Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть Страница 70

Поколебавшись, Клео снял трубку.

—   Клео, — узнал он голос Бруно Лябасти. — Севастьянов нам нужен как спасение... Я понимаю, у тебя траур... Но, чтобы его не справляли через несколько дней по нас самим, выполняй приказ. Парень должен принять подарок от вас с Кротом! Что он заявил на встрече с вами?...

В золотом салоне круглый закусочный стол обычно ста­вили на отшибе, рядом с электрическим канделябром и поч­ти под рамой картины с императорским фазаном. Гостя усаживали на диван черного бархата, обставленный с торцов миньскими вазами, приспособленными под подставки для ламп с черными же абажурами. К дивану приставили глубо­кие кресла золотистой в красную полоску обивки.

Крот рассчитывал, что Севастьянов уловит символику цветов. Клео ухмыльнулся на этот расчет, но ничего не ска­зал. Обивка кресел обозначала в старом этикете места для людей, ждущих прозорливых советов.

Ожидая таковые, Клео с ненавистью наблюдал, как сме­ется Севастьянов, обнажая ровные лошадиные зубы, прису­щие большинству заморских дьяволов. Цвета переспелой рисовой соломы шевелюра, распадающаяся от макушки до лба надвое. Дорогой галстук фирмы «Ля Рош». Вот, наверное, думает, прилетели китайские птицы, уселись рядком и гото­вы полезть в силки. Смеется предложенному миллиону син­гапурских долларов!

Крот раскрыл кожаную папку с балансом фирмы «Мос­берт холдинге» на странице, где регистрировалось все, свя­занное с кредитом, полученным от Васильева. Там же лежала копия бумаги о возбуждении фирмой в суде дела о банкрот­стве Ли Тео Ленга.

Клео увещевательно сказал:

—    Речь идет, дорогой господин Севастьянов, не о сдаче нашей позиции. Предмет беседы — сближение вашей и на­шей позиций. Некто, если вы согласитесь с таким принци­пиальным подходом, встретится с вами и немедленно пере­даст оговоренный миллион.

—   Васильев отпустил «Мосберт холдинге» восемнадцать.

—     Глубоко уважаемый господин Васильев скончался. В Москве дело закрыто. Таким образом, господин Севастья­нов, ни нам, ни вам некому возвращать деньги, — сказал Крот.

—    Компромиссы, — вступил Клео, — мастерски достига­лись вашим учителем Васильевым... Мы согласимся вернуть деньги лично вам. Это будет наша уступка. А вы согласитесь, чтобы возвращался один миллион... Это будет ваша уступка. Это много, очень много, господин Севастьянов. Почти пол­миллиона американских. После этого вы оставите без вни­мания слушание о банкротстве Ли Тео Ленга.

Впервые за многие недели он ощутил уверенность. Ход, сделанный по наитию в адвокатской конторе «Ли и Ли», потянул. Потянул! Догадка, версия становилась делом и пла­ном.

—   Возможно, желаете больше? — спросил Крот.

—   Должно быть возвращено взятое у Васильева плюс за­конный интерес. Интерес мы можем вместе определить из средних процентных ставок минувших лет.

Молчание затягивалось.

—     Если твердость вашего характера, которая вызвала у нас восхищение, господин Севастьянов, перейдет в непод­вижность, — сказал Крот тихо, — ничего не получите.

—   Ничего, — подтвердил Клео. — Но с ответом мы ведь не торопим... Вам предлагают полмиллиона американских дол­ларов. Взвесьте.

—      Мы знаем, что вы нуждаетесь в средствах, — сказал Крот. — Мы располагаем достоверной информацией о нали­чии в Бангкоке некоей русской леди, ваши чувства к кото­рой... как бы сказать... бросились там в глаза. Вы оба молоды, и полмиллиона — прекрасная основа для начала счастливой, комфортабельной и активной жизни.

—   Мы располагаем также другими сведениями, — сказал Клео. — Характер вашей работы в торговом представитель­стве не включает более полномочий на решение вопросов о кредитах. Не так ли? Вы ведете личную игру. Согласитесь, если об этом узнают в вашем представительстве или в Мос­кве, утро следующего же дня начнется для вас с беседы с офицером контрразведки в посольстве. Вне сомнения, из посольства вы уже не выйдете. Прямехонько на машине по­сла в Чанги до трапа самолета «Аэрофлота» на Москву. Скан­дал усугубит подозрения относительно того, что Васильев и вы в прошлом действительно были... нечисты на руку, что ли...

