездившей в госпиталь Елизаветы для юридического оформления кончины. Санитар, являвшийся агентом «Деловых советов и защиты», шепнул ей:

— Госпожа, ваш почтенный мертвый свекор посещал ла­бораторию, где ему делали внутривенные вливания витами­на Б-двенадцать. Последняя инъекция содержала раковые клетки... Быстродействующие.

Кто?

Все гости казались на одно лицо, будто каждое покрывала марлевая маска, как у санитаров в морге.

Сухое горло саднило. Он много пил пива, чего раньше не делал, но мучила жажда, и Клео подумал, что, возможно, это из-за отсутствия слез, которые принесли бы облегчение. В туалете он попытался заплакать. Не получилось. И начи­нал закрадываться страх, что он непочтительный сын и дух отца истолкует его поведение как низменную жажду наслед­ства, стремление к беспутной жизни с обретенными средст­вами.

Ох, сколько бы он дал, чтобы вернуться в то время, когда отец бил и бил из автомата по людям капитана Сы у озера Гашун Нгор в стране полудиких таджиков! Или когда леги­онер Бруно, жалкий и раздавленный собственной беспо­мощностью, кричал свою бессмысленную фразу с грузовика возле канала У Кэй!

Клео в раздумье, замешенном на неуместном в такие минуты озлоблении, прохаживался от стены до балкона в спальне отца, делая вид, что следит за воскурениями перед табличкой с именем покойного.

—   Дедушка Клео, — сказала тихонько внучка бухгалтера его фирмы «Лин, Клео и Клео», — там звонит и звонит телефон...

Звуковой сигнал параллельного аппарата в спальне, ко­нечно, отключили. Мигал только проблесковый зеленый огонек вызова.

Поколебавшись, Клео снял трубку.

—   Клео, — узнал он голос Бруно Лябасти. — Севастьянов нам нужен как спасение... Я понимаю, у тебя траур... Но, чтобы его не справляли через несколько дней по нас самим, выполняй приказ. Парень должен принять подарок от вас с Кротом! Что он заявил на встрече с вами?...