—              Мой друг Клео, — сказал Крот, — сгоряча даже соби­рался обжаловать ваши интриги в торгпредстве сразу, как только нам сообщили о них из конторы «Ли и Ли»... Знаете, стряпчий Ли — мой большой друг... Мне едва удалось охла­дить его горячность. Он собирался говорить с вашим торг­предом, что вы занялись вымогательством с целью обеспе­чить себе безбедное существование с известной вам русской леди из Бангкока где-то на Западе... Представляете, до чего можно дойти в преувеличениях?

Васильев, когда переходили на подобный тон, не злился. В конце концов, частный бизнес — есть частный, и различия между взяткой, шантажом и законным интересам по про­центам с кредита, по существу, нет. Партнеры по перегово­рам, если это переговоры, навязывали суету.

—     Благодарю за содержательную беседу, джентльмены. Обмен мнениями оказался полезен. Мне пора, — сказал Се­вастьянов. — На службу...

—    Вот номер телефона, — сказал Клео, а Крот протянул безымянную визитную карточку с семью цифрами. — Когда соберетесь с силами дать ответ, позвоните. Наше предложе­ние полностью отвечает вашим действительным и долго­срочным интересам. Мы в этом уверены.

Официант в желтом блайзере и красной «бабочке» прово­дил Севастьянова к лифту. Кланялся, пока сдвигались авто­матические двери.

Вышли из золотого салона и оба клиента, заказывавшие помещение на два часа. Планировался обед, который не со­стоялся.

Откланявшись Клео и Кроту, исчезнувшим за створками лифта, официант вернулся в золотой салон и вытащил из вделанного в столешнице под скатертью магнитофона кассе­ту. Ее заказывала юридическая контора «Ли и Ли».

Из спальни покойного бывшего депутата Лин Цзяо его сын и наследник Клео Сурапато ответил Бруно Лябасти, звонившему из своего «ситроена»:

—     Бруно, наживку парень не взял. Но и не отвернулся. Принюхивается.

—   Твое предложение?

—   Он соблазнится. Он позвонит. Практически он дал это понять. Он позвонит.

Бруно теперь выезжал на авеню Клемансо против холма с резиденцией премьер-министра. Кучка празднично оде­тых китайцев толпилась у входа в гостиницу «Кокпит». Он почти завидовал им.

—    Клео, ты получишь одно странное предложение... Воз­можно, по телефону, как только я разъединюсь с тобой. Во всяком случае, сегодня и не позднее завтрашнего утра. Не говори на него «нет». Понял меня? Повторяю: не говори на него «нет». Это — приказ. Мы дадим свой ответ после того, как его нам даст этот русский...

Клео рассеянно положил трубку.

Как странно... Отец скончался именно в те минуты, когда он сидел в золотом салоне «Шангри-ла» с Севастьяновым. Плохой «фэн шуй» этот варвар. Тогда на выходе из холла гостиницы администратор пригласил его к телефону.

—   Отец, — сказала Сун Юй. Она никогда не обращалась к нему так. И Клео понял. Остальные слова не имели значения.

Страх пересиливал горе: его сделали наследником, чтобы вырвать еще больше...

2

Очень много лет назад в двустворчатые двери двухэтажки на улице Изумрудного Холма позвонила пожилая женщина в праздничной кофте и брюках. В полусогнутой руке она напряженно сжимала узелочек из красного платка.

Открыла пожилая китаянка, опиравшаяся на алюминие­вую клюку.

Женщина кротко сказала:

—   Сватьюшка, здравствуй!

—   Но моя дочь не замужем! Кто вы, госпожа?

—    Позвольте мне милостиво войти, уважаемая... Прошу вас...

Некто Освальд Ли Фу Чен, сын состоятельного скорняка, державшего салон меховых изделий на Пикеринг-стрит, скончался двадцати двух лет от роду и постоянно являлся во сне родителям. Однажды он сообщил отцу относительно сво­его желания сочетаться законным браком. Очнувшийся от горячечного бреда скорняк не спал до рассвета, а утром по­ведал супруге ужасную новость. В беседе с сыном он дал согласие на его женитьбу. При этом сын назвал невесту. Девушку из дома 48 на Изумрудном Холме. Она частенько играла в крошечном дворике, обнесенном чугунной решет­кой, когда он, Освальд, шел в школу, расположенную, как известно, в конце той улицы, неподалеку от «Лавки одной цены